– Ну хоть чем до завтра-то лечиться? – взмолилась ему вслед Нонна Петровна.
– Антибиотиков массивные дозы и супрастин, – буркнул врач и стал спускаться по лестнице. – Операцию-то за деньги делали? – вдруг вспомнив о чем-то, крикнул он вверх.
– Известно, за деньги. Кто сейчас бесплатно делает! – ответила Нонна Петровна. Доктор, который сегодня вот уже на четвертом вызове не получил ни копейки, потому что сам денег не требовал, а больные ему не предлагали, пожал плечами и крикнул в ответ:
– Так хоть компенсацию с них потребуйте за такое осложнение! Это ведь их вина! – Он медленно побрел вниз, бормоча, как он устал работать с идиотами и что девчонку так можно окончательно загубить. Хоть бы поскорее вышел с больничного его фельдшер и стал опять бы таскать тяжелый чемодан с инструментами!
Нонна Петровна вернулась в комнату.
– Сейчас в аптеку побегу, пока не поздно! – Она посмотрела, хватит ли денег в кошельке, и, решив, что на всякий случай надо взять побольше, потому что лекарства теперь стоят тысячи, открыла шкаф и полезла в сумку. Старая кожаная сумка была пуста.
– Что это? – Мать подошла к дивану Ники с сумкой в руках. – Неужели ты заплатила за операцию все деньги, которые у нас были?
Температура у Ники лезла еще выше, ей было действительно плохо. Не начинать же сейчас объяснения с матерью! Она промычала что-то невразумительное и закрыла лицо одеялом.
– Столько денег за операцию, и вот такой результат? – схватилась за голову мать. – Да я туда завтра поеду, я их там всех поубиваю! Я их там всех по кочкам разнесу! Спрятались за забором, – Нонна Петровна сама клиники не видела, но подробности знала со слов Ники, – и творят, что хотят! Да я до президента дойду и добьюсь, что б их всех там позакрывали!
Звонок в дверь прекратил поток ее слов.
«Может, это Сережа? – подумала сквозь свое полусонное состояние Ника. – Как я соскучилась!» – Она украдкой пощупала под подушкой кольцо, которое сняла с пальца, чтобы не рассказывать пока обо всем матери. Ей хотелось сохранить как можно дольше это дорогое воспоминание при себе. «Хоть бы она скорее ушла на работу, – даже думала Ника. – Тогда я опять могла бы надеть кольцо!» И каждый раз, когда мать выходила из комнаты, она, когда была в сознании, украдкой доставала его и смотрела на него сквозь щелочки припухших век.
– Я – доктор Владимир Сергеевич Азарцев, – спокойно сказал в дверях незнакомый Нонне Петровне мужчина.
– Мама, это мой врач, – с трудом проговорила Ника.
– Ну, здравствуйте, доктор! Входите и посмотрите, что вы натворили! – ядовитым голосом проговорила Нонна Петровна, но Азарцев не понял иронии. Его обуревали чувства Пигмалиона. На фоне всех его неприятностей единственной радостью было осознание, что он принес этой девочке пользу. И пусть это было в ущерб и ему, и клинике, но он был в радостном предвкушении осмотреть и оценить сейчас состояние лица своей Галатеи.
Нонна Петровна откинула одеяло.
– Что это такое!? – в недоумении спросил он, увидев Никино лицо. – Как это могло произойти? Ты гантелями, что ли, тут занималась? На голове стояла?
– Девочка лежит, в туалет еле ходит, а вы какую-то ерунду про гантели говорите! – в возмущении встала перед ним Нонна Петровна.
– Ну-ка рассказывай, что ты тут натворила? – потряс за руку Нику Азарцев.
– Да что она натворила! Она второй день лежит без сознания! «Скорую помощь» уже вызывали! – каким-то скандальным, скрипучим голосом начала кричать Нонна Петровна. – Они уже хотели дочку в больницу везти, операцию повторную делать, да я не дала!
Владимир Сергеевич приложил руку ко лбу.
– Повторную операцию делать ни в коем случае нельзя, – тихо сказал он. – Нарушатся все внутренние швы, все соединения, которые я с таким трудом сделал. Лечить надо только консервативно. Я заберу сейчас девочку и отвезу ее к себе в клинику.
– Ну, и во сколько это нам еще обойдется? – уставила руки в боки и прищурила глаза Нонна Петровна.
– Ни во сколько! Так же, как операция, все будет бесплатно, – сказал Азарцев, глядя на нее не без удивления.
– Ах, ни во сколько! – подняла руки к небу Никина мать. – Девочку-то легко обдурить, да меня не очень! – стала наступать она на Азарцева. – Вы ведь должны были заключить с ней договор на обслуживание! Я перво-наперво его хочу посмотреть!
– Но мы не заключали с вашей дочерью договор, – еще больше удивился Азарцев, – потому что операция была бесплатной. Спросите у дочери сами!
