Ибо только Джинкс ведомо, что скрывает мрак…
Я очнулась в больничной палате, распятая на койке, пристегнутая ремнями за лодыжки и запястья. Воняло мочой; от вони меня затошнило. В глаза бил свет электрической лампочки, что болталась под потолком в единственном числе и без плафона. Сквозь зарешеченные окна я видела: на улице идет снег.
Я попыталась крикнуть. В горле пересохло, и вместо зова получился хрип простуженной вороны. В замочной скважине повернулся ключ. Почти бесшумно, в туфлях, подбитых войлоком, вошла медсестра с подносом, со связкой ключей на поясе. Моя старая знакомая – Фентон.
– Тише, Джинкс. Видишь, я тебе поесть принесла. Только сразу предупреждаю: будешь плеваться едой – через трубку накормлю. Вот прямо в глотку тебе трубку вставлю, и попробуй тогда плюнь.
Спокойно, сказала я себе; нужно выяснить, что произошло. Похоже, тут имеет место ошибочное опознание. Сестра Фентон явно меня с кем-то путает.
– Джинкс, ты все поняла? – спросила Фентон. В голосе слышалась угроза.
Я кивнула.
– Как шелковая буду, миссис Фентон.
У нее брови прямо взлетели.
– Ничего себе, какая перемена!
– Простите, что я причинила вам столько хлопот и неприятностей, миссис Фентон.
В полном замешательстве она уставилась на меня.
– Ну-ка, детка, как тебя зовут, а?
– Салли Портер.
Взгляд сестры Фентон сразу потеплел.
– Ну слава богу! Давно мы этого ждали. С возвращением, Салли Портер. Пойду позвоню доктору Эшу. Он велел известить его, как только вы придете в себя.
– Может, развяжете меня, сестра?
– Потерпите еще минутку. Я мигом сбегаю к телефону и вернусь. Обиходим вас как следует.
Она ушла и действительно скоро вернулась, но в компании языкатой Даффи, украшенной парой-тройкой пластырей.
– Эта дрянь притворяется, Фентон. Вот попомни мое слово, – бурчала Даффи.
– Не волнуйся, Даффи, это совсем другая женщина, – убеждала сестра Фентон.
– Все равно не верю в мультяшек. Доктор Джекилл и мистер Хайд – они из книжки, в жизни такого не бывает. Понапридумывали диагнозов. Вот пусть эта мерзавка только попробует снова руки распустить – так ее разукрашу, на всю жизнь шрамы останутся. А что? Ей можно, а мне нельзя? Слышишь, Фентон? Да погоди ты ее развязывать, хоть Эша дождись! Фентон!
Сестра Фентон расстегнула ремень, державший мою левую ногу, и Даффи отпрянула, вероятно, уверенная, что я сейчас ее лягну. Видя, что я лежу тихо, она прошипела:
– Ишь, бестия, наловчилась притворяться.
– Доктор Эш распорядился освободить ее, как только она назовется Салли. Давай, Даффи, помоги мне.
– Простите, сестра Даффи, что нанесла вам телесные повреждения. Я ничего не помню. Мне стыдно.
К тому времени, как Даффи расстегнула ремни на моих запястьях, явился Роджер. Увидев его, я заплакала.
– Успокойтесь, Салли. То есть поплачьте. Слезы снимут напряжение. Вы пережили истинный кошмар. Но вы снова с нами, и это главное.
– Что произошло, Роджер? Мы были вдвоем, а потом…
Роджер жестом велел Даффи выйти за дверь, а Фентон разрешил остаться.
– Сейчас сестра Фентон поможет вам принять душ и одеться, а потом проводит ко мне в кабинет. Там мы обо всем поговорим, Салли.
– Роджер, что со мной произошло?
Он всмотрелся мне в глаза.
– Мы с вами, Салли, совершили ошибку. Долгое время вы были как во сне. Я все объясню – потом, в кабинете. И покажу вам видеозапись. Вам пора увидеть все своими глазами.
Сестра Фентон помогла мне вымыться, причесаться и одеться. Оказывается, в больницу привезли мою одежду. Я выбрала синее платье – оно, я знала, нравится Роджеру. Потом пришлось впихнуть в себя завтрак, хотя в преддверии разговора с Роджером мне было не до еды.
– Голова кружится, – пожаловалась я. – И руки-ноги как ватные.
– Это побочники транквилизаторов, – объяснила сестра Фентон. – Насилу мы уняли Джинкс. Демерол ей был как слону дробина, а торазин мультяшкам противопоказан – так доктор Эш сказал. Этой вашей, второй, вкололи что-то новенькое. Ее проняло, а отдуваться вам. Будете теперь весь день как сонная муха.
Мы вышли из палаты. В коридоре, возле каждой двери, стояло по паре башмаков. Точно призраки несут караул, подумала я и поежилась. Путь к кабинету Роджера лежал через холл, где после завтрака собрались не буйные пациенты. При моем появлении некоторые из них принялись ругаться; другие уставились в пол или на стены, избегая глядеть на меня. Что за чудовище использовало мое тело, каких бед натворило оно?
