Надеюсь, миссис Пул, мне удалось достаточно ясно выразить Вам свои мысли. Но, так или иначе, я весьма благодарен Вам за то, что Вы потрудились написать мне: я очень ценю любые отклики своих читателей — даже самые критические.
Искренне ваш, «Какашка».
Гарп всегда был склонен к излишествам. Он даже обычные письма писал как бы в стиле барокко; он верил в силу преувеличений, и его художественная проза страдала теми же излишествами. Гарп никак не мог забыть первое письмо миссис Пул, так сильно его огорчившее, однако ее ответ на его напыщенное письмо явно расстроил его еще больше.
Дорогой мистер Гарп,
(отвечала миссис Пул)
Вот уж не думала, что Вы станете утруждать себя ответным письмом ко мне. Вы, должно быть, больной? Я вижу по Вашему письму, что Вы верите в себя, и это, наверное, хорошо. Но то, о чем Вы толкуете, большей частью, по-моему, полная чушь, и я не желаю, чтобы Вы впредь предпринимали попытки что-то мне разъяснить, ведь это ужасно скучно и оскорбительно для меня как мыслящего человека.
Ваша Айрин Пул.
Гарп, как и его представления о мире, был исполнен внутренних противоречий. Он, например, был очень щедр и великодушен к другим, но одновременно и чудовищно нетерпелив. Он сам отмеривал, сколько его времени и терпения заслуживает каждый. Он мог довольно долго стараться быть милым, пока не решал вдруг, что пробыл милым уже достаточно, и тогда просто поворачивался спиной к ничего не понимающему человеку и, буквально рыча от злости, уходил.
Дорогая Айрин!
(писал Гарп миссис Пул)
Вам нужно либо вообще перестать читать книги, либо читать их гораздо внимательнее.
Дорогой Какашка! (писала Айрин Пул)
Мой муж говорит, что если ты еще раз мне напишешь, то он собьет из твоих мозгов мусс.
От всего сердца, миссис Фиц Пул
Дорогие Фици и Айрин! (тут же ответил Гарп) Ну и …. с вами!
Так в этой переписке он утратил свое чувство юмора, заодно отняв у окружающего его мира и свое сочувствие.
В «Пансионе „Грильпарцер“» Гарпу все же удалось сыграть на двух струнах — комедии и сострадания. Этот рассказ не унижает своих героев — ни чрезмерной резкостью оценки, ни какими-либо преувеличениями, использованными для достижения более высокой цели. Не кажутся они и более сентиментальными, чем нужно, ведь это могло бы обесценить их искреннюю, затаенную печаль.
Однако подобное равновесие в повествовании Гарп, как ему казалось, теперь утратил. Его первый роман (так считал он сам) страдал от перегруженности историей фашизма, к которой он, Гарп, не имел никакого реального отношения. Во втором своем романе он слишком приблизился к реальной действительности и страдал от того, что ему не удалось достаточно многое вообразить — то есть он чувствовал, что не сумел с помощью воображения выйти достаточно далеко за пределы своего весьма заурядного жизненного опыта. Расставание Гарпа с этим романом произошло довольно-таки холодно; вскоре он уже видел в нем просто еще один «реальный», но довольно обычный эксперимент.
Теперь Гарпу представлялось, что он слишком счастлив, что он слишком погряз в радостной жизни с Хелен и детьми. Он чуял опасность: ему уже казалось, что следует ограничить свои писательские возможности весьма простым и обычным способом: писать исключительно о себе. Однако, выныривая из собственного мира и глядя по сторонам, Гарп отовсюду видел лишь приглашение притворяться и дальше. Воображение начинало подводить его — он утрачивал «ощущение неяркого огонька». Когда кто-нибудь спрашивал, как идет работа над новым романом, он лишь коротко и жестоко шутил в ответ, подражая бедной Элис Флетчер: — Я зафтрял.
На «желтых страницах» телефонного справочника Гарп обнаружил, что «Брак» помещен рядом с «Бревнами» и примерно там же находятся всякие Бюро по продаже бытовой техники, кленового сахара, морского оборудования. Рядом с «Браком» располагались «Брачные конторы». Гарп как раз искал раздел о пиломатериалах, когда наткнулся на «Бревна» и «Брак»; у него были заготовлены совершенно невинные вопросы насчет брусьев «два на четыре», когда раздел «Брак» привлек его внимание и вызвал к жизни еще более интересные и волнующие вопросы. Гарпу, например, никогда не приходило в голову, что существует куда больше брачных контор, чем контор по торговле пиломатериалами. Но это, разумеется, зависит от того, где ты живешь, подумал он. В сельской местности людям, наверное, больше приходится иметь дело с пиломатериалами, верно? Гарп был женат уже почти одиннадцать лет; за это время ему не слишком часто приходилось прибегать к советам контор, торгующих бревнами, и еще меньше — к советам брачных контор. И не из-за личных проблем Гарп с таким интересом листал «желтые страницы», а из-за того, что в последнее время часто думал о том, каково это — иметь постоянное место работы.
Например, там был «Центр христианской помощи по вопросам брака» и «Совет по брачным делам в религиозных общинах», и Гарп тут же представил себе добродушного вида чиновников от религии с сухими мясистыми руками, которые они то и дело потирают от удовольствия. Говорят они, конечно же, круглыми влажными фразами, похожими на мыльные пузыри, например, так «У нас нет ни малейших сомнений в том, что Церковь способна существенно помочь в разрешении индивидуальных проблем вроде вашей. Для индивидуальной проблемы и решение всегда следует искать индивидуальное; да и собственную индивидуальность следует беречь; однако же, как свидетельствует наш опыт, многие люди нашли свою собственную индивидуальность только в Церкви».
И при этом перед ними сидит расстроенная супружеская пара, которая надеялась получить ответ на весьма злободневный вопрос: является ли оргазм мифом или реальностью?
Гарп отметил, что духовные лица охотно выступают в роли советников: в списке числились и «Лютеранская социальная служба», и некий преподобный Дуэйн Кунц (имевший медицинский «диплом»), и некая Луиза Нагль, которая занимала должность «советника всех душ» в «Бюро брачных и семейных услуг США» (оно, видимо, и выдало ей соответствующий «диплом»). Гарп карандашиком нарисовал маленькие нолики рядом с фамилиями брачных советников, принадлежавших к подобным религиозным союзам. Они все, конечно же, предложат любой супружеской паре исключительно оптимистичный совет, в этом Гарп не сомневался.
Он был несколько менее уверен в точке зрения тех советников, что имели несколько более «научную» подготовку; как был не слишком уверен и в самой «научной» подготовке. Один назвался «дипломированным психологом-клиницистом», другой просто поставил после своей фамилии «магистр медицины, клиницист»; Гарп знал, что подобные вещи могут означать все что угодно, в том числе и абсолютно ничего. Аспирант-социолог, бывший менеджер. Один, например, именовал себя «б. н.», возможно указывая, что он специалист в области ботанических наук. Другой носил титул «Ph D», доктор наук — но каких? В области брака? В области медицины? Или философии? И кто из всех этих «докторов» даст лучший совет? Один специализировался в «групповой терапии»; кто-то, возможно просто более скромный, обещал лишь «психологическую экспертизу».
Гарп выбрал себе двух фаворитов. Первым был д-р О. Ротрок — «выработка у пациентов ощущения собственной значимости; принимаются банковские карточки».
Второй был М. Нефф — «только по предварительной записи». После имени значился лишь номер телефона. Никаких дипломов, званий и прочих квалификаций. А может, это просто Высшее Невежество? Все возможно. Если бы мне понадобился совет, подумал Гарп, я бы начал с М. Неффа. Д-р О. Ротрок с его банковскими карточками и «выработкой у пациентов ощущения собственной значимости» наверняка шарлатан. Но М.Нефф — это гораздо серьезнее; у М. Неффа безусловно есть свое видение мира, Гарп был уверен.
Гарп еще немного полистал раздел «Брак» и вскоре подошел в плотную к Масонству, Материнству и Матам (только один пункт, за городом, указан телефон в Стиринге и имя Эрни Холм. Тесть Гарпа перетягивал борцовские маты — в качестве хобби, приносящего небольшой доход. Однако Гарп и не подумал о своем старом тренере; пролистал Маты и Матрасы, не обратив внимания на знакомое имя). Затем наступила очередь Мавзолеев и Мясоперерабатывающего оборудования (см. Пилы). Хватит. Мир оказался слишком сложен. И Гарп вернулся к разделу «Брак».
Потом из школы вернулся Дункан. Старшему сыну Гарпа уже исполнилось десять — высокий мальчик с таким же, как у Хелен, худеньким и нежным лицом и большими светло-карими глазами. Кожа у Хелен была нежная, золотисто-смуглая, цвета светлой дубовой древесины, и Дункан унаследовал эту прелестную кожу. От Гарпа он взял нервозность, упрямство, приступы непонятной тоски и слезливой жалости к самому себе.
