«Поколение двадцатилетних, — думал Нгиа, — повинуясь велению сердца, шагнуло во все концы страны. И если наши девушки и парни узнают, ценою каких усилий и жертв народ отстоял и преобразил горные склоны Финша или устье Хуоика, неприметную деревушку Наданг и речку Намма, если молодежь поймет, как преданы новому строю люди мео и са, зао, хани и лоло… — она будет считать свой труд во имя будущего этого горного края делом чести. Надо, — решил Нгига, — рассказать ребятам о славных традициях прошлого. Начать с создания здесь партизанской базы, потом сказать, как жили люди Финша в войну и после Освобождения, когда началось строительство. Ну и, конечно, остановиться на происках американских империалистов: вспомнить, как проводились диверсии, как разжигалась кровная вражда, распространялись провокационные слухи, как пытались переманить народ за границу… Я, хоть и проработал здесь пятнадцать лет, все-таки не смог до конца понять душу здешних людей и не сумел раскусить хитрости врага. Вот об этом-то и надо поговорить с молодежью…»
— Решил погулять в выходной день на базаре? — спросил он Виена.
— Да откуда у нас, у гидрологов, выходные? Для нас воскресенье — те же будни, работа… Я на собрание Союза молодежи.
И, помолчав, Виен добавил:
— Когда же ты наконец расскажешь нам историю Финша? Раздразнил, а теперь все кормишь обещаниями. Мы ведь здесь новоселы…
Нгиа только успел хмыкнуть в ответ, как Виен выбежал навстречу своим приятелям. Вместе с Кхуа Ли, секретарем здешней ячейки, они, весело болтая, направились к школе, где должно было состояться собрание. Оживление, охватившее было Нгиа, тут же улетучилось, и в магазине стало вдруг пусто и неуютно.
— Эй, Виен! — крикнул Нгиа ему вдогонку. — Ну, кто был прав?
— Твоя взяла.
К магазину подъехали три всадника. Из-за них-то и разгорелся спор.
Нгиа узнал заведующего Окружным отделом торговли. Транзистор, висевший на ремне у него за спиной, заливался во всю мочь. Следом за ним ехала женщина.
Виен быстро обернулся. Нет, он и не думал сейчас о пари; ему не терпелось узнать, кто эта женщина — маленькая и хрупкая, — так ловко спрыгнувшая с коня. На ней был костюм цвета хаки намдиньской выделки, какие носят обычно кадровые работники. От холодного горного воздуха щеки ее разрумянились. Волосы, собранные узлом, стягивала зеленая косынка, концы которой торчали в разные стороны. Так носили косынки в нынешнем году ханойские девушки, и мода эта почему-то называлась «ГДР».
Гостья подошла к парням и девушкам и каждому подала руку. Виену — тоже. Здороваясь с нею, Виен смутился и покраснел.
Нгиа еще несколько дней назад узнал, что заведующий торг-отделом объезжает все магазины и торговые точки близ границы.
Они были давно знакомы друг с другом и тотчас разговорились.
— Кто это приехал с вами?
— Да все свои, старые знакомые…
— Вроде есть и новые лица.
— A-а, попали в точку! — громко засмеялся заведующий. — Сейчас я вас познакомлю… Товарищ Хуои Ка, наш новый специалист по разведению чая. Вот приехала в Финша изучить ваш дикорастущий чай. Я уж ей рассказывал про заботы и сложности «магазина товарища Нгиа»… А это и есть товарищ Нгиа.
Растерявшийся от неожиданности Нгиа забыл даже представить гостям набившихся в магазин людей. Он не мог опомниться: Хуои Ка!.. Деревня Хуоика!.. Люди племени са… Ясноглазые худенькие дети с поблекшей темной кожей, которая цветом напоминает мутную воду… Неужели это та самая девочка, которую — одну изо всей деревни — спасли когда-то солдаты? Неужто перед ним Хуои Ка — живое олицетворение светлого будущего всего племени са?..
— Скажите… — запинаясь, начал Нгиа, — не вы ли…
— Да, я из той самой деревни, — отвечала гостья. — Солдаты рассказали мне потом, как геройски погибли все наши односельчане и почему назвали меня таким именем.
— Значит, вы и есть та самая Хуои Ка?
— Да, я Хуои Ка.
— А вы не помните Панга?
— Как же, ведь только мы двое тогда и уцелели — мальчик по имени Панг да я.
— Стало быть, не забыли.
— Нет, и никогда не забуду.
Они помолчали.
— Вы к нам надолго? — спросил Нгиа.
— Да вот, пока не обследую заросли чая.
— Знаете, — вмешался в разговор Виен, — туда надо ехать мимо устья Наданга, где как раз и живет товарищ Панг.
Виен, пожалуй, один держался как ни в чем не бывало.
— А вы сами, видно, работаете там? — спросил Хуои Ка.