– Заключала ты договор? – придвинулась к Никиному лицу мать.
Та отрицательно помотала головой.
– Значит, договор не заключали, а денежки в карман? Обманул девчонку и думаешь, что теперь ничего не докажешь! – заорала на Азарцева Нонна Петровна.
Владимир Сергеевич отодвинул стул и встал.
– Заявляю вам официально, – сказал он. – Я денег у вашей дочери не взял ни копейки.
– А зачем же операцию делал? – завизжала Нонна Петровна, осатаневшая от такого поворота событий. Все ее деньги исчезли, а этот проходимец, этот хорошо выбритый господин, искалечивший ее дочь, думает, что если она бедная женщина, так и не сумеет ничего доказать! Да она его растерзает!
– Я хотел помочь девочке, – попытался объяснить Азарцев. – Никто, кроме меня, в Москве пока не умеет делать таких операций. Да и в журналах я не читал, чтобы в мире оперировали по этой методике.
– Ах, ты на ней еще и эксперименты ставил за наши же деньги! Ну получай теперь свой эксперимент! Нравится он тебе? – И Нонна Петровна широко откинула с девочки одеяло. Никино раздутое лицо и шея напоминали верхнюю часть тела жабы. Азарцев ужаснулся.
– Но я не виноват в этом! – в отчаянии проговорил он. – Этого не должно было быть. Я теперь действительно сожалею о том, что взялся оперировать, но я не знаю, как это получилось! – Он подумал, как трудно будет объяснить еще и Юлии появление этого послеоперационного осложнения… Он печально усмехнулся: – Дорога в ад всегда бывает устлана благими намерениями. Я это давно знаю, да забываю в ответственных случаях.
– Ах, ты еще философствуешь тут на нашей крови! Философ хренов. Да я тебя под суд отдам, сволочь! Ты мне все до копейки вернешь!.. – Нонна Петровна уже не сдерживалась.
– Да замолчите вы! – Азарцев тоже вышел из себя. – Запомните, что я вам скажу! Если хотите вылечить девочку, ее надо везти ко мне в клинику. Немедленно. И я ее сейчас забираю. Вы приедете туда завтра. И денег я никаких ни у вас, ни у нее не брал! Ну, скажи своей матери! – Он наклонился к Нике и посмотрел прямо в ее раздувшееся лицо. – Брал я у тебя деньги?
Ника молчала. Перед ее внутренним взором, меняясь, проходили картинки прошлого дня: вот Сережа говорит ей, чтобы она не портила себе жизнь и выходила замуж, вот он собирается идти в армию, вот он в ювелирном магазине выбирает для нее кольцо. Она вгляделась внимательнее. Перед ней нависало незнакомое лицо какого-то постороннего мужчины. От него пахло дорогим одеколоном. Она совершенно забыла, что перед ней тот самый доктор, на которого она несколько дней назад готова была молиться, которого так долго искала. Теперь это было враждебное существо, угрожающее ее и Сережиному счастью. Видя гнев и изумление матери, обнаружившей пустую сумку, она вдруг каким-то чутьем поняла, что та не одобрила бы ее поступок, и подумала, как хорошо, что она ничего ей не сказала.
«У него столько больных, – подумала она про Азарцева. – Он богатый человек. Мать не сможет отсудить у него деньги, потому что не сможет ничего доказать. Он так и будет, естественно, утверждать, что не брал денег. Но иногда, – Ника вдруг вспомнила уроки литературы в школе, – ложь бывает нужнее правды. Как иначе я могла бы помочь Сереже?» И она, чуть-чуть приоткрыв рот, простонала тихонечко:
– Брал…
– Не понял, – опешил Азарцев. – Я не понял, что ты говоришь? Ты в своем уме? Повтори!
Мать придвинулась к Нике ближе. И девочка, сообразив, что отступать уже некуда, сказала так громко, как только могла:
– Брал!
Азарцев, весь побледнев, почувствовал такое опустошение в душе, какое бывает у врача, когда он, надеясь на хороший исход, из-за какой-нибудь несущественной мелочи, какой-нибудь ерунды вдруг теряет больного. Руки у него опустились, он не знал, ни что сказать, ни что ему делать.
– Не станет моя девочка врать! – победно произнесла Нонна Петровна.
– А вы все время были дома, после того, как привезли из клиники девочку? – тихо спросил Азарцев.
– А это какое имеет значение? – язвительно поинтересовалась Никина мать.
– Я думаю, что в ваше отсутствие произошло нечто такое, что и привело к этому осложнению, – Азарцев показал на лицо Ники, – и заставило девочку говорить неправду. Я сейчас не могу вам ничего доказать, но со временем, очевидно, загадка раскроется. А сейчас ее надо лечить. Собирайся, поехали!
– А дома нельзя? – сделала жалобные глаза Ника. Ей все-таки было немного стыдно, что она наврала. «Но ведь ему все равно ничего не будет!» – думала она о докторе.