Сестра Фентон зашла за прозрачную перегородку, где пили кофе санитарки, и стала звонить доктору Эшу. Я готова была провалиться – так они на меня пялились, а одна даже не поленилась – вышла и спросила:
– Ты кто?
– Салли Портер.
– Врешь. Пускай другие верят тебе, если у них винтиков не хватает, а я не такая дура. Я с самого начала за тобой слежу.
Подоспела сестра Фентон, велела санитарке заниматься своим делом. Вместе мы пошли дальше.
Коридор казался бесконечным. Потом был спуск на лифте на нулевой этаж. Снова коридор, на сей раз подземный, с паутинами кабелей и трафаретными изображениями черепов на запертых дверях.
– Где это мы, сестра?
– В туннеле. Мы с вами, Салли, вышли из самого секретного отделения больницы. Все корпуса соединены подземными переходами, так что совсем не обязательно гонять пациентов по холоду.
– Вот как! А снаружи выглядит как комплекс отдельных зданий. В жизни не догадаешься, что под землей – целый лабиринт. Я, когда первый раз сюда попала, даже не думала, насколько сложно здесь все устроено.
– Еще бы! В первый-то раз вы на добровольной основе лежали. Вы были тихая, о спецотделении и речи не шло.
– А в этот раз? Я много неприятностей причинила, да, сестра?
– Да. Сколько работаю в психиатрии, никогда таких агрессивных не видела.
Туннель пошел в гору, и скоро мы оказались перед двустворчатой тяжеленной дверью. Сестра Фентон отперла ее ключом из своей связки. В глаза ударил флуоресцентный свет знакомого приемного отделения.
Навстречу шагнула Мэгги, обняла меня.
– Салли! Рада вас видеть! Как вы себя чувствуете?
– Ничего. Вялая я какая-то.
– Ну, мне пора, – сказала сестра Фентон. – К какому времени прислать санитарку, чтобы проводила Салли обратно?
– Я сама провожу, – ответила Мэгги. – Спасибо, Фентон.
Сестра Фентон погладила меня по плечу.
– Всего хорошего, Салли.
Мэгги провела меня в кабинет. Роджер поднялся навстречу.
– Нас сегодня ждет большая работа. Садитесь, Салли. А вы, Мэгги, принесите, пожалуйста, видеокассету, которую мы на прошлой неделе записали.
Я вытаращила глаза.
– На прошлой неделе? То есть я здесь…
– Почти месяц, – докончил Роджер.
– Боже. Что ты хочешь мне показать? Я боюсь!
– Страх вполне объясним, Салли. Однако пора тебе увидеть, что происходит во время твоих провалов. Тебе-то кажется, что ты спишь. Но спит один твой разум. Тело бодрствует и действует. Остальных альтеров мы с тобой слили, имена их называть больше не будем. Ты о них забыла начисто, как и о процессе слияния. Это хорошо, по-моему.
– Зачем тогда мне смотреть эту кассету?
– Затем, что прежние слияния получались только после твоего контакта с тем или иным альтером.
– Что? Снова меняться? Ты именно это запланировал, да?
– Пойми, Салли, я очень надеялся, что это не понадобится. Я думал, после трех слияний ты достаточно сильна, чтобы противостоять оставшемуся альтеру. А вышло, что этот альтер набирал силу одновременно с тобой. Этот альтер – эта женщина – словно копирует каждый твой шаг в зазеркалье. Ее не получается запереть, ее нельзя забыть. Мы должны с ней разобраться, вызвать ее на свет, чтобы выветрилась ее растущая ненависть. Чтобы поостыла ее ярость.
– Я думала, Роджер, ты меня любишь.
– Так и есть, Салли.
– А мне вот не верится. По-моему, в тебе ученый, исследователь взял верх над человеком. Тебя любопытство разбирает – или научный интерес, как хочешь называй. Для тебя важнее диссертацию закончить, а что там пациентка чувствует, тебе и дела нет.
– Салли, другого способа излечиться не существует.
– Ты лукавишь. Душевное расстройство можно излечить любовью. Любовь способна преодолеть ненависть.
– Это Дерри в тебе говорит. Ох, прости. Нельзя было ее по имени называть. Я имел в виду, что ты произнесла эти слова, руководствуясь эмоциями. Ты впала в сентиментальность, Салли. Задействуй интеллект – и сама все поймешь. И не рассказывай мне сказок на тему «Любовь побеждает все». Ты сама в них не веришь, а я и подавно.
Роджер был прав, хотя мог бы и помягче выразиться.
– Мне страшно, Роджер.
– Конечно, страшно. Каждый из нас боится ярости, глубоко скрытой в подсознании. Обыкновенно человек способен контролировать свою ярость и даже направлять ее в мирное русло. Давным-давно твой детский разум отделил ярость от остальных чувств, как отделяют желток от белка, снабдил эту ярость именем. Так, из ярости, ненависти и зла был создан твой первый альтер.