— Да, в Наданге стоит наша гидрологическая экспедиция.
— Вы гидролог? Вот здорово!
— Милости прошу к нам в гости.
— Спасибо, непременно заеду.
Виен так и сиял. Нгиа вспомнил недавние его слова: «Какая разница, откуда жена родом, главное — любовь!..» И вдруг обрадовался: «А что если Виен влюбится в Хуои Ка? Может, и она его полюбит… Очень даже возможно…»
И ему почудилось, будто он снова слышит вопрос Виена: «А ты-то сам, что думаешь?..» Ответ готов был вырваться из сердца.
Наступил полдень. Заведующий вместе с Хуои Ка ушел совещаться с местными властями. Нгиа остался в магазине. Им овладело какое-то смутное предчувствие, томительное ожидание… Но чего?.. Непонятное, необъяснимое волнение…
Кто-то прошел мимо. Похоже, что Тхао Ми… В каждой женщине теперь ему чудилась Ми… Нет, не она… Но он знал наверняка: она придет на собрание.
Нгиа был сам не свой. Никогда еще, думая о Ми, он не испытывал такого смятения. Наверно, сегодняшняя их встреча принесет что-то очень важное.
Вдруг в дверях появилась Ми. И хоть он ждал этой минуты и даже заметил девушку издалека, Нгиа растерялся вконец.
— Вы на базар, в такую рань? — спросил он невпопад.
— Да нет, я на собрание.
— А если не на базар, зачем вам заплечный мешок? — снова спросил он, сознавая, что вопрос его лишен всякого смысла.
— Да ведь он пустой, — ответила Ми.
Она наклонилась и раскрыла мешок. На самом дне лежали две общие тетради и белая блузка, аккуратно сложенная, чтобы не смялся отложной воротник.
«Ми, — сказал ей однажды Нгиа, — вам бы наверняка пришелся к лицу наряд девушки с равнины…» Вот тогда-то она и сшила себе белую блузку и принесла в магазин — похвастаться. Но Нгиа не видел ни разу, чтобы она надела обновку. И вдруг его дернула нелегкая — именно сегодня — спросить у нее об этом…
— Вот поеду на равнину, — засмеялась она, — тогда и надену.
Совсем обескураженный, Нгиа умолк. Потом спросил, надеясь поправить дело:
— Может, купите что-нибудь?
— Нет-нет. Я просто зашла поздороваться. Ведь я скоро уеду учиться. Далеко…
— A-а… Это по вызову?
— Ага. Знаете, я, наверно, буду учиться в самом Ханое.
Нгиа почувствовал, как сердце его сжалось от волнения и тревоги. И почему-то ему снова стало очень грустно.
— Пожалуй, — сказал он, — через несколько лет мне придется величать вас «фельдшерица Ми», либо «фармацевт Ми», или «доктор Тхао Ми»…
— У вас столько знакомых по имени Ми?
— Я не шучу…
Он замолчал, не зная, что еще сказать.
Пришли покупатели и попросили показать ткани. Нгиа захлопотал у прилавка. Ми улыбнулась и не торопясь вышла из магазина. Подняв голову, он мельком глянул ей вслед, наклонился к прилавку, отмерил ткань и с треском оторвал от рулона кусок. Потом принялся выводить цифры в учетной книге. Покупатели удалились.
Солнечные лучи ударили наискось в дверь. На мягкую зелень травы легли переплетенные тени деревьев.
На залитой солнцем красноватой дороге ни души. Ручей прыгал вниз с камня на камень. Мимо проплывали изящные белые завитки облаков. Ми так и не показалась на дороге.
Нгиа вдруг вспомнил, как он впервые привез сюда соль, ее тогда продавали еще в Комитете, и Ми пришла за солью вместе с матерью; потом они распрощались и ушли, но на дороге он увидел одну Зианг Шуа. «Ми, — подумал он тогда, — наверно, стоит за воротами…» И догадка его оказалась правильной. Вроде вчера это было, а сколько уж лет прошло…
Не задумываясь, он шагнул к воротам.
Да, она стояла там, прислонясь спиной к бревенчатой ограде.
— Ми, — чуть слышно сказал он.
Красные цветы бле алели меж листьями, точно изогнутые огнецветные дольки тыквы[96] посреди подноса со сваренным на пару зеленоватым клейким рисом.
Пахучие белые лепестки цветов маму, кружась, опускались наземь.
Девушка подняла голову и взглянула на него.
— Отчего вы стоите здесь? — спросил он и понял: вопрос его снова не к месту.
— Жду вас, — ответила Ми.
И вдруг все тревоги его и сомнения улетучились разом.
А весенний лес затопил горы робкой еще зеленью. Близился срок, когда надо высаживать рис на поля, и над землею, над расселинами скал поднимался терпкий сладостный дух.
