Оставить Ноэля.
Так и не научиться у него любви.
Потерять все это — потерять радость… Как без радости жить потом?
— Слышали, Фреша из Соцпартии исключают за расизм. Он сказал, что у нас в сборной по футболу слишком много черных.
Марине слышны разговоры, ведущиеся в гостиной. Алекс явился — она от ужина отказалась и поздороваться не вышла. А чего с ним здороваться? Ноэль признался, Алекс спрашивал, весь такой в сомнениях: «А ты уверен, что Марина тебя любит?» Иными словами, она нацелилась сидеть у его кузена на шее. Можно подумать, Ноэль особо тратится. Кормят ее здесь, это да, но ведь деньги брать не хотят. И что она, за еду тут торчит? Или Алекс ее за Аннагуль-2 держит?
В тот день все и началось. Ноэль посмеивался: «Может, Алекс и прав, брак тебе нужен, чтобы закрепить за собой платежеспособного самца…» Вот за что он ей делает больно?
— Слушай, платежеспособный самец, ты выдаешь прогнозы, из которых следует, что к сорока годам я вдовой останусь, причем бездетной. Это в том случае, если меня не выпрут из Франции. Впрочем, выпрут, с твоего молчаливого согласия. Если это шутка была про самца, то очень неудачная.
— Как ты заговорила…
Встал, пошел наверх.
Это длилось. Перетекало из вечера в вечер. Как эхо того разговора, как маленькие эхи.
— Отношения должны быть лишены малейших обязательств. Мне надо, чтобы ты была рядом просто так!
— Ноэль! У меня нет французского паспорта! Я не могу просто так!
— Ага! Вот ты и проговорилась! Значит, у тебя интерес есть!
— Мне вид на жительство нужен, чтобы быть с тобой!
— Простите, вы сделали заказ?
— Еще пару минут… Париж тебе, Марина, нужен, а не я.
Кончается слезами, за столиком.
Или:
— А зачем тебе ребенок, Марина?
— Он меня не оставит, в отличие от… самца.
— Ах вот как. Тебе костыль нужен. Только при чем тут я?
— Ноэль! Я хотела ребенка, похожего на тебя! Нашего ребенка!
— Ты только что объяснила, зачем он тебе. У нас и вправду разные ценности.
Кончается слезами.
Или такое:
— Я думала, ты обрадуешься моему разрыву с Денисом.
— Марина, тебе не приходило в голову, что мы едва были знакомы, а ты уже въехала в мою жизнь на танке? Не спросив, готов ли я жить с кем бы то ни было под одной крышей.
— Да кто знал, что ты не готов! Знаешь, что Денис сказал, когда я уходила?
— Меня это несильно интересует.
— «Никто не отказывается от солнца».
— Марина, солнце, желание жить вместе приходит естественно, а не так: вот она я, вся такая влюбленная и беспомощная, бери! Оно складывается из мелочей, которые потихоньку входят в сердце и остаются там!
— То-о-о-онио!!!
— Ноэль, я больше не могу здесь. Я хочу тишины!
— Сто раз я тебе говорил, что надо снять квартиру!
— Делай что хочешь, только забери меня отсюда!
Накатило в который раз: нет сил — здесь. Нельзя, никогда нельзя жить в чужом доме! От «Тоооонио!!!» взрывается мозг, осьминогов жевать осточертело, поздно не придешь, долго по телефону не поговоришь, перчатки на стуле не оставишь, пылесос стал личным врагом. А еще — алексы ходят, да и вся жизнь на виду, как на ладони твоя жизнь. На ладони у Ноэлевой матери, которая называет себя твоей подругой, и в этом есть что-то нечестное.
Все осталось: отец Ноэля, целующий мадам Дель Анна в висок, и ее восхищенный взгляд ему вслед, и сожаление, что у тебя в доме такого никогда не было, отец называет мать придурком.
И в то же время — будто ты о чем-то догадываешься, ты только нащупываешь эту правду: отец Ноэля-то сожрал жизнь своей жены, сделал детей, посадил ее дома, а она ведь учиться хотела, и работу ей предлагали переводчиком с итальянского на французский в Европарламенте, сессиями. Отказалась — муж вечером придет домой, а ее нет, она в Брюсселе, переводит. Да он вмиг разведется! И дети. Детей няне не отдашь, испортит. И она осталась тут, затворница добровольная, растила двоих, мальчика и девочку, все развлечения — с подругой Франческой посудачить да с сестрой Сесилией. А еще она в двадцать пять лет сделала операцию, чтоб не беременеть: хватит и этих, не предохраняться же теперь полжизни. Муж от этого выиграл, а она? Если с ним не сложилось бы, другому-то она родить не смогла б. У всякой идиллии своя подноготная. Один душит, другой благодарно хрипит — вот это она и есть, идиллия.
