У Вадима зазвонил телефон. Он открыл крышку крошечной телефонной ракушки — в его огромной лапе она практически потерялась, внимательно выслушал говорившего, сказал только одно слово: «Хорошо», и снова спрятал телефон где-то в недрах своих необъятных карманов.
— «Артист-дублер» звонил. Сказал, что к себе домой заехал — предупредить обслугу, что ночевать будет в другом месте.
— Куда это — к себе домой? — поинтересовался Серёня.
— Как, куда? Не бездомный же Ферзь. У него квартира есть, и преотличная. Ключи мы у спящего Ферзя забрали и артисту уже передали. Он-то в данный момент за Ферзя и отдувается. За те деньги, что мы ему платим, можно рискнуть, и даже в самое логово к Ферзю сходить. Но ненадолго. Мы вот как решили, — и Вадим кивнул головой в сторону своих друзей, — лишние сложности нам ни к чему — вдруг там горничная или, не дай бог, любовница нагрянет. Здесь можно проколоться. А это лишнее. Для дебюта нашему Ферзю подставному клубного банкета было вполне достаточно. Лишний же раз светится там, где Ферзя хорошо знают, не нужно. Нам еще завтра заморочек разных целая куча предстоит. А сегодня, от греха подальше, придумали мы такую комбинацию. «Артист» заходит к Ферзю домой, то есть, теперь получается, к себе, говорит, что ночует в городе, и отчаливает. А он и в самом деле сейчас в гостиницу поехал. Вот отзвонился, что спать укладывается. Только мы квартирку Ферзя без присмотра на ночь все равно не оставили. Наш липовый Петр Иванович, когда домой заехал, сказал обслуге, что у него всю ночь на компьютере будет один «спец» работать, и распорядился ему не мешать. Никому в голову не придет его приказа ослушаться. Вот такую комбинацию мы сегодня провернули. По-моему, неплохо получилось, а? Как считаешь? — Вопрос был чисто риторическим.
Рассказ о сегодняшних приключениях «бородачей» был завершен. Серёня сидел и молчал. От избытка информации у него в голове была каша. Поэтому ему хотелось просто посидеть и подумать в тишине о том, что может произойти завтра. Завтра был очень важный день в его жизни, может быть, самый главный день. Ему предстояло снова стать самим собой, тем человеком, который исчез ровно год назад. И он сейчас размышлял, сможет ли он снова стать прежним, вернуться к своему привычному когда-то бизнесу, кругу друзей? И понимал — нет. Он никогда не сможет стать прежним. Потому что сказано в древней книге: «Нельзя войти дважды в одну воду». И это — чистая правда.
— Не понимаю я их, актеров этих. Сами чуть не голодают — на их зарплату в этом провинциальном театре сильно не наешься. Но, все равно, со сцены уходить не хотят. Ведь можно же работу сменить или еще что-нибудь придумать. А не хотят, хоть тресни! — Серёня слушал Толика, намазывая масло на хлеб. Было семь часов утра. Он проснулся рано, видимо, подчиняясь своему подсознанию. Оно твердило: «Сегодня твой день». А разве можно заснуть в такой день? Когда Толик закончил монолог, Серёня тихо спросил его:
— Толик, а ты почему профессию не сменил? Ведь ты же хороший спец, а тебя взяли и за дверь выставили такие вот Петры Ивановичи с «генералами» этими дешевыми.
Толик, не задумываясь, ответил:
— Серёня, как же я могу свою профессию поменять, если я ничего больше делать не умею. И потом, мне нравится то, что я делаю.
Серёня закончил намазывать масло на хлеб и пристально посмотрел Толику в глаза.
— Вот ты и ответил на свой вопрос. Артисту, настоящему, тоже нравится то, что он делает. И он тоже больше ничего не умеет делать. А потому так и живет. От сцены до сцены. И потом, я где-то читал, что каждый из них верит, что однажды в жизни он получит письмо. Может, из Голливуда, а может, и поближе от кого-нибудь. И предложат ему такую роль, о которой он всю жизнь мечтал. Вот они и ждут. Всю жизнь могут ждать. И, будешь смеяться, некоторые дожидаются! Не все, конечно, но все-таки.
— Я все понимаю, но как быть с теми, кто не дождался? — не сдавался Толик.
— А они умирают счастливыми. Они ведь так и не узнают, что не дождались.
Толик восхитился:
— Ну, ты гусь! Такую теорию развил. Я даже заслушался.
— Так это же правда! Если человек любит свою работу, то никакая переквалификация не сделает его счастливым. По себе знаю. — И Серёня прекратил дискуссию на эту тему, потому что в кухню, громко топая, вошел Вадим, а за ним Петр. Оба зевали и потягивались, видимо. только что встали, и сон еще крепко держал их в своих объятиях.
— О чем спор с утра пораньше? — Петр заразительно зевнул и прикрыл рот кулаком.
