Она поставила коробку на кухонный стол и налила себе сладкого белого «Шато Мари Плезанс Бержерак». Приподняв картонную крышку, Эмилия достала то самое первое mille-feuille, которое Гийом Ладусет выбрал специально для нее, — пирожное было таким огромным, что она, разумеется, приберегла его для себя. Эмилии пришлось изрядно потрудиться, пытаясь откусить хоть чуть-чуть, прежде чем прийти к печальному выводу: к сожалению, на сей раз выпечка Стефана Жолли оказалась далека от своих обычных непревзойденных стандартов. Пытаясь понять, что же здесь не так, она внимательно осмотрела пирожное — и ее внимание привлекло что-то втиснутое между слоями теста. Эмилия разделила лакомство пополам и достала комок бумаги, вымокший в сдобренном ромом crème pâtissière. С трудом разлепив бумагу, она увидела, что это письмо. И хотя чернила расплылись, а изрядный клочок, включая подпись, она проглотила минуту назад, ей удалось, пусть и с большим трудом, разобрать слова. Чем дальше читала Эмилия, тем яснее понимала, что она только что получила первое в своей жизни объяснение в любви, да еще такое восторженно-сентиментальное, что сердце владелицы замка воспарило выше сарычей над скандальными бастионами. И лишь одного Эмилия Фрэсс так и не смогла понять: как булочник мог любить ее все эти годы и не проявить свои чувства ни единым, пусть даже маломальским намеком?
В шелковом халате цвета «бургунди» и с устоявшимся за неделю нежеланием представать перед белым светом Гийом Ладусет медленно спускался по лестнице — и тут взгляд его упал на кастрюлю с кассуле. На краю посудины нахально пристроилась чертова курица Виолетта, рыжий хвост с готовностью приподнялся над содержимым. Вот тогда-то сваха взорвался. Птица отреагировала не уступавшим по громкости его негодующему воплю криком, моментально взлетела в воздух и, дико хлопая крыльями, принялась носиться по кухне неистово-рыжими кругами, отчего висевшие на крючках сковородки забрякали друг о дружку, а ровная шеренга кофемолок «Пежо» на огромном светлом камине с грохотом обрушилась на пол.
Пригнувшись, Гийом бросился к задней двери, распахнул настежь, и обезумевшая курица рванула к садовой ограде. Сваха тут же захлопнул дверь и поспешил к плите — с мыслью, что его бессменное фамильное кассуле, пережившее семь президентов, навеки изгажено одним взмахом хвостового пера. Внимательно проверив поверхность варева, он достал длинную деревянную ложку и неторопливо потыкал содержимое кастрюли, заглядывая под утиные ножки, исследуя куски тулузской колбаски, перелопачивая гущу бобов, приподнимая серую гусиную косточку для более тщательного осмотра.
Но облегчения от того, что блюдо осталось незапятнанным, не хватило, чтобы успокоить Гийома Ладусета. Настроение свахи не улучшилось и после новости, что в муниципальном душе опять есть горячая вода. Вернувшись домой, он переоделся и направился в бар «Сен-Жюс» — с решимостью, какую только может позволить себе человек в магазинных кожаных сандалиях. Проигнорировав Сандрин Фурнье, пытавшуюся перехватить его вопросом, нашел ли он для нее другую подходящую пару, Гийом прошествовал прямо к Фабрису Рибу, который как раз надраивал экспресс-кофеварку, и с ходу заявил:
— Твоя курица меня преследует.
Впервые в жизни видя бывшего парикмахера в ярости, владелец бара поспешно предложил ему стул и бокал вина за счет заведения. Сам же присел напротив и выслушал рассказ свахи о том, как на протяжении вот уже полугода тот подвергается непрекращающимся унижениям в виде поклеванных абрикосов и сливочного масла, перьев в бокалах с «пино», мерзких четырехпалых следов на посыпанном тальком полу в ванной комнате и куриных яиц в самых непозволительных местах. Когда же он сообщил про последнюю каплю — шокирующее зрелище в виде чертовой курицы Виолетты, вознамерившейся осквернить его фамильное кассуле, — Фабрис Рибу мгновенно встал на защиту птицы, утверждая, что бедное существо никак не может нести ответственность за мучения Гийома и что вообще курица, вероятнее всего, не его. Но сваха не преминул напомнить владельцу бара, что, будучи человеком, выросшим бок о бок с курами, он уж как-нибудь в состоянии отличить одну птицу от другой. И потом, рыжие Виолеттины перья уж точно не спутаешь ни с чем.
— Должно быть, ты просто ей очень нравишься, — подвел итог владелец бара, откидываясь на спинку стула. — Ведь никого из нас она и близко не подпускает.
