В глазах Йенни сверкнула злоба:
— Подлец!
— Нет, нет, дорогая, давай не повторять Грана. Просто у меня голова пошла кругом. — И я объяснил ей, почему так сказал: — У меня никогда не было детей, я был уверен, что бесплоден.
— Кажется, ты недоволен таким рождественским подарком?
Я промолчал. Покамест я испытывал только тревогу.
— Я все время знала, что тебе на все наплевать, кроме своего удовольствия, — сказала Йенни. — А мне хотелось отомстить той женщине… вот я и допустила…
— Господи Иисусе Христе! Отомстить женщине, которой ты не знаешь и которую я с тех пор даже не видел… Отомстить, себе же во вред!
— Да, представь себе.
Теперь Джон, тебе известно, каким образом ты появился на свет, и не скрою, первая моя мысль была: как бы мне из этого выпутаться. Я вдруг увидел женщину — безразлично какую, просто женщину! — в моем доме в Сан-Франциско и даже вздрогнул от ужаса. Это была самая страшная перспектива с какой я столкнулся за много лет. Конечно, я иногда об этом подумывал, так же как человек подумывает о том, что земля, например, может пройти сквозь хвост кометы. То есть — чисто теоретически. Об этом, не теряя присутствия духа, можно потолковать за чашкой кофе с добрым другом, который тоже не верит в такую возможность. Но вдруг обнаружить себя уже в хвосте кометы… мне захотелось удрать, уехать завтра же, исчезнуть раз и навсегда. Разумеется, мне нравилась твоя мать, но тебе известно сейчас гораздо больше, чем было известно ей, когда она сказала мне, что ты должен появиться на свет. Меня вдруг кольнула мысль о моем брате.
Йенни стала очень ласковой. Она подвинулась ко мне на диване и взяла меня за руку. Фру Осебё напустила на себя еще больше надменности и сюсюкала со своим обожаемым супругом. Йенни была склонна к внезапным переходам.
— Ты любишь меня хоть капельку? Ты сердишься, что у меня будет ребенок? Хочешь, я отделаюсь от него?
Эта мысль возмутила меня. Я был против этого, становиться отцом мне вовсе не хотелось. Но тем не менее я требовал, чтобы она стала матерью. Не смей даже заикаться об этом! Конечно все можно было уладить, дело тут только в деньгах, но я воспротивился. И это было отвратительно.
— Не сердись на меня! Он появится на свет, можешь не беспокоиться. Я так люблю тебя, Джон!
И опять нежности и все прочее, к чему прибегают женщины, чтобы добиться своего, — тут уж мужчине приходится держать себя в руках и не терять голову; правда, на меня лично это не действует, я неколебим. Имею же я право быть упрямым, ведь речь идет о моей жизни? Даже теленок упирается всеми четырьмя ногами… Завершить старую любовную историю… ах, Джон, все мы действуем вслепую.
Губы фру Осебё были измазаны заварным кремом. Ее глаза буквально впились в меня. Помню, однажды отец лежал с пиявками на груди, и они вот так же присосались к нему. В ту минуту в лице этой женщины мне явилась судьба, сердце мое рыдало: Сусанна, Сусанна! Я смотрел на это чужеродное жирное существо с ненавистью, которая сама по себе способна убить. Жениться? Нет, лучше содержать двадцать приютов!
Я пишу как одержимый, чтобы обрести ясность, и я не перестану писать, пока не обрету ее. Мое упорство в достижении цели сродни моим многочисленным оговоркам, моей неспособности отдаться чему-либо целиком и полностью.
Я уже знал, что не возьму Йенни с собой. Я приехал, чтобы забрать другую.
Когда у эмигранта появляются средства, чтобы жениться, он часто забывает женщину, которая должна к нему приехать.
Об этом почти никогда не говорят — неподходящая тема для беседы за праздничным столом. Но трагедия эта стала обычной с тех пор, как Америка начала принимать эмигрантов. Эмигрант даже мысленно не находит в своей новой среде места для той женщины. Кто покидает родину, теряет все. Девушка, с которой ты летним вечером катался на лодке где-нибудь в Согне, — как перенести мечту о ней на чуждые равнины Северной Дакоты? Мужчина так зависит от рамки, в которой видел свою возлюбленную, что часто рамка становится для него главным. Остается нечто, о чем он вспоминает в сентиментальную минуту. Имя, пышная грудь, заходящее солнце, крик морской птицы. Не женщина, не существо из плоти и крови. Он не смеет увидеть ее. Он изменил. Он больше не пишет ей, и время затянуло все своей пеленой. Ему бы впору написать домой и попросить прислать всю Норвегию, но ведь это невозможно. В один прекрасный день она узнает, что он женился, и задумается на мгновение, а потом поспешит с миской каши к мужу и детям. Потому что, несмотря на все свои обещания, девушка не будет ждать вечно. В конце концов явится мужчина и даст ей то, что нужно женщине — дом, детей, настоящих, а не воображаемых, и мужа, который живет рядом, а не в Америке.
