Англоговорящий союз и Китайскоговорящий союз. Третья мировая держава – РусГов, и вы знаете, что это. Такая война сводится к локализованным сеансам уничтожения, называемым битвами, в которых мужчины воюют с женщинами. Истинная война полов. А потом трупы увозят на консервные фабрики. Недавняя история с насильственным каннибализмом в Андах доказывает, что человеческое мясо и съедобно, и питательно, невзирая на новые диетические табу, которые заклеймили его ядовитым. Консервированную человечину продают в супермаркетах под маркой «чел», а лучше с китайскими иероглифами на этикетке, – чтобы непонятнее было. Сегодня люди что угодно съедят.
Да будьте же серьезней!
А я по-своему серьезен. Такая война была бы справедливой и полезной. Но миру придется подождать до 3000 года, прежде чем она начнется. Что до новой мировой войны, то она как эмбрион благополучно ждет своего часа во чреве времени, и кто может сказать, что послужит для нее искрой или на сколько она будет разрушительной? Мы уже неоднократно разыгрывали ее в кино и в книгах, а это свидетельствует о том, что какая-то часть нас отчаянно ее хочет. Какую чушь несут писатели и режиссеры, когда говорят, что их ужасные вымыслы должны сыграть роль предостережений. Ни о чем они не предостерегают. Это чистейшей воды воплощение желаний. Кто-то сказал, что война – феномен культуры. Это легитимный способ культуртрегерства, хотя передается обычно не та культура, какую мы ожидаем…
То есть?
Приведу банальный пример. В сороковых годах и позднее Северную Америку и Европу захлестнули популярные латиноамериканские песни и танцы вследствие потребности США превратить Латинскую Америку в «доброго соседа» – мы знаем, как сильны были пронацистские симпатии, скажем, в Аргентине. А это означало, что нам всем пришлось смотреть «Три кабальеро» и фильмы с Кармен Мирандой, танцевать конгу и самбу, петь «Бразилия» и «Доброй ночи». Пример менее тривиальный: американизации Японии и Германии лучше всего можно было добиться за счет военного разгрома этих стран и ограничения их послевоенного промышленного производства мирными товарами. Советская Россия привила разновидность марксистского режима Восточной Европе. Война – самый быстрый способ передать свою культуру, в точности так же как поедание мяса – самый быстрый способ усвоения протеина. Раньше можно было рассматривать войну как экономическую экзогамию, насильственное оплодотворение в большом масштабе – перенесите свое семя и произведите на свет жизнеспособные новые гибриды, избегайте усталого инцеста вечной эндогамии, которая есть скучный плод мира. Величайший военный сюжет всех времен – похищение сабинянок. Война использует международную политику лишь как предлог для удовлетворения глубинной потребности человека, в которой он боится признаться, поскольку ему не нравится увязывать рост качества жизни с убийством.
Третья мировая?
Может начаться где угодно. Будет позиционировать себя как идеологическая война. Будет вестись неядерным оружием. Окончится перемирием, до заключения которого погибнут миллион мужчин и женщин, но крупные города останутся нетронутыми. Пушечное мясо дешево и с каждым днем становится все дешевле. Крупные города содержат ценные артефакты, чья стоимость велика, а потому их лучше не бомбить. Пример тому компьютеры. Мы читали слишком много сценариев следующей войны, кому нужен еще один? А интересует меня сейчас то, как разновидность тоталитаризма может возникнуть в Соединенных Штатах из-за опасений, что враг у ворот. Например, свершившаяся при помощи китайцев коммунистическая революция в Мексике могла бы пошатнуть Армерику, заставить ее искать шпионов, пустить в ход огромные кибернетические и электронные ресурсы, чтобы держать под наблюдением собственных граждан. Затем – расширение полномочий президента, временный роспуск конгресса, цензура, затыкание рта инакомыслящим – и все это во имя безопасности. Нет необходимости в войне, достаточно угрозы войны, и в старом добром оруэлловском духе идея врага, действительного или потенциального, станет средством для оправдания диктатуры. Тут Оруэлл прав. Война необходимый фон для репрессий со стороны государства. Война как ландшафт, погода или обои. Причина не важна, врагом может быть кто угодно. Когда мы думаем о будущей мировой войне, нам вскоре наскучивает вырабатывать конкретные причины, поскольку они могут быть буквально какими угодно. Индия сбрасывает ядерную бомбу на Пакистан. В результате переворота в Восточной Германии сносят Берлинскую стену. Возмущенная влиянием американского капитала и американскими военными базами Канада просит США убраться. Помните, как Вторая мировая война начинается у Герберта Уэллса? В середине тридцатых годов он написал книгу под называнием «Облик грядущего», историю будущего, при том, так уж получается, по большей части абсурдного. Но война у него начинается в 1940 году в «Польском коридоре», что обернулось поразительно точным. Польский еврей ест орех, кусочек застревает у него в дырявом зубе. Он пытается выковырить его пальцем, и молодой нацист воспринимает его гримасы как издевку над своим мундиром. Он стреляет. Еврей умирает. Начинается война. То, что причина столь мелкая, что отправной инцидент такой тривиальный, – разве это не доказательство, что мы хотим войны ради самой войны?