— Да так. О вечном. — Серёне не хотелось больше говорить на эту тему. Он налил всем чаю и намазал бутерброды, словно сегодня был дежурным по кухне. Но он сделал это интуитивно. Эти люди сегодня могли сделать его счастливым. Или нет. Не так. Они могли вернуть его назад, в ту, прошлую жизнь. А вот будет он от этого возвращения счастлив — еще тот вопрос!
Серёня был благодарен этим людям даже просто за то, что они появились в его жизни. Он ценил настоящую дружбу. А ребята не раз доказали делом, что Серёня в них не ошибся. Поэтому он с удовольствием намазывал для них бутерброды и смотрел, как большие ломти хлеба с маслом быстро исчезают с тарелки. Наконец, все наелись и Вадим, как старший, скомандовал:
— По коням, мужики. Сегодня у нас длинный день. — Толик и Петр были теперь собранны и сосредоточенны. Они молча собрались и вышли к машине. Серёня едва успевал за ними. На пороге показалась бабка Маланья.
— С богом, — сказала она вслед отъезжающей машине и тихонько её перекрестила — так надежней.
Ферзь открыл глаза и сладко потянулся. Ему снился отличный сон. Он сидел на пляже и читал детективный роман — он любил детективные романы. А вокруг него сидели и лежали девушки. Они готовы были исполнить любое его желание. А он сидел в шезлонге и читал детектив. И больше ничего от жизни не хотел.
Ферзь подумал: «Интересно, к чему бы такой сон. Надо поинтересоваться в клубе. Там, говорят, танцовщица одна умеет сны разгадывать». Он был суеверен.
Выплывая из объятий сна, Ферзь внезапно ощутил смутную тревогу. Запах! Запах был непривычным, не таким, как в его спальне. «Господи, где это я? Куда меня занесло? Небось, генерал по-пьяни что-то новенькое устроил, с него станется. Он мастер на такие дела — розыгрыши и прочую бурду. Не наигрался со своими солдатиками, мать его!» Он встал с кровати и обнаружил, что на ноге у него одета цепь. Такая, которой собак около будки привязывают. Чтобы далеко не убегали. Цепь был намертво приварена к кровати и имела в длину метра полтора. «Это что еще за штучки? Ну, я ему сделаю, — разозлился Ферзь. — И в игрушках надо меру знать».
Он осмотрелся. Глаза быстро привыкли к полумраку. Вдоль стен стояли стеллажи со всякой домашней всячиной: банки с закатками, пара мячей для игры в футбол, разобранный велосипед, старый ковер, свернутый в аккуратный рулон. Все это напоминало обыкновенный подвал. «Так это подвал и есть». Он окончательно пришел в себя после сна. И больше ничего не успел подумать. Дверь, которую он раньше не заметил, открылась, и в помещение вошел человек. У Ферзя глаза полезли на лоб. Это был Юрий. У Ферзя от злости даже челюсть затряслась.
— Юрок, ты, что, спятил? Или перепил вчера на банкете? А ну, быстренько отвяжи меня! Это что, шуточка такая?
Но Юрий продолжал молча стоять перед ним и разглядывать его в упор. Затем он взял со стеллажа раскладной стул и сел. Ровно напротив Ферзя. Ферзь забеспокоился.
— Говори, чего надо. Не тяни кота. — Ответом ему была тишина. Ферзь вдруг испугался. Он даже сам сначала не понял, что с ним такое вдруг произошло — так давно он не испытывал этого чувства. Он уже много лет правил своим маленьким мирком, который создал собственными руками, и там он единоличный главнокомандующий, царь, бог, фараон или что-то еще более могущественное. И вдруг он оказался в таком непривычном для себя положении. Ему было холодно и он хотел есть. Но еще больше ему сейчас хотелось принять ванну, чтобы смыть с себя остатки вчерашнего банкета. А этот, молчаливо сидящий перед ним человек, вызывал у него безотчетную тревогу своим нелогичным поведением. Наконец, Ферзь услышал его голос.
— Здравствуйте, Петр Иванович. Я вас узнал с первого же взгляда. А вы меня нет. Вы ошиблись. Я не Юрий. Я — Сергей. — У Ферзя отвисла челюсть и подкосились ноги. Он осел на кровать и замолчал — теперь пришла его очередь. Он молчал довольно долго, свыкаясь с мыслью, что это все — не дурацкая шутка, а вполне осязаемая реальность. И происходит эта реальность именно с ним, великим и могучим, непотопляемым Петром Ивановичем, Ферзем — он обожал свою кличку и знал о ней давным-давно. Она ласкала его слух, поскольку всех остальных людей на земле он считал пешками. И вот одна из этих пешек взбунтовалась. Ферзь решил идти в атаку.
— Ага, значит, ты вылез из своей норы и решил, что тебе позволено это сделать…
