— А чем бы мне заняться, когда я уже выйду из модельного возраста?
Виктор покатился со смеху:
— Прости, меня рассмешило это выражение. Как «выйти из ясельного возраста» или «из детского возраста».
— Ты презираешь мою работу?
— Что ты, Оксана, нисколько! Просто это моя слабость — смеяться над словами.
— Ладно, тогда побудь минутку серьезным: все-таки чем бы мне заняться, когда я уже перестану быть моделью?
— Ответ на этот вопрос знаешь только ты сама. Что тебе нравится?
— Кроме тебя?
— Кроме меня.
— Ты.
— А еще?
— Ты.
Он перепрыгнул со стула на кровать — а прыгать было не слишком далеко — и покрыл лицо подруги поцелуями.
— Я жду ответа, Оксана.
— Давай подумаем, какие у меня достоинства. Я знаю несколько языков. Переводчица?
— А тебе этого хочется?
— Я бы это могла.
— Оксана, ты отвечаешь не на тот вопрос: а чего тебе хочется? Ты думаешь, я изучаю право, потому что просто мог бы этим заниматься? Нет. Я это делаю, чтобы потом наняться на работу в гуманитарную миссию или в международный суд. И важно здесь только одно — чего мы хотим. А потом надо пытаться добиться того, чего мы хотим.
До этого момента Оксана считала, что человек всегда перебивается как придется: сегодня она зарабатывает, продавая свою красоту, завтра будет выпутываться, обратив в деньги свои лингвистические познания; жить для нее означало выживать, и ничего другого. Слушая, как Виктор рассказывает о своих планах стать адвокатом по крупным делам, она обнаружила, что можно придать своему существованию какой-то смысл.
У Виктора пока не получилось рассказать Оксане всю правду, но ему казалось, что если он познакомит свою невесту с дядей, это ему поможет. Чем ближе они будут, тем явственней он почувствует, что обязан быть с ней искренним.
Он рассказал подруге то, что скрывал от своих товарищей, — что он родственник Батиста Монье, известного писателя. Оксана только что прочла несколько его романов, так что эта новость ее потрясла, и она даже не сразу ему поверила.
— Нет, правда, Оксана, ты что, считаешь меня вруном?
— Нет, конечно. Прости. Просто, оказывается, я думала, что крупный писатель — это всегда мертвый писатель.
— Для меня Батист — прежде всего мой дядя. Когда я был подростком, я даже отказывался читать его книги. Потому что его роман мог купить каждый, и мне казалось, что он будет принадлежать мне больше, если я не стану его читать.
Виктор зашел к Батисту без предупреждения. Дверь ему открыла светловолосая женщина с лучезарной улыбкой, и это сбило его с толку.
— Э-э-э… здравствуйте, я Виктор, племянник…
— Виктор, тот самый Виктор, о котором так часто говорит Батист?
— Э-э-э…
Тут появилась Жозефина, она была в прекрасном настроении, расцеловалась с Виктором и приобняла за талию светловолосую женщину:
— Хочу тебе представить Изабель. И это отнюдь не наша новая домработница…
Обе женщины рассмеялись. Виктору показалось, что перед ним две подвыпившие старшеклассницы. Заметив его смущение, Жозефина и Изабель, которым стало немного стыдно за свое легкомыслие, призвали на помощь Батиста.
Он появился, очень веселый и непринужденный. При виде племянника он просиял:
— А, это сюрприз? Писатель терпеть не может таких визитов, а вот дядя их просто обожает. Пойдем со мной, Виктор, я расскажу тебе кучу новостей.
— И я, — ответил Виктор, проникаясь их весельем.
Они отправились в кабинет Батиста, который крикнул через плечо:
— Девочки, идите на рынок без меня, я останусь с Виктором!
Виктора царапнуло обращение «девочки», которого он никогда не слышал из уст дяди. Что такое происходит в этом доме?
Батист без затей поведал племяннику о революции отношений, которую они с Жозефиной пережили в обществе Изабель. Он впервые рассказывал кому-то об этой истории, и ему было приятно, что первым узнает именно Виктор. И радостная, понимающая реакция племянника сделала Батиста еще счастливее.
С бьющимся сердцем Виктор открывал новые стороны личности своего дяди: его энергию, фантазию, чувственность, — и все это ему очень нравилось, ведь раньше он воспринимал дядю как живой памятник, уважаемое всеми воплощение ума и таланта. Когда он обнаружил под этой мраморной глыбой человека, трогательно влюбленного в Жозефину, а теперь влюбившегося еще и в Изабель, он почувствовал, что дядя более близок и понятен.