— Но я не нуждаюсь в симпатиях какой-то курицы! — рассердился сваха. — Уверяю тебя, Фабрис, чувства этой твари полностью безответны.
Когда же Фабрис Рибу предложил не держать открытой дверь черного хода, чтобы Виолетта не могла проникнуть внутрь, Гийом Ладусет гневно подался вперед. Он не только всегда держит заднюю дверь закрытой, вскипая яростью, прошипел сваха, но последние полгода вообще запирает ее на замок. Нет, через окна она тоже попасть в дом не может, ибо Гийом оставил лишь узкие щелки, в которые птице с ее конституцией уж точно не протиснуться. И как эта дрянь попадает внутрь — просто настоящая тайна.
Фабрис Рибу со вздохом смахнул со стола невидимую крошку. И хотя, аргументировал владелец бара, он не вправе держать птицу под замком, ибо даже мелкая тварь заслуживает право на свободу, и он не может отвечать за то, кого Виолетта выбирает в объекты своей любви, он непременно при случае заглянет к Гийому Ладусету и поможет укрепить оборону его жилища. Однако сваха, который проявлял твердость характера крайне редко, настоял, чтобы владелец бара пошел вместе с ним немедля.
Оставив бар под присмотром супруги, Фабрис Рибу сопроводил Гийома Ладусета домой. После того как владелец бара проверил замки на парадной двери и двери черного хода, он попросил сваху показать, как тот запирает окна, и согласился, что курица таких габаритов, как его Виолетта, никак не может протиснуться в столь узкую щель. Далее они спустились в погреб с его стеллажами консервов и древним, покрытым густым кружевом паутины крестьянским инвентарем. Пока владелец бара осматривался, Гийом присел на нижнюю ступеньку и наблюдал за Фабрисом Рибу с едва скрываемой злостью. Мало того, думал он, что этот человек не способен честно признаться, что позволил ножницам конкурента-парикмахера учинить у себя на голове нелепейшую из всех возможных нелепиц, так он еще и выказывает полное неуважение к окружающим, позволяя своей хулиганке курице свободно разгуливать по деревне. Но тут Фабрис Рибу глубокомысленно объявил, что ввиду отсутствия отверстий, выходящих наружу, ему не представляется возможным, чтобы птица могла попадать в дом со стороны погреба. Бросив взгляд на цветные карты планет и созвездий, покрывавшие стены над деревянными стеллажами, он вдруг спросил у Гийома Ладусета, что ему делать с дынями. И хотя сваха отнюдь не считал, что владелец бара заслуживает его консультации, он тем не менее ответил, что сейчас как раз самое благоприятное время для их высаживания, и пусть Фабрис Рибу не забудет отщипнуть цветоножки над первыми двумя листочками, но лишь когда Луна будет проходить созвездие Льва.
На площадке чердачной лестницы Гийом показал Фабрису Рибу дорожку, по которой куриные яйца скатываются по ночам, мешая ему заснуть. Он открыл сушильный шкаф в ванной и продемонстрировал свежий черно-белый помет на стопке белоснежных — во всех иных отношениях — хлопчатобумажных трусов. У порога сваха поднял с пола рыжее перо и молча поднес к носу владельца бара. Уже на чердаке Фабрис Рибу тщательно осмотрел три маленькие сквозные арки под свесом крыши, служившие входными отверстиями для голубей в те стародавние времена, когда птиц держали ради их мяса. Но, как и у всех остальных жителей Амур-сюр-Белль, аркообразные отверстия в доме Гийома Ладусета были перекрыты оконным стеклом много десятилетий назад.
— Что ж, остаются лишь дымоходы, — заключил Фабрис Рибу.
Мужчины направились обратно на кухню. Гийом поднял с пола упавшие кофемолки, две из которых оказались треснувшими, после чего он и владелец бара по очереди заглянули в закопченное отверстие над камином. Затем они проверили дымоход в гостиной, и Фабрис Рибу объявил, что сходит за проволочной сеткой и закроет все трубы сверху, чтоб даже Санта-Клаус с его хитроумными штучками не смог спуститься по ним.
Провожая владельца бара к двери, сваха поблагодарил его за помощь, не ведая, что истинной причиной услужливости Фабриса Рибу был страх: ведь не поторопись он с сеткой, и Гийом Ладусет может запросто пустить Виолетту на суп.
Остаток выходных Гийом планировал провести дома взаперти, но не тут-то было: Стефан Жолли настоял, чтобы друг помог ему вечером на празднике Fête de la Saint-Jean.[41] Сваха всячески пытался отвертеться от этой миссии: не хватало еще присутствовать там, где соберется не только население Амур-сюр-Белль, но и обитатели всех окрестных местечек. Однако булочник был непреклонен и не постеснялся напомнить Гийому Ладусету, что тот у него в долгу.
