— Ты стерва. Гнусная эгоистка!
— Траффорд, в нашем мире только эгоизмом и можно спастись. А почему бы мне не быть эгоисткой? Когда смотришь на человечество, на это отвратительное сборище тупых подонков с садистскими наклонностями, понимаешь, что эгоизм — единственно правильный моральный выбор. Почему я должна жертвовать собой ради других людей? Все они дрянь. Если ты готов идти на жертвы, ты уже слишком хорош для ублюдков, которым хочешь помочь.
— По-твоему, я дрянь? А Кассий — он тоже был дрянью?
Прежде чем ответить, она посмотрела на него долгим взглядом.
— Нет, Траффорд. Ты не дрянь. Ты прекрасный человек, и ты мне нравился. Конечно, исключения есть, но их маловато для того, чтобы становиться мучеником. У людей было все что нужно, и они выбросили это за ненадобностью. Дай им это снова, и они снова все выбросят. Вся наша история — одно сплошное доказательство того, что человечество не заслуживает мозгов, которые даны ему от природы. Мы гнилое, безнадежное племя, и в конечном счете имеет смысл разве что поиск лучшего куска для себя самого.
Траффорд все еще лежал на полу, там, где упал. Она помогла ему подняться на ноги и добраться до койки. Его удивило то, какая она сильная.
— Подумай как следует, Траффорд, — продолжала Сандра Ди, — и ты поймешь, что я права.
— Какая тебе разница, что я думаю? — спросил он.
— Ты неглуп и хорошо умеешь хранить тайну, — ответила она. — Такие люди нам нужны.
Траффорд не сразу сообразил, что она имеет в виду.
— То есть? — вырвалось у него.
— То есть пора тебе повзрослеть. Ты хотел стать личностью — так стань ею. Твоя дочь умерла; твоя жена от тебя отреклась. Теперь ты никто, так что у тебя появился шанс стать тем, кем ты захочешь. Присоединяйся к нам, становись агентом. Мы изменим тебе внешность, найдем для тебя место в обществе, и ты сможешь хранить свои секреты, выведывая чужие. Мы даже сможем иногда встречаться, чтобы обмениваться книгами или... еще что-нибудь. Либо это, либо костер, Траффорд.
— Лучше костер.
— Не торопись, подумай.
— Думать тут ни к чему. Я лучше сгорю, чем стану тем, кем стала ты, Сандра Ди.
— И кто же я?
— Нечеловек.
— Тогда я счастлива быть нечеловеком, потому что люди — дерьмо.
— Это не так, и ты это знаешь. Ты прочла достаточно книг, чтобы это понять. Люди сочетают в себе все самое высокое и самое низкое из того, что может дать природа. И я лучше умру, веря в самое высокое, чем стану такой, как ты. Ты — это самое низкое, гораздо ниже любой злобной хамки вроде Принцессы Любомилы; по сравнению с тобой она ангел.
Сандра Ди встала, не сказав больше ни слова, и пошла к двери. На пороге она обернулась.
— Кстати, это мы убили Мармеладку Кейтлин, — сказала она.
Ужас окатил Траффорда ледяной волной.
— Вы... убили?
— Да. Разве тебе не показалось немножко странным, что она умерла как раз перед тем, как кампания "Чудеса бывают!." достигла своей кульминации — концерта, на котором ты хотел объявить, что твоя дочь спаслась не по воле провидения, а благодаря прививке? Не надо было выдавать мне свой план, Траффорд. Как только ты это сделал, я поняла, что она должна умереть. Я сообщила о том, что ты мне сказал, своему начальству, и они приказали нашим химикам заразить ваш район холерой. Мы убили Мармеладку Кейтлин, чтобы ты не превратил ее в орудие борьбы с Храмом. Так что видишь — ты сам виноват в ее смерти.
Хотя голова Траффорда кружилась, а перед глазами все плыло, в мозгу у него зрела последняя идея. Последний план.
— Я любил тебя, — сказал он.
— Я тебя об этом не просила, — ответила она.
— Но ты занималась со мной любовью.
— Это был секс.
— По-твоему, ты знаешь, что такое любовь?
— Полагаю, что да.
— А я думаю, что нет.
— Что ж, мы никогда не узнаем, кто прав, верно? Ты-то уж точно не узнаешь.
— Я хотел сказать тебе... Объяснить, что такое любовь.. Я написал тебе письмо. На работе, утром того дня, когда меня арестовали. Мне кажется, я чуял, к чему все идет.
— Чуял? — с улыбкой спросила Сандра Ди. — А я думала, ты полагаешься только на разум.
— Файл с письмом называется "Ниврад".
— Ниврад?
— Да. Нивы радости.
Несмотря на всю холодность, которую Сандра Ди на себя напускала, в этот момент что-то в ее манере изменилось.