Я родился в 1951-м, но третьего дня я видел яркий сон о Первой мировой. Не о битвах. Я сидел в одном лондонском ресторане, и на настенном календаре был февраль 1918 года. Ресторан был полон, я пил чай, очень слабый чай, за столиком, где болтали две дамы. Одеты они были в стиле времени, который я знал по кинофильмам и фотографиям, – весь декор во сне был удивительно точен. Одна из дам воскликнуда: «Когда же закончится эта ужасная война!» Разумеется, я точно знал когда и едва не сказал: «11 ноября этого года», но успел прикусить язык. Но суть сна не в этом. Суть в том, что я прочувствовал период. Я мог чувствовать запах из подмышек дам, пыль на полу. Светильники как будто принадлежали этому периоду и никакому другому. Когда я думаю о будущем, меня не слишком занимают глобальные явления – тип правительства и так далее. Мне хочется чего-то более бытового, уровня повседневной жизни. Вы понимаете, о чем я?
Прекрасно понимаю. Если сны вам этого не дадут, то романисты и поэты должны по меньшей мере попытаться. Мы сидим в комнате небольшой квартиры в Лондоне. Год за окном 1978-й. Я работал в этой комнате начиная с 1960-го, и она не слишком с тех пор переменилась. Стол и стул – те же самые, и ковер – тот же, хотя, надо признать, когда я его положил, он уже был достаточно потертый. Вполне возможно будет сохранить до 2000 года эту мебель, хотя и не пишущую машинку. Если отбросить возможность полномасштабного пожара или того, что городские планировщики решат снести весь квартал, можно предположить, что все в этой комнате останется как есть. Я, вероятно, умру, но неодушевленные предметы меня переживут. Поэтому мы уже в будущем, понимаете? Возьмемся за другие комнаты. Что еще останется прежним? Телевизор, уверен, до 2000 года заменят, и много раз.
Я видел фотографию, на которой президент Картер и его первая леди смотрят телевизор. Они смотрели три канала разом. Мне пришло в голову, что так и будут смотреть в будущем. Учитывая, сколько в США телеканалов, глупо ограничиваться только одним. Мы учимся делить наше внимание, делать несколько дел за раз. Это станет определяющей переменой в том, как мы реагируем на внешние раздражители.
Но ни в коей мере не изменится уверенность, что домашний телеэкран будет основным источником развлечения и информации. Я бы предсказал смерть широкоэкранных кинотеатров, на смену которым придут широкоэкранные телевизоры. Уже сейчас закрывается все больше и больше газет. Развивается технология подачи трехмерного изображения. Довольно долго она будет дорогой. Такова будет беда значительного числа новшеств – дороговизна. Сомневаюсь, что денег будет хватать на многое. Сомневаюсь, что удастся обуздать инфляцию, даже под конец века. Если только не объявится новый Мейнард Кейнс. Думаю, правительства поднимут акцизы на табак и алкоголь настолько, чтобы они вышли из употребления, и тем самым спасут нас от нас самих, но тогда им придется допустить свободную продажу безобидных стимуляторов и депрессантов. Что-то вроде сомы Олдоса Хаксли…
Что еще вы увидели бы в своем широкоэкранном телевизоре?
Старое кино. По два или три фильма за раз, как вы и предположили, – почему нет? «Касабланку» и «Эмиля Золя» и что-нибудь немое, например «Метрополис» Фрица Ланга. Новому кино не хватает неприкрытого насилия, но при этом оно безнадежно откровенно в том, что касается секса и полового акта. Добавьте сюда дебаты в прессе и ток-шоу о разнице между эротикой и порнографией. А еще новости. Неурядицы в промышленности, инфляция, экономическая помощь другим странам (что означает, что, возможно, надвигается вышеупомянутая тотальная война). Похищения и угоны самолетов группами диссидентов. Микробомбы с огромным разрушительным потенциалом в общественных зданиях. Более дотошные личные досмотры в аэропортах и на входе в кинотеатры и здания вокзалов – да, по сути, повсюду: посягательства на человеческое достоинство во имя человеческой безопасности. Новые нефтяные забастовки, но большая часть нефти в руках арабов. Рост происламской пропаганды. Преподавание ислама в школах как условие получения нефти. Поиски новых энергоносителей. Бензин очень дорог. Перелеты на сверхзвуковых «конкордах» – быстро, но чертовски дорого. Жизнь по большей части работа и телевизор.
