Тем, кто утверждает, что я затеял писать книгу и получил образование ради того, чтобы добиться послаблений, я отвечу: да, это правда. Желания составляют неотъемлемую часть нашей натуры, и я здесь не исключение. Если хотите, расскажу о том, что значит двадцать лет жить без любви близких, без моря, без секса. Поверьте, двадцать лет без секса – это много. Так что даже вы наверняка признаете, насколько несправедливо и жестоко подавлять в человеке требования его естества. Я ничем не отличаюсь от вас и тоже балансирую между инстинктами и разумом.
Наконец, я хотел бы спросить внимательного читателя: может ли человек измениться после двадцати лет тюрьмы? Стать другой личностью? Неужели вы не согласны со мной в том, что с течением времени человек меняется изнутри?
Нет, я вовсе не прошу о снисхождении. Невозможно простить мне все то, что я сделал. Никто не способен на такое великодушие.
Я лишь спрашиваю себя, может ли считаться демократичным социальный порядок, который отказывается вернуть к полноценной жизни человека, виновного в тяжких преступлениях, но раскаявшегося в них.
Пожалуй, от правосудия требуется большое мужество, чтобы смягчить мой режим или предоставить мне частичную свободу. Обвинения, выдвинутые против меня, и присужденное наказание слишком тяжелы, я знаю. Я и сам никогда не нашел бы в себе мужества добиваться послаблений.
Тем не менее государство должно понять, что сейчас я другой человек и больше не представляю опасности… Разве нельзя вернуть меня в общество?
Да, дорогой читатель, я покончил с прошлым и живу настоящим. Я вернулся на круги своя. Вернулся к самому себе – то есть стал тем, кто я есть на самом деле.
И утверждаю, что живу в мире закона.
Кармело Сардо
Из воспоминаний
Помню его лицо по выцветшей фотографии из уголовного розыска: он насмешливо улыбается. Добрые раскосые глаза.
Нам, журналистам, предоставили только эту фотографию, и я бережно хранил ее – вместе с портретами мафиози, наемных убийц и прочих злодеев – в металлическом ящике письменного стола, закрывавшемся на ключ. Тогда я был молодым репортером криминальной хроники. Именно эту фотографию показывали карабинеры на шумной пресс-конференции, приуроченной к его аресту.
15 ноября 1992 года правоохранительные органы наконец арестовали последнего представителя рода Кашитедда – еще чуть-чуть, и его не миновала бы жуткая месть кланов “Коза Ностры”, чьих родственников он расстрелял. Вот так его жизнь навсегда погасла в убогой, сырой, тесной камере, раздавленная безжалостным приговором пожизненного заключения.
В то время я сотрудничал с телекомпанией “Телеакрас” и газетой “Ора”, освещая события жестокой мафиозной войны, которая разгорелась в провинции Агридженто в конце 1980 – начале 1990-х годов. В этой войне не щадили ни судей, ни карабинеров, ни политических деятелей, ни уголовную полицию. Тогда я пытался понять мотивы войны. Мое предположение заключалось в том, что движущей силой всех противоречий была месть, которая сталкивала “Коза Ностру” со “Стиддой”, альтернативной криминальной организацией, желавшей сместить старую мафию. По крайней мере, тогда я придерживался такой точки зрения и даже не подозревал, что спустя двадцать лет сам Джузеппе Грассонелли ответит на все мои вопросы и пожмет мне руку в тюрьме Каринолы, где мы и встретились впервые лицом к лицу.
Глядя на его руки и ощущая их крепкое пожатие, я не мог отделаться от мысли о том, сколько раз нажимали на курок эти пальцы. Его узкие, сухие, белые руки не желали отпускать моих рук, словно цепляясь за жизнь и надежду. Словно стремясь прогнать мучительные воспоминания прошлого, которые вновь и вновь возвращались к нему.
Вот он подошел ближе и тихо, как на исповеди, прошептал мне на ухо, не отпуская моих рук: “Знаешь, ты был моим секретным агентом! Каждый раз, завершая военную операцию – да, именно так я называл свои действия, – я бежал домой или в свое убежище и ждал твоего репортажа, чтобы удостовериться, что дело удалось и меня никто не узнал. Но прежде всего ты мне невольно помогал, рассказывая о том, как продвигается следствие”.
Я не смог сдержать улыбки. Впрочем, его слова не удивили меня. Журналист криминальной хроники осознает, что его репортажи могут помочь убийце или преступнику в бегах. Это известно и следователям, поэтому очень часто мы передаем те новости, которые нужно передавать.
