Дженни Филдз теперь поддерживала Роберту в ее борьбе с телевизионщиками, которые, как утверждала Роберта, втайне сговорились больше не нанимать ее спортивным комментатором на футбольный сезон, а ведь знания Роберты о футболе отнюдь не уменьшились даже от лошадиных доз эстрогена, твердила Дженни; волны поддержки, докатываясь из университетских кампусов, сделали двухметровую Роберту Малдун сущей притчей во языцех. Роберта была умна и красноречива и, разумеется, очень хорошо разбиралась в футболе; ее яркие комментарии безусловно улучшили бы качество передач, нынешние-то ведущие просто зануды и придурки.
Гарпу Роберта нравилась. Они с удовольствием беседовали о футболе и играли в сквош. Роберта всегда выигрывала у Гарпа первые несколько сетов — она была сильнее и лучше подготовлена физически, — однако выносливость свою она теперь в значительной степени утратила, а поскольку была гораздо крупнее и тяжелее Гарпа, то и уставала быстрее, а в итоге сдавалась. Роберта быстро уставала и от бесконечных распрей с телевидением, но проявляла огромное терпение в других, более важных вещах.
— Ты, безусловно, украшение этого дурацкого Общества джеймсианок, Роберта, — говорил ей Гарп.
Он всегда гораздо больше радовался визитам матери, если с ней приходила и Роберта. Роберта могла часами гонять в футбол с Дунканом. Она даже обещала взять мальчика на матч с участием «Филадельфия Иглз», что, однако, несколько тревожило Гарпа. Роберта была фигурой скандальной, и кое-кого она безумно злила. И Гарпу все время мерещились всякие нападения на нее и даже теракты, в результате которых Дункан исчезал в бескрайних ревущих просторах футбольного поля в Филадельфии и за ним по пятам гнался насильник-педофил.
Подобные картины возникали в воображении Гарпа прежде всего из-за почты, которую получала Роберта; эти послания прямо-таки сочились ненавистью, а когда Дженни показала ему кое-какие письма, которые получала она сама и в которых ненависти было не меньше, Гарп встревожился еще сильнее. Этот аспект публичной жизни матери он никогда прежде не принимал во внимание, а ведь иные люди действительно ее ненавидели! Они писали Дженни, что желают ей заболеть раком. Они писали Роберте Малдун, что надеются, что ее (или его?) родителей нет в живых. А одна милая супружеская пара написала Дженни Филдз, что их заветное желание — искусственно оплодотворить ее спермой слона, чтобы она взорвалась изнутри. Это послание так и было подписано: «законные супруги».
Один человек написал Роберте, что всю жизнь болел за «Иглз», ибо даже его дед с бабкой родились в Филадельфии, но теперь он собирается болеть за «Гигантов» или за «Краснокожих» и переехать в Нью-Йорк или в Вашингтон — «или даже в Балтимор, если надо», — потому что Роберта своими дурацкими затеями извратила все его представления о защитниках команды.
Одна женщина писала Роберте Малдун, что очень надеется, что «Окленд рейдерз» изнасилуют Роберту всей командой. Полагая, что «Рейдерз» — самая отвратительная футбольная команда на свете, эта особа считала, что только они и смогут доказать Роберте, как замечательно быть женщиной.
Школьник-футболист из Вайоминга написал Роберте, что из-за нее ему теперь стыдно оставаться защитником и он переходит в полузащиту — поскольку среди полузащитников вроде бы транссексуалов нет.
А другой студент, нападающий из футбольной команды Мичигана, написал Роберте, что, если она когда-нибудь приедет в Ипсиланти, он хотел бы трахнуть ее, но только пусть она непременно будет в своих футбольных наплечниках.
— Это еще ничего, — говорила Роберта Гарпу. — Твоя мать получает куда более отвратительные письма. И ее ненавидит куда больше людей.
— Мам, — сказал Дженни Гарп, — почему бы тебе со всем этим не «завязать» хоть на время? Возьми отпуск. Напиши еще одну книгу.
Ему никогда и в голову не приходило, что он сам когда-нибудь предложит матери снова взяться за перо. Но сейчас он вдруг увидел в Дженни потенциальную жертву, беззащитную женщину, смело подставляющую себя под удар всей скопившейся в этом мире ненависти и жестокости.
На вопросы журналистов Дженни всегда отвечала, что да, конечно, она пишет другую книгу; и только Гарп, Хелен и Джон Вулф знали, что это ложь. Дженни Филдз не написала больше ни слова.
— С собой я уже сделала все, что хотела, — говорила Дженни сыну. — Теперь мне интересны только другие люди. А ты беспокойся лучше о себе самом, — мрачновато отшучивалась она, считая, что интровертность Гарпа и его вымышленная, воображаемая жизнь куда опаснее жизни реальной.
На самом деле эта погруженность Гарпа в свой собственный мир пугала и Хелен — особенно когда Гарп не работал над очередной книгой; а после «Второго дыхания рогоносца» он за целый год с лишним не написал ни строчки. Потом он начал было что-то писать, но все это выбросил на помойку. Он писал письма своему издателю — самые сложные, какие Джону Вулфу когда-либо приходилось читать; отвечать же на них было еще труднее. В иных письмах Гарпа было по десять-двенадцать страниц, и на большей части этих страниц Гарп обвинял Джона Вулфа в том, что он не «проталкивает» его роман на книжный рынок
«Но многие восприняли эту книгу буквально с ненавистью, — пытался урезонить его Джон Вулф. — Как же мы можем „проталкивать“ твой роман?»
«Ты тоже никогда его не поддерживал», — обиженно отвечал ему Гарп.
Хелен в письмах просила Джона Вулфа набраться терпения, но тот и так отлично знал пишущую братию и относился к Гарпу со всем терпением и добротой, на какие был способен.
Временами Гарп писал письма и другим людям. Например, отвечал некоторым особенно ярым ненавистникам Дженни Филдз — в тех редких случаях, когда был указан обратный адрес. Он писал этим людям длинные письма, пытаясь унять их бешеную ненависть.
— Ты, похоже, увлекаешься общественной работой? — заметила как-то Хелен.
Но Гарп даже Роберте Малдун предложил свои услуги — он готов был отвечать и ее ненавистникам, однако у Роберты появился новый любовник, и злоба чужих людей скатывалась с нее как с гуся вода.
— Господи, — говорил Гарп, — сперва ты изменила пол, а теперь еще и любовников одного за другим меняешь! Для футболиста, а ныне обладателя женской груди ты действительно способна кое-кому действовать на нервы, Роберта!
Они очень подружились и яростно сражались в сквош каждый раз, как Дженни и Роберта приезжали в город, но приезды их были не столь часты, чтобы целиком занимать все свободное время Гарпа, когда он не находил себе покоя. Он часами играл с Дунканом — и страстно мечтал, чтобы и Уолт тоже поскорее подрос и включился в их игры. В нем назревал шторм, закипала буря.
— Третий его роман будет очень большим, — говорил Джон Вулф Хелен, желая ее утешить и чувствуя, что она начинает уставать от Гарпова беспокойства. — Погоди, дай ему время, все уладится.
— Интересно, с чего он взял, что третий роман будет большим? — кипятился Гарп. — Да этого третьего романа еще и в природе не существует! А если учесть, какова судьба моего второго романа, то, можно сказать, что и его тоже не существует. Эти издатели обожают всякие мифы и страшно гордятся собственными пророчествами! Если Джон так много знает насчет чужих третьих романов, почему бы ему не написать свой собственный третий роман? И почему он не написал даже первого!
Но Хелен только улыбнулась, поцеловала Гарпа и отправилась с ним в кино, хотя кино она ненавидела. Она была счастлива — интересная работа, всем довольные милые дети, для которых Гарп был прекрасным отцом; он к тому же прекрасно готовил, да и любовью с ней занимался куда более изобретательно, когда не писал, чем когда сидел, по уши погруженный в работу. Что ж, пускай уладится, думала Хелен.
У ее отца, старого доброго Эрни Холма, давно появились признаки серьезной болезни сердца, однако он по-прежнему был счастлив у себя в Стиринге. Вместе с Гарпом он каждую зиму ездил в Айову на большие соревнования по борьбе. Хелен была уверена, что небольшая задержка в творческом процессе вполне естественна и преодолима и надо просто немного потерпеть.
— Ффе придет, — говорила Гарпу по телефону Элис Флетчер. — Нельзя же нафильно зафтавлять фебя пифать!
— Я и не заставляю, — заверил он ее. — Собственно, и оснований нет: в голове-то пусто! — Однако он думал, что желанная Элис, которая никогда ничего не умела довести до конца — даже свою любовь к нему, — вряд ли способна понять, что он имеет в виду.
Затем Гарп тоже получил злобное письмо — от человека, который весьма живо обосновывал свою обиду на «Второе дыхание рогоносца». И автором письма был отнюдь не слепец и не заика, страдающий метеоризмом и непроизвольными хореическими движениями конечностей! В общем, это было именно то, чего Гарпу недоставало, чтобы вытащить себя из болота уныния.
