Входя в дом Шехрикальп, он почувствовал непривычную усталость. Квартира Джеляля, так старательно хранящая прошлое, показалась Галипу трогательной до слез, как дом — солдату, вернувшемуся с войны после долгих скитаний. Как далеко он был от этого прошлого! А ведь он ушел отсюда меньше шести часов назад. Прошлое манит, как сон. Галип по-детски подумал, что во сне сумеет увидеть статьи, фотографии, тайну, Рюйю, все, что ищет, и еще подумал, что во сне он не совершит ничего предосудительного. С этой мыслью он лег в постель Джеляля и уснул.
Проснулся он в середине дня. Суббота. День, когда не надо идти ни в контору, ни в суд. Не надевая тапочек, он пошел в коридор и взял из-под двери «Миллиет»; «Убит Джеляль Салик». Сообщение было помещено на первой странице. Под заголовком фотография, сделанная до того, как труп прикрыли газетами. Вся страница посвящена этому событию. Опубликованы заявления премьер-министра и других известных людей. Статью Галипа «Вернись домой» поместили в траурной рамке как «последнюю статью» Джеляля. Напечатали симпатичную фотографию Джеляля, сделанную недавно. По мнению известных людей, пуля была выпущена в демократию, в свободу мысли, в мир и прочие хорошие вещи, которые вспоминаются в подобных случаях. Приняты меры к тому, чтобы убийца был пойман.
Галип сел за стол, заваленный бумагами и газетными вырезками, закурил. Долго сидел в пижаме и курил. Когда зазвонил дверной звонок, ему показалось, что он целый час курил одну сигарету. Это была Камер. Сжимая ключ в руке, она посмотрела на Гали-па, стоявшего в дверях, как на привидение, потом вошла, тяжело опустилась в кресло у телефона и заплакала. Утром, прочитав известие, она тут же отправилась к тете Хале. Проходя мимо лавки Алааддина, она увидела, что внутри много народу. В лавке нашли мертвую Рюйютханым. Алааддин, открыв лавку, наткнулся среди кукол на труп Рюйи.
Читатель, эй, читатель, я с самого начала очень старался в этой книге отделить рассказчиков от героев, статьи от событий, но сейчас, до того как книга уйдет в набор, я хочу вмешаться в события. В некоторых книгах бывают страницы, которые будто написаны не автором, а родились сами собой, и действие развивается само по себе; такие страницы обычно запоминаются лучше других, они остаются в нашей памяти на долгие годы, как трогательное воспоминание, не как образец мастерства писателя, а как истинная жизнь — для кого-то райская, для кого-то адская, для кого-то ни та, ни другая или и та, и другая одновременно. Если бы я был истинным профессионалом, талантливым писателем, а не жалким журналистом, я был бы уверен, что мы дошли до тех страниц моего произведения «Рюйя и Галип», которые на много лет останутся жить в душе умного и чуткого читателя. Но поскольку я трезво оцениваю свои книги и способности, такой уверенности у меня нет. А потому здесь мне хочется оставить читателя наедине с его воспоминаниями. Лучшим способом сделать это было бы попросить наборщика закрасить страницы черной краской. Чтобы то, что я не смог выразить, вы дополнили силой своего воображения. Я вмешался сейчас в повествование, чтобы напомнить вам о черном цвете снов и пустоте, которая царит в моей душе, когда я, как лунатик, брожу среди событий. Следующие страницы, черные страницы, читайте, как воспоминания лунатика.
Из лавки Алааддина Камер побежала к тете Хале. Там все плакали, считали, что Галип тоже погиб. Камер открыла им тайну Джеляля: сказала, что Джеляль много лет, а Галип с Рюйей последнюю неделю прятались в доме Шехрикальп в квартире на последнем этаже. Все снова подумали, что вместе с Рюйей погиб и Галип. Когда Камер вернулась в дом Шехрикальп, Исмаил сказал ей: «Иди наверх, посмотри!» Поднявшись наверх, Камер в страхе протянула руку с ключом, чтобы открыть дверь, но вдруг почувствовала уверенность, что Галип жив. На Камер была фисташкового цвета юбка, которую часто видел на ней Галип, и грязный фартук.
Потом, когда Галип пришел к своим родственникам, он увидел, что такого же фисташкового цвета платье с фиолетовыми цветами было и на тете Хале. Матери, отцу, дяде Мелиху, тете Сузан, всем, кто слушал его со слезами на глазах, Галип рассказал, что они с Рюйей пять дней назад вернулись из Измира и эти пять дней, иногда оставаясь и на ночь, провели с Джелялем в доме Шехрикальп: Джеляль много лет назад купил верхний этаж, но скрывал это. Он прятался там от тех, кто угрожал ему.