Теперь ему не составило никакого труда признаться, что сам он влюблен в Оксану и хочет познакомить с ней дядю.
Эта новость очень воодушевила Батиста, и он объявил, что хочет, чтобы это случилось как можно быстрее.
— Сегодня же вечером приглашаю вас в ресторан. Договорились?
— Договорились.
Его открытость и энтузиазм поразили Виктора, который, чтобы никого не беспокоить, постепенно исключил из своей жизни все экспромты, неожиданные радости и спонтанные решения. Когда юноша на прощание обнял дядю, то почувствовал, что теперь у него достаточно сил и скоро он сможет рассказать Оксане о своей болезни.
Вечер получился прекрасным. Или даже невероятным. Для каждого многое в этот вечер было впервые: впервые Виктор и Оксана показались где-то вдвоем, как пара, впервые Батист, Жозефина и Изабель явили миру свой тройственный союз. Им всем понравилось быть вместе именно в таком составе. Они чувствовали друг к другу симпатию, а ведь это единственная настоящая причина делать что-то вместе. Эта симпатия ощутимо витала в воздухе как любовный бриз, неся с собой доверительность, всплески откровенности, эмоции, романтические вздохи и шальные взрывы хохота.
У Оксаны, потрясенной этими людьми, которые теперь оказались ее новыми родственниками, то и дело выступали на глазах слезы. Она и не знала, что можно чувствовать себя с другими так хорошо, так свободно. Иногда ее начинала мучить ностальгия, она вспоминала свое детство на Украине, любящих бабушку с дедушкой, ту жизнь, что длилась, пока родители не переселили ее в крохотную квартирку в пригороде Киева, построенную во времена Хрущева и денежных неурядиц.
А Изабель тоже потрясло, как к ней отнеслись Виктор и Оксана: они приняли ее, не судили, не обращались с ней как с опасным паразитом. Только что в своей собственной семье она нашла лишь враждебность, поэтому доброжелательность молодых людей ее порадовала и ободрила.
После ужина они увлеклись разговором и не сразу заметили, что ресторан уже опустел, официанты убрали все со столов, а владелец заведения зевает за кассой.
Батист оплатил счет. Они пошли прогуляться после еды: троица и Виктор с Оксаной побрели к площади Ареццо.
В сквере, залитом голубоватым светом, среди сиреневых флоксов и рододендронов, стояла тягучая неподвижная тишина, пронизанная сладостным ароматом, который источали ветки жасмина: уличная цветочница сложила их на скамейку, присев полюбоваться луной. Попугаи умолкли, с деревьев доносились только еле слышные вспархивания, взмахи крыльев или кто-то тихонько чистил перышки, как будто покой, воцарившийся в подлунном мире, охватил и этих представителей дикой природы.
— Вы не поверите, — сказал Батист, — я видел, как на дереве под моим окном два длиннохвостых попугая ласкались к одной самочке!
Все улыбнулись. Попытались разглядеть птичью троицу, но ничего не вышло — они еще посудачили о том, что у природы воображение явно побогаче, чем у людей.
И расстались счастливыми.
На следующий день у Виктора в университете был экзамен по международному праву. Поэтому ранним утром он оставил Оксану одну, провел несколько часов в библиотеке за подготовкой, проглотил бутерброд, а потом в середине дня держал экзамен в большой аудитории со скамьями, расположенными амфитеатром, без окон, освещенной лампами дневного света, где пахло затхлостью от сыроватого ковра и мандариновым освежителем воздуха.
Наконец к семи часам вечера он вернулся на площадь Ареццо и поднялся в мансарду. Сейчас он был готов рассказать Оксане о своей болезни. Уже со вчерашнего вечера он чувствовал, что может это сделать и их отношения не только устоят перед этой реальностью, но и укрепятся.
Он вошел и увидел, что квартира пуста. Все вещи Оксаны: одежда, пакеты, чемоданы — словно испарились.
На кровати его ждал желтый листочек:
«Прости меня, я никогда никого не любила так, как тебя. Я ухожу».
Он не мог поверить этим словам и заметался по квартире, ища вокруг подтверждения тому, что все это ему просто померещилось!
Потом не раздумывая сбежал по лестнице и помчался прямиком к дяде — вот он уже нетерпеливо трезвонит в дверь.
Ему открыл мертвенно-бледный Батист. Виктор вбежал в квартиру:
