В общем, и без папы Иван ощущал себя в порядке. После школы – на речку, там расчищена поляна и почти настоящие ворота, а рядом, сбоку, очень удачно расположен уличный фонарь, в его свете можно гоняться хоть до полной темноты, потом – домой. Налопаешься горячей картошки с солеными огурцами, чаю попьешь, что-нибудь наврешь матери про сделанные уроки и забытый в школе дневник – и спать. Хорошо!
Еще лучше стало, когда мечта его сбылась и его взяли в клуб. Почти год он тогда ходил как в тумане, десятилетняя голова кружилась. Попасть в команду, защищать ворота, ходить на тренировки в ледовый дворец, иметь форму с номером на спине – не жизнь, а сказка.
В Советском Союзе хоккеисты считались сверхчеловеками. Выше стояли только космонавты.
Космонавтов боготворили, перед хоккеистами преклонялись. Остальная любовь доставалась Никулину, Вицину и Моргунову.
В семнадцать лет Иван уже играл за мужиков. Слух о непробиваемом чудо-вратаре долетел до самой Москвы, и однажды оттуда приехали купцы – посмотреть на вундеркинда. Вундеркинд вступал в призывной возраст, и его ждали две дороги: либо в армию, либо в милицию. Либо в ЦСКА, либо в «Динамо». Первый секретарь областного комитета партии товарищ Золотых лично просил купцов оставить паренька в городе, но товарищу Золотых, по слухам, позвонили чуть ли не из Кремля, и товарищ опустил руки.
Переночевав за коньяком в лучших номерах, купцы явились на утреннюю тренировку, смотреть, каков Иван в деле. На их глазах юный чудо-вратарь на десятой минуте двусторонки столкнулся с полевым игроком и получил сотрясение мозга, сложный перелом руки и отсрочку от воинской повинности.
Когда кости срослись, тренер сделал все, как надо. Посадил Ивана в машину и отвез за двести пятьдесят километров, в колонию строгого режима, ее охранял батальон солдат внутренних войск; чудо-вратаря нарядили в сапоги и шинель, сунули в руки автомат и сфотографировали рядом со знаменем. Он принял присягу и через час уехал обратно. На этом его воинская служба окончилась.
Следующие пять лет он покидал город только в дни выездных матчей.
В девятнадцать у вратаря случился небольшой срыв – как раз после окончания особо удачного сезона, когда Иван прочно закрепился в основном составе. Вдруг до него дошло, что он – самая настоящая звезда. Пусть и местного, областного масштаба – но звезда. Журналисты берут интервью, девчонки строят глазки, сверстники завидуют. Директор универмага – лучший друг. Самооценка юного голкипера неизбежно подскочила до небес. В случайной компании он сильно напился и повздорил – кстати, из-за девчонки, чьей-то жены, упорно строившей ему глазки. Муж, прямой потомок зэков-первопроходцев, сам бывший зэк, полез драться. Дальше – проломленная голова мужа, милиция, суд и полтора года условно.
Насчет пятна в биографии Иван не переживал. Если твоя жена строит глазки звезде спорта – приведи в чувство жену! Звезда тут ни при чем.
С тех пор он много лет не употреблял спиртного.
В восемьдесят первом году клуб шумно отпраздновал юбилей, четверть века. Личным распоряжением первого секретаря областного комитета партии товарища Золотых город выделил спортсменам десять комфортабельных двухкомнатных квартир, оснащенных доселе невиданной новинкой, называемой «лоджия».
Ивану поставили условие: хочешь апартаменты – вступай в партию. Он пожал плечами и вступил. Он отбивал по пятьдесят бросков за игру, боли и усталости не знал, грудь, живот и руки превратились в одну сплошную гематому – таким героям в партию коммунистов прямая дорога.
Кое-кто из обделенных жильем ветеранов взбунтовался, но тренер все сделал, как надо. Тренер тоже уставал. Ветераны играли надежно, но все страдали запоями и постоянно требовали деньги на вставные зубы. На их фоне скромный Иван Никитин смотрелся сущим ангелом. В итоге его продвинули в капитаны команды.
В спорте все просто. Тренер и врач знают ответы на любые вопросы. Тренер говорил Ивану «прыгай» – Иван прыгал. Тренер говорил «беги» – Иван бежал. Тренер говорил «беги быстрее» – Иван прибавлял. Тренер говорил «сядь и отдохни» – Иван садился на стул, устраивал ладони на коленях и дышал носом. Тренер говорил «не пей, не кури» – Иван не притрагивался и в итоге прослыл самым режимным игроком клуба. Ветераны обменивались меж собой так: а хули, молодой не пьет – вот ему и играется…
Происходящие за бортом ледовой площадки события Ивана не интересовали. Проблемы решались сами собой, а если не решались – появлялся тренер и все делал, как надо.