Я всегда приезжал на место событий. Я никогда не ждал, пока полицейский или карабинер предоставит мне отчет о покушении или убийстве.
У нас в редакции была налажена радиосвязь с силами правопорядка. Как только дребезжащий металлический голос сообщал об очередном преступлении, я звал оператора и мы спешили к месту происшествия.
Всюду, где Грассонелли оставлял свой след, я появлялся с микрофоном и записной книжкой, чтобы рассказать о его жертвах, их жизни и смерти. А он потом смотрел репортаж из дома.
Наши судьбы пересекались начиная с того вечера, который круто изменил его жизнь.
Речь идет о событиях 21 сентября 1986 года. Было последнее воскресенье знойного сицилийского лета. Я шел в кино с подругой. Кинотеатр находился позади бара “Альбанезе”, в начале главной улицы Порто-Эмпедокле, – местные семейства приходили сюда полакомиться мороженым, сидя за столиками, выставленными прямо на тротуар. Сеанс начинался лишь в половине девятого, у нас с подругой было в запасе время, и я подумал, а не взять ли по холодному десерту. Но, когда мы подъехали к бару со стороны виа Рома, дорогу преградил полицейский патруль. Нам приказали возвращаться обратно.
Я представился полицейскому и спросил, что произошло.
“Массовое убийство!” – быстро ответил он.
Я передумал идти в кино, отвез подругу домой и поспешил к Порто-Эмпедокле.
Перед баром было настоящее поле боя. Перевернутые столики, разбитые вдребезги бутылки и стаканы. Кровь, перемешанная с растаявшим мороженым. Накрытые простынями истерзанные тела.
Шесть трупов. Четверо из них были главной мишенью: Джузеппе Грассонелли – старый глава семейства, его бедовый сын Джиджи и двое друзей семьи – Сальваторе Туттоломондо и Джованни Маллия. Еще две жертвы – Антонио Морреале и Филиппо Джеббия, которым не исполнилось и тридцати и которые не сегодня-завтра собирались сыграть свадьбу, просто очутились в неподходящее время в неподходящем месте, как сказал кто-то ради красного словца, нелепого в данном случае. Летним вечером любой из нас может оказаться за столиком бара и есть мороженое.
Уже на следующий день в криминальной хронике была выдвинута убедительная версия происшедшего: бойня устроена “Коза Нострой”, решившей проучить Грассонелли, которые чересчур высоко задирают нос.
Тогда мы не располагали всеми необходимыми фактами. Еще не настало время раскаявшихся мафиози, которые раскрыли бы истинные причины кровопролития.
Джузеппе Грассонелли-младшему на тот момент было лишь двадцать лет, и он шагнул навстречу своей чудовищной судьбе. Представьте только: на глазах у двадцатилетнего парня расстреливают деда, в котором тот души не чаял, любимого дядю, кузена, к которому Джузеппе был сильно привязан, и в довершение всего парень узнает, что его самого тоже хотели убить… Он не знает, кто враг и почему происходят расправы. Вряд ли его бурная, бесшабашная молодость, склонность к мелким преступлениям и хулиганству послужили почвой для убийств, которые Грассонелли совершит в будущем. Итак, Джузеппе годами бьется над вопросом, почему в тот вечер стреляли и в него. Один раз, два, пять, десять раз. Пули задевали его лицо, волосы, в то время как он, оцепенев от страха, не понимал, что происходит.
Ни один следователь, ни один журналист – никто, кроме наемных убийц, не знал, что в тот вечер на прицеле был также он. Никто не знал, что, спасаясь бегством, он получил пулю в ногу из автомата Калашникова. Кое-как Джузеппе залечил рану, скрываясь у одного из родственников, и сразу уехал в Германию. Там он начал размышлять, копить сведения и тщательно готовить свою месть.
Он сам рассказал мне об этом двадцать лет спустя, когда наши судьбы вновь пересеклись и мы сидели друг напротив друга, лицом к лицу, и нас уже не разделял телеэкран. Только он и я в зале свиданий. Бывший безжалостный преступник и его “секретный агент” поневоле.
Грассонелли подробно изложил мне историю своей жизни, в которой события того злополучного вечера имели судьбоносное значение: страшная бойня навсегда въелась в память пропащего человека.
Джузеппе Грассонелли провел два десятка лет в тюрьме особо строго режима, и долгие годы заключения превратили его в того человека, каким он является сейчас: вот именно, понадобилось двадцать лет тюрьмы, чтобы он смог наконец довериться другому человеку и поведать свою историю, которую он не рассказывал никому, даже адвокатам, обязанным защищать его.