Сколько раз я сталкивался с этим, такова и моя собственная история, с той только разницей, что меня никто и не обещал ждать. Но ведь не это главное. И тем не менее спустя столько лет, разбогатев, я хотел осуществить свой сон. Йенни не было в этом сне.
Однажды морозной ночью в декабре 1939 года я сидел в Осло в одном подъезде и ждал, когда его откроют, чтобы я смог выйти на улицу. У меня было много оснований не звонить дворнику и не объяснять, в какое я попал положение.
Я ждал всю ночь, и я мог бы просидеть так много ночей ради нескольких мгновений с Сусанной.
Сусанна, ту потемневшую цепочку, что когда-то носила Агнес, мне хотелось бы увидеть на твоей шее.
Я часто ощущаю рядом неизвестную женщину, она следует за мной по улицам, стоит в моей комнате. Она близка мне, как сестра, но я не знаю ее. Часто и подолгу она одна составляла все мое общество. Эта призрачная женщина, которую я ощущаю так явственно, хотя никогда не видел ее, всегда желает мне добра. Она единственная неизменно желает мне удачи и счастья.
Настроение у меня было не особенно праздничное, когда Йенни ушла со своими покупками. Она ждала ребенка и, конечно, надеялась получить рождественский подарок. Я не сказал ей, что отправил его прямо в Йорстад.
Поверь, я не мог жениться на твоей матери. Выступая в качестве любовника, я всего лишь исполнял определенную роль. Я не хочу извинять себя тем, что никогда ничего не обещал ей, пусть этим утешаются двадцатилетние.
Я не хотел жениться и не мог, вот и все. Я желал быть неограниченным властелином созданного мной маленького царства. Так уж я устроен. Горбатого могила исправит.
После ухода Йенни я на некоторое время занялся цифрами. Они проходили передо мной, как на экране, и я продолжал видеть их, когда уже вышел на улицу, где спешили по домам последние пешеходы. Конечно, я хорошо обеспечу ее.
Я хотел пройти прямо в отель, но остановился в раздумье на Студентерлюнден. Потом вошел в метро и поехал в гору. Мне захотелось спуститься оттуда пешком, когда город уже совсем опустеет и лишь из-за закрытых окон будет доноситься пение рождественских псалмов. А пока лучше побродить по лесу.
Я спускался вниз боковыми тропинками. Вдали слышался колокольный звон, половина небосвода, не скрытая тучами, была усеяна звездами. Было очень тихо. Не бродил ли я точно такой же ночью где-то в окрестностях Осло несколько месяцев тому назад? Вот только где? Я остановился и стал вспоминать. Нет, наверно, это было когда-то гораздо раньше. Или во сне. Скорей всего во сне.
В том сне я ушел откуда-то, где мне не понравилось, и пришел в какое-то место, где стоял кирпичный завод, который уже не работал. Огромное, неправильной формы здание окружали деревья. Все было окутано туманом, накрапывал дождь. Рядом темнели останки старого грузовика. Я осмотрел их и нашел, что они не заслуживают лучшей участи. Мотор был вынут. Металлические детали заржавели, колеса увязли в грязи. Там была канава, заполненная грязным льдом. Я шел и думал о «Бездне» Леонида Андреева. О тех гимназистах, юноше и девушке, которые беседовали о возвышенном, возвращаясь домой через какую-то пустынную местность. Как будто все это было именно здесь. Бездна раскрыла свою пасть…
Где же я тогда шел? И во сне ли? Увидев тени, я спрятался, мне не хотелось ни у кого спрашивать дорогу. Я решил самостоятельно добраться до Осло. Не знаю почему, но у меня не было охоты спрашивать дорогу.
Хорошо бы снова увидеть то место, но оно находится в другом мире, и я уже никогда не увижу его. Бывает, фантазируешь о таинственных местах, в которых, кажется, побывал, и они представляются более реальными, чем улица, где стоит твой дом. А меж тем они на Сатурне или в ином мире.
Взглянув на мерцающие звезды, я снова вспомнил двуликого бога. Таким его вытесали из камня, но ведь это неверно. Янус никогда не был подобен двухголовому теленку из бродячего цирка. У него было одно лицо, которое у тебя на глазах превращалось в другое и тут же опять принимало первоначальное выражение. Одно из лиц заставляло тебя в ужасе зажмуриваться, но ты никогда не знал заранее, какое из них тебе сейчас откроется.