После обеда, ближе к вечеру, сообщая то же самое сотрудникам службы безопасности, которые записывали его показания, и прокурору, он долго рассказывал про голос по телефону. Но следователей не заинтересовала эта информация. Он почувствовал безвыходность человека, который не может проснуться и не может никого впустить в свои сны. В голове у него была полнейшая пустота.
На следующий день, во время панихиды в мечети Тешвикие, оказавшись наедине с главным редактором «Миллиет», Галип сказал, что остались целые коробки неопубликованных статей Джеляля, что последние недели, несмотря на то, что он посылал мало материалов в газету, он очень напряженно работал, осуществил старые проекты, дописал некоторые незаконченные статьи и даже написал кое-что совсем новое, в новом ключе, на темы, которых раньше не касался. Главный редактор, естественно, сказал, что они хотят опубликовать эти статьи в рубрике Джеляля. Так началась работа Галипа в рубрике Джеляля, которая продлится много лет. Когда похоронная процессия, выйдя из мечети Тешвикие, двигалась в сторону площади Нишанташи, Галип увидел Алааддина, рассеянно глядевшего в окно лавки. В руке он держал маленькую куклу, которую собирался завернуть в газету.
Накануне того дня, когда Галип принес в редакцию новые статьи Джеляля, он первый раз увидел во сне Рюйю с этой куклой в руках. Передав статьи Джеляля и выслушав соболезнования и мнения о случившемся друзей и врагов Джеляля, в том числе и Неша-ти, он пошел в кабинет Джеляля и стал читать лежащие на его столе газеты за последние пять дней. Внимание его привлекла статья молодого журналиста, где рассказывалось, как было совершено преступление; она была помещена среди статей, в которых авторы — в зависимости от убеждений — возлагали ответственность за убийство на армян, турецкую мафию (Галипу захотелось исправить эти слова зеленой ручкой на «бандитов Бей-оглу»), коммунистов, контрабандистов, поставляющих сигареты, русских, накшибендис-тов; здесь же публиковались отрывки из воспоминаний о Джеляле и описания похожих преступлений, имевших место в нашей истории. Заинтересовавшая его статья в газете «Джумхуриет», опубликованная в день похорон, была написана кратко, сдержанно, и Джеляль с РюЙей были обозначены там лишь инициалами:
«Известный журналист Дж. С., ведущий рубрику в газете „Миллиет“, в пятницу вечером, в семь часов, с сестрой Р. вышел из своего дома в Нишанташи и отправился в кинотеатр „Крнак“. Фильм „Возвращение домой“ закончился в двадцать минут десятого. Журналист и его сестра, состоящая в браке с молодым адвокатом (здесь Галип впервые в жизни, пусть в скобках, увидел свое имя в газете), вышли со всеми зрителями из кинотеатра. Снег, десять дней засыпавший Стамбул, прекратился, но было холодно. Пройдя по проспекту Валиконагы, они вышли на проспект Эмляк, а оттуда на проспект Тешви-кие. Смерть настигла их в девять тридцать пять, когда они находились как раз перед полицейским участком. Убийца, использовавший старый пистолет „кырыккале“ — он еще хранится у отставных военных, — по всей вероятности, целился в журналиста, но попал в обоих. Видимо, пистолет заело, потому что было выпущено только пять пуль, из которых три попали в журналиста, одна — в его сестру и одна — в стену мечети Тешвикие. Поскольку одна из пуль попала журналисту в сердце, он скончался на месте. Другая пуля попала в ручку в левом кармане пиджака журналиста (все газеты взволнованно писали об этом символическом совпадении), поэтому белая рубашка писателя больше была залита зелеными чернилами, чем кровью. Что касается сестры, то, тяжело раненная в левое легкое, она вошла в лавку, которая находилась к месту происшествия так же близко, как и полицейский участок». Автор репортажа, как детектив, снова и снова просматривающий пленку важного события, красочно описывал, как сестра, с трудом передвигаясь, подошла к известной в округе лавке Алааддина, но Алааддин, находившийся на улице, ее не заметил. Сестра с трудом входит в лавку и падает среди кукол. Потом пленка стала перематываться быстрее, и все становилось непонятным и нелогичным: лавочник, снимавший журналы с ветвей каштана перед лавкой, испугался услышанных выстрелов и, поскольку не видел, что кто-то вошел внутрь, опустил ставни и побежал домой.
Несмотря на то что в лавке до утра горел свет, ни полицейские, обследовавшие окрестности, ни кто-то другой не обнаружили умирающую внутри нее молодую женщину. Странно, что дежурный полицейский, стоявший на посту на противоположном тротуаре, не заметил второго раненого человека.