Марина перебегает улицу: пока Ноэль развернется, могут место перехватить. Горбатый «ситроен» тормозит, Марина разводит руками: опоздал, старичок.
Ноэль захлопывает дверцу.
— Как говорят, если нашел свободное место, тебе сегодня изменят.
— Эти ваши французские приметы что-то не сбываются.
— Сбудутся когда-нибудь…
Они идут по улице Pierre Charron, сейчас слева окажется обувной бутик, Ноэль прилипнет к стеклу, рассматривая дорогие ботинки. Как обычно. Потом — «Лядюрэ», мороженое в высоких фужерах, разговоры об одном и том же.
— Мне тут позвонил Кристоф, бывший клиент. Такая… помесь твоего мужа с твоей подругой Аней. Как она, умеет близко быть, но дистанцию держит вроде Дениса. Я рассказал ему про тебя, он готов встретиться. Мой ровесник.
— Ну… можно.
— У него двадцатилетняя подружка, но жена смотрит на это сквозь пальцы.
— Встречаемся с подружкой или с женой?
— Ты не поняла. Это тот мужчина, что тебе нужен.
Да. Вот и такое услышала. Сжала губы.
— Да никуда я не денусь, что ты пугаешься. Но тебе же иного в постели надо. Думаешь, не понимаю?
Отвернулась. Ноэль обнял за плечи, стиснул. Шли по Елисейским. Это сбивало с толку: его обычный мягкий взгляд. Как будто он и вправду желал добра.
— А тебе, выходит, все равно?
— Мне не все равно. Но что такое любовь? Когда интересы другого важнее своих. У людей любовь проявляется в эгоистическом «не трогайте мое». А я даю тебе свободу. И пытаюсь дать радость.
— Радостью для меня было бы «я тебя никому не отдам».
— Ты не вещь, чтобы тебя отдавать или нет.
Как бы и прав. Но почему ее рука, что держит его ладонь, — будто бы пуста? И от этой пустоты, и от его теплоты в глазах — тоска.
Распахнул бледно-зеленую дверь с темными стеклами. Подошли к стойке:
— Я заказывал столик на имя Ноэль. Ноэль, как праздник.
Она ответила! Айко Аоки ответила! Марина кричит в трубку:
— Ей понравились «Приключения Марго»! Ноэль, у нее мама-то — француженка! Айко то в Токио, то в Париже!
Ноэль в не меньшем восторге, чем Марина.
— Я тебе говорил! Говорил! А ты ей писать не хотела!
— Я Кунихико Икухара не хотела…
— И ему напишешь! Прямо сегодня!
Да, здесь Ноэль неподражаем. После Корто особенно впечатляет. Кстати, Корто запропал. Может, и правда пражская пани без дитяти оказалась?
Айко написала, что ее дед несколько лет назад в России побывал. Он мэтр японской кухни, давал мастер-класс. «Похоже, в Москве много японских ресторанов?»
Да кто знает, что там в Москве.
Стыдно признаться — до Японского культурного центра ноги всего один раз донесли. Но ведь не столько Япония интересует, сколько — сказки. Мир, в который шагнешь, и все исчезнет: этот чужой дом, и страх перед завтрашним днем, и ощущение, что когда держишь его за руку, в ладони — пустота.
— А как тебе такое объявление: «Три комнаты, 60 кв. м, окна во двор, на улице Обер»? Это недалеко от «Трех Ступенек».
— Шестьдесят метров — мало. Но окна во двор… Спроси, вечером можно посмотреть?
Ищутся три комнаты, а не четыре: Джованни попал в немилость. Как уехал — ни разу не позвонил! Заполучил подружку, и привет. Семейство Дель Анна окрестило Джованни скрягой и эгоистом, у них «эгоист» — как клеймо ставится, не отскребешь.
Мысль преследует: ушлют в Новочебоксарск, у него квартира будет свободная. Спрашивает: «Ты мне не доверяешь?» А как доверять, если то и дело шуточки проскальзывают: «А ты бы переспала с Энрико? А с Джованни? А с Андреем?»… Или кивнет на «прохожий» зад: «Видела? Да ладно, я ж как на произведение искусства смотрю». Корто такое в голову не приходило говорить.
— Марина!
Клелия вбегает. Она придет и первым делом Марину ищет. Трогательно. И держать ее на коленях, обнимать теплое тельце — трогательно. Будь эта девочка только Ноэлева… Как было бы чудно читать ей на ночь сказки, расчесывать темные волосы мохнатой щеткой. Это слепой материнский инстинкт или зрячее чувство? Девочка твоей не будет, так что нечего гадать.
— Звонит! — Клелия хватает телефон, тянет Марине. На экране светится: «Корто».
— Я нашел адвоката. Если собираешься разводиться по мировой, появляйся, составим бумагу на двоих. В противном случае жди вестей.
