Два года ледникового периода, полные позора и самобичевания, похоже, подходили к концу, и Ларри чувствовал в воздухе явные признаки потепления. Женщины на улице кивали и улыбались ему, мужчины специально переходили дорогу, чтобы пожать руку. Он будто вступал в новую фазу жизни, скинув, как старую кожу, образ полицейского-убийцы, склонного к жестокости и, возможно, к расизму. Новый Ларри Мун был гораздо симпатичней — любящий отец, защитник невинных и благородный мститель, воплотивший в жизнь то, о чем все остальные жители города только мечтали.
— Не сдавайся, — говорили ему соседи. — Продолжай бороться.
Именно это он и собирался сделать сейчас. Жаль только, что Тодда не будет с ним. Возможно, все дело просто в ностальгии по тем дням, когда у Ларри был напарник и он твердо знал, что спину ему прикрывает парень, которому он целиком доверяет. Сегодня об этой роскоши придется забыть.
* * *
— ПРОСНИТЕСЬ!
На одно мгновение — странное мгновение между сном и бодрствованием — Мэй Макгорви показалось, что это Глас Божий окликает ее с небес, призывая к себе.
— ПРОСНИТЕСЬ! — повторил Глас.
— Сейчас. — Мэй села в кровати. Сердце выпрыгивало из груди, но ей было совсем не страшно. — Я уже проснулась.
— ОТКРОЙТЕ ГЛАЗА! — Глас Божий оказался грубее, чем она ожидала. — ВЫТАЩИТЕ СВОИ ЧЕРТОВЫ ГОЛОВЫ ИЗ ПЕСКА!
«Мои головы? — испугалась Мэй. — Мои чертовы головы?»
Она слишком быстро вскочила на ноги, и ей тут же пришлось присесть и подождать, пока перестанет кружиться голова. Когда Мэй наконец подошла к окну, она уже ясно понимала, что слышит совсем не Глас Божий.
— ЛЮДИ, НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ЛЮБИТЕ СВОИХ ДЕТЕЙ? НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ХОТИТЕ ЗАЩИТИТЬ ИХ ОТ ЗЛА? И ПОЧЕМУ ВЫ ТОГДА НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТЕ?
Мэй подняла жалюзи. Этот ужасный человек стоял перед ее домом и разбрызгивал яд через какой-то рупор.
— ЖИТЕЛИ БЛУБЕРРИ-КОРТА, СРЕДИ ВАС ПОСЕЛИЛСЯ МАНЬЯК!
Он не имеет права. Он не имеет никакого права ходить по ее газону, мять ее траву и выкрикивать все эти ужасные вещи после того, что он натворил в церкви.
— ВАШИ ДЕТИ В ОПАСНОСТИ!
Мэй не особенно хорошо чувствовала себя в последнее время: ноги совсем ослабли, и что-то случилось с дыханием, а сил от нее требовалось все больше, особенно после того, как Ронни сломал руку. Он не мог сам завязать себе ботинки, застегнуть рубашку, нарезать мясо. Он словно опять стал ребенком, и мать постоянно была нужна ему. Она очень устала. Еще никогда в жизни она не уставала так сильно.
— В ЭТОМ ДОМЕ ЖИВЕТ УБИЙЦА! НЕУЖЕЛИ ВАС ЭТО НЕ ВОЛНУЕТ?
«Ублюдок, — подумала Мэй. — Я вижу, чего ты добиваешься».
Волна праведного гнева подхватила ее тело и подействовала как волшебное лекарство. Ноги уже не дрожали, когда она спускалась по лестнице, а дыхание стало ровным и глубоким. Чувствуя себя молодой и здоровой, Мэй распахнула дверь и выскочила на улицу.
* * *
— Ты, грязный сукин сын! Убирайся с моего газона!
Старая леди, словно обезумев, босиком ковыляла к нему по траве. Короткая ночная рубашка едва прикрывала ей ноги, а огромная грудь тряслась так, что Ларри было неловко смотреть на нее.
— Кем, черт возьми, ты себя считаешь? Господом Богом?
Ларри решил не обращать на нее внимания.
— ИЗВРАЩЕНЦАМ НЕ МЕСТО НА ДЕТСКОЙ ПЛОЩАДКЕ! ИЗВРАЩЕНЦАМ НЕ МЕСТО НА ДЕТСКОЙ ПЛОЩАДКЕ!
— Думаешь, ты Бог? — кричала старуха, и ее беззубое лицо превратилось в страшную маску ненависти и гнева. — Ты не Бог! Ты далеко не Бог!
— Я ЗНАЮ, ЧТО Я НЕ БОГ, — прокричал в ответ Ларри, забыв убрать ото рта мегафон. — Я НИКОГДА И НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО Я БОГ.
Старая леди ядовито улыбнулась. Ее голос стал вкрадчивым, хоть и дрожал от злости:
— Ты убийца. Ты убил того мальчика в Торговом центре.
Ларри наконец опустил мегафон.
— Я никого не убивал, — сказал он, изо всех сил стараясь сдержать гнев. — А вам лучше вернуться в дом и что-нибудь на себя надеть.