Денег хватало. В рестораны Иван не ходил. Телевизор ему подарили. Спортивный костюм с эмблемой клуба выдали бесплатно. Раз в неделю он приезжал на городской рынок – пока обменивался рукопожатиями с поклонниками, сумки наполнялись мясом сами собой.
Потом случилось странное. По телевизору, из самой Москвы, объявили, что коммунизм, судя по всему, построить не получится – поэтому незачем и продолжать. Вскоре выяснилось, что у завода «Спецхимпром» и у хоккейного клуба «Спецхимик» есть хозяин, Петр Золотых, он же бывший первый секретарь областного комитета партии. Воцарение хозяина сопровождалось смутой. Завод трижды менял владельцев и простаивал почти два года. Бывший товарищ, ныне господин Золотых мудро переждал, пока конкурирующие банды перебьют друг друга, потом хладнокровно предъявил увесистый пакет акций и победил почти без боя. Быстро восстановил объемы производства. Продукция пошла в Европу и еще дальше, вплоть до Америки и Австралии.
Во времена смуты за талантливым Иваном Никитиным опять приехали купцы из самой Москвы. Никем не замеченные, они заночевали за коньяком в лучших номерах, однако в разгар ночевки гостей посетили шестеро неизвестных, нанесли телесные повреждения, немедленно отвезли в аэропорт, приобрели билеты и отправили восвояси.
Иван стоял, как бог. Усовершенствовал технику. Пойманную шайбу не фиксировал, сразу вводил в игру. За матч имел минимум четыре минуты за грубость. На выходах играл безошибочно. По городу теперь катался на японском внедорожнике. Женился. Похоронил мать. Побывал и в самой Москве, но там ему не понравилось. Теперь никто там не уважал ни космонавтов, ни мастеров конька и клюшки. Самой престижной профессией стала профессия коммерсанта.
Вдруг купцы из самой Москвы появились опять. Прилетели в соседний город, взяли такси, за ночь промчались четыреста километров и явились к Ивану домой. Положили на стол контракт. С НХЛ. Согласно бумаге, Ивану полагалось сто тысяч долларов каждый год на протяжении пяти лет. Это твой шанс, прямо сказали купцы. Тебе почти тридцать – неужели ты о будущем не думаешь? Иван не ответил. Его дело было – ловить шайбы. Думать – прерогатива тренера. Передних зубов Иван давно не имел, он понял, что не сможет выговорить слово «прерогатива» и промолчал. Попросил час для принятия решения. Тебе светит пол-лимона баксов, а ты буксуешь, грубо заметили купцы. Иван не очень понял, что такое «пол-лимона баксов», и опять не ответил. Гости дали ему полчаса, в номера не поехали, остались ждать в машине.
Иван позвонил тренеру – тот пообещал приехать через пять минут. Но так и не приехал. Правда, и такси, вместе с купцами и шофером, бесследно исчезло.
На память об удивительном случае у Ивана остался только контракт, но он был на английском языке, мелкими буквами, и впоследствии Иван его выбросил. Но о будущем стал задумываться.
Его время уходило. В спину горячо дышали мальчишки из резерва. Восемнадцатилетние, с молниеносной реакцией и горящими глазами. Отважные сопляки, они спали и видели себя в НХЛ. Что мог противопоставить им Иван – колченогий динозавр, в три слоя покрытый шрамами? Он понимал, что скоро настанет время зачехлять коньки. Такова спортивная жизнь. Тридцать пять лет – рубеж.
Бывают исключения. В той же канадской лиге даже полевые игроки иногда катаются до сорока. Не говоря уже о вратарях. Но не то было с Иваном Никитиным. Он оказался подвержен травмам. Каждое утро начиналось с болевых сигналов. Кости скрипели. Ныли места ушибов, ребра и суставы. Сдавали нервы. Однажды за игру вратарь Никитин набрал шесть минут за грубость. Знатоки говорили, что такого не бывает даже в НХЛ.
Сезон девяносто шестого года он кое-как доиграл, потом сказал всем, что с него хватит.
Судьба профессионального спортсмена – особая. Предполагается, что к финалу карьеры спортсмен заработает себе денег на всю оставшуюся жизнь. Отсюда безумные гонорары двадцатилетних мальчишек. Обыватели не понимают, почему юнцы огребают миллионы. Потому и огребают, что спустя пятнадцать лет они – уже развалины. Иван тоже, бывало, огребал, особенно во второй половине карьеры, когда профессиональный спорт был узаконен. К сожалению, деньги куда-то делись. Испарились. Разошлись. Оставалось одно – учить хоккею детей. Но вмешался хозяин города и завода господин Петр Золотых.