— Нивы радости? — переспросила она, и Траффорду показалось, что ее голос дрогнул — едва заметно, совсем чуть-чуть
— Да, — ответил он. — Нивы радости — это моя любовь.
На лицо Сандры Ди вернулась надменная улыбка: теперь ее броня была восстановлена и крепка, как прежде.
— Траффорд, Траффорд, — сказала она. — Вечный романтик!
И ушла.
Оставшись в одиночестве, Траффорд задумался. Откроет ли она файл? В конце концов, она ведь шпионка, а шпионы, как правило, любопытны. Кроме того, несмотря на ее слова, Траффорд знал, что она все-таки немного его любила — по-своему, по-нечеловечески. И он решил, что откроет. Он верил, что это произойдет, — а если она сядет за компьютер Траффорда в Изразе и откроет файл под названием "Ниврад", электронные письма отправятся по своим адресам. Те самые письма, в которых рассказано о теории Дарвина. Письма, с которых начнется цепная реакция.
Утром того дня, на который была назначена публичная казнь Траффорда, в новостных программах появился сюжет о "еретике из Уэмбли": оказывается, человек, открыто похвалявшийся тем, что отравил своего ребенка, был еще и членом некой зловещей секты, подпольной террористической организации. Эти негодяи, говорилось в новостях, гораздо хуже взрывающих себя подростков-иноверцев: ведь они пытались возродить ужасную ложь обезьянолюдей, изучая и пропагандируя соответствующие материалы. Они преследовали гнусную цель — восстановить те самые заблуждения, за которые Любовь покарала человечество Потопом.
В результате вдоль дороги от тюрьмы до лобного места выстроились тысячи разгневанных граждан — огромная толпа, остервенелая от ненависти к еретику-извращенцу, который получал удовольствие, отравляя детей, и верил, что его прадедушка был обезьяной.
На месте казни были уже распяты несколько членов секты — они висели на крестах, еще живые. Толпа швыряла в них камнями и грязью; одни преступники молили о пощаде, другие хранили молчание. Траффорд заметил, что Коннор Ньюбери молчит, и был удивлен: он не подозревал в нем такой стойкости характера.
Здесь же была и Чантория — обнаженная и в колодках, она с готовностью терпела брань и унижение. Почти лишившись ума от горя и страха, она бормотала, что только ее страдания могут помочь их ребенку когда-нибудь найти путь на небо.
Траффорд поднялся на ступени, ведущие к погребальному костру. С болью в сердце он увидел, что костер сложен из книг, и понял, что это содержимое библиотеки, доставившей ему столько радостей.
Отец Бейли уже поджидал Траффорда на эшафоте. Именно он, как исповедник приговоренного к сожжению злодея, должен был потребовать, чтобы перед смертью Траффорд раскаялся и отрекся от своих убеждений.
—Траффорд Сьюэлл, — торжественно произнес он в микрофон, явно наслаждаясь всеобщим вниманием, — признаете ли вы, что были вакцинатором, читали книги и верили в так называемую "науку" обезьянолюдей?
— Признаю, — громко ответил Траффорд, — и горжусь этим!
В толпе раздались издевательские выкрики. Взглянув вниз, Траффорд обнаружил, что Принцесса Любомила и Незабудка каким-то образом сумели протиснуться в передние ряды зрителей. Их лица были искажены злобой.
— Готовы ли вы покаяться в своих грехах? — снова обратился к нему отец Бейли. — Готовы ли признать, что вакцинация не приносит пользы и что человек не является плодом эволюции, а был создан Богом в один день?
— Нет. Никогда.
— В таком случае вас сожгут живьем.
— Вера, которую приходится вымогать угрозами, ничего не стоит!
— Сжечь его!
Траффорд никогда не думал, что у него хватит душевных сил пойти на смерть за свои убеждения, но теперь эти силы откуда-то взялись. Когда его привязывали к столбу, он посмотрел вниз, на многоликую толпу. Сбоку на него направили микрофон — видимо, в расчете потешить зрителей его криками.
— Нивы радости! — вдруг выкрикнул он. — Нивы радости! Ниврад! Ниврад!
На мгновение толпа затихла: все с нетерпением ждали, какое кощунство сорвется напоследок с уст еретика.
— Не смотрите вперед, во тьму невежества! — воскликнул Траффорд. — Смотрите назад, в светлое прошлое! Наоборот, понятно? Ниврад, смотрите наоборот! Ниврад! Ниврад наоборот!
И в этот миг, когда палач в капюшоне шагнул к костру, чтобы поджечь его горящим факелом, кто-то в толпе помахал Траффорду рукой. Он вгляделся туда, ожидая увидеть коллегу или приятеля, но человек, привлекший его внимание, был ему незнаком. Встретившись с ним глазами, незнакомец показал на свою футболку. На ней стояли слова "Нив(ы) рад (ости)!".