Совершенно неожиданно для него старая ведьма вдруг быстро наклонилась, вцепилась в широкий край мегафона и попыталась вырвать его из рук Ларри. К счастью, он держался за рукоятку достаточно крепко.
— Ты застрелил его в шею, — сказала миссис Макгорви и, пошире расставив ноги, еще раз дернула рупор. — Я сама читала в газете.
Ларри потянул его назад, но старуха оказалась сильнее, чем он ожидал. Возможно, все дело было в злости.
— Это была ошибка, а не убийство, — возразил он.
Упершись каблуками в траву он еще раз попытался вырвать мегафон у нее из рук, и скоро они уже всерьез боролись, низко пригнувшись к земле и описывая круги по газону. Ларри почувствовал, что хватка старухи начинает слабеть, и в тот же момент услышал незнакомый голос:
— Вам лучше уйти отсюда, мистер.
Он оглянулся и обнаружил на тротуаре двух мужчин: крупного парня в легкой пижаме и коротышку в брюках от костюма и майке. Голос принадлежал большому парню.
— Полиция уже едет, — добавил коротышка.
Большой парень сердито смотрел на Ларри:
— Вы перепугали моих детей. Я прошу вас прекратить это.
— Вашим детям есть чего бояться, — огрызнулся Ларри, крепче сжимая рукоятку мегафона. — Они живут через дорогу от убийцы.
Он услышал звук приближающейся сирены и собрал силы для последнего рывка. Но прежде чем он успел его сделать, старая леди вдруг сама выпустила мегафон, и, прижимая его к груди, Ларри свалился на траву.
Когда он поднялся на ноги, двое мужчин, низко склонившись, смотрели на старуху и качали головами. Она лежала на спине, словно боксер, отправленный в нокаут.
— Смотрите, что вы наделали, — сказал коротышка, когда Ларри приблизился к ним.
Чувствуя, как от страха холодеет спина, Ларри посмотрел на мисси Макгорви. По крайней мере, она была жива, ее руки и ноги странно подергивались, а из глубины горла доносилось какое-то ужасное бульканье. Широко открытые глаза смотрели прямо на Ларри. Губы тоже двигались, но вместо слов из них выходили большие пузыри слюны.
— О боже, — пробормотал Ларри. — Только этого мне не хватало.
* * *
Они лежали на спине прямо на пятидесятиярдовой линии и смотрели в небо, как будто ожидали найти там ответ на незаданный вопрос — сияющие желтые буквы на черном фоне бесконечной вселенной. Тодд на ощупь нашел влажные пальцы Сары и сжал их.
— Я не хочу идти домой, — сказал он. — Я хочу остаться здесь навсегда.
Она не ответила. В этом не было необходимости. Они сказали друг другу все, что хотели, в первые пять минут, а остальные два часа только бесконечно повторяли одно и то же.
— Слава богу, что ты пришла, — добавил Тодд.
Сара перевернулась на бок и посмотрела на него. В ее глазах стояли слезы, а голос охрип от эмоций.
— Я думала, что сойду с ума.
— Я тоже. — Он поднял голову и поцеловал ее в опухшие губы. — Когда я посмотрел на трибуну и увидел тебя…
Он замолчал. Не стоит даже пытаться описать словами все волшебство того момента и то, что она показалась Тодду физическим воплощением его счастья, словно вызванным на трибуну при помощи магического заклинания. Он вздохнул и опять опустил голову на искусственный газон.
— Я не могу так больше, — сказал Тодд. — Я не вынесу еще одну неделю без тебя.
Выражение ее лица едва заметно изменилось, и Тодд вдруг почувствовал тревогу, как будто неожиданно налетевший ветер мгновенно развеял туман и небо стало безжалостно ясным. Как будто все это лето, а может, и вся его жизнь, незаметно сужаясь, подвели его к этому моменту, к слегка расширившимся зрачкам Сары, к ее на мгновение остановившемуся дыханию, к внезапному осознанию того, что они только что пересекли черту, такую большую и яркую, что непонятно, как мог он не заметить ее приближения.
Четвертая часть
Встретимся на детской площадке
План получился замечательным по свой простоте. Оставив в таких местах, где их обязательно должны найти, записки, объясняющие их отсутствие, Сара и Тодд незаметно выскользнут каждый из своего дома, встретятся на детской площадке у школы Рейнберн и на несколько дней поселятся в каком-нибудь приморском отеле на севере, дав таким образом всем заинтересованным сторонам время для того, чтобы смириться с неизбежным и начать нелегкий процесс адаптации к новым семейным обстоятельствам.
Для беглых любовников, разумеется, этот период адаптации станет и медовым месяцем — преждевременным, с одной стороны, и запоздавшим, с другой, — и праздником единения, а также возможностью в полной мере насладиться плодами своей решительности. Как минимум три дня у них не будет других занятий, кроме еды, сна и любви, при полной свободе от утомительной заботы о детях и бесконечных домашних обязанностей. Эта перспектива казалась такой невероятно прекрасной, что Сара с трудом в нее верила.
