Лорен говорит:
– Спасибо, что пришли. Вы знакомы с Магдой, Амелией, Фрэнсисом, Биллом, Карлом и со мной. Спасибо вам всем, что пришли. Вам, Анджела, спасибо. И вам, мистер и миссис Арго. Полагаю, процедура всем известна. Комиссия будет вызывать свидетелей по оговоренному списку. – Кем оговоренному, хочет спросить Свенсон. Кто выстроился в очередь желающих его оклеветать? – Перекрестный допрос запрещен. Здесь, в конце концов, не суд. – Конечно, и им не нужно морочить себе голову соблюдением надлежащей процедуры.
Анджела решительно кивает. Переигрывает, думает Свенсон и тут замечает, как отец Анджелы накрывает ее руку своей, и тут же начинает ревновать Анджелу к этому типу, который может трогать ее, когда ему вздумается. Если, конечно, он ее отец. Как Свенсон мог оказаться в постели с женщиной, которую так мало знал и которой так мало доверял? А известно ли ее «отцу», что он – герой цикла стихов о дочери, над которой он надругался и которую ранил столь глубоко, что ей пришлось реализовывать себя на поприще телефонного секса?
Свенсон едва заметно кивает, он играет отведенную ему роль мрачного распутника. Давайте поскорее приступим. Ему не терпится узнать, кто выступил с предложением его уволить.
Когда звонила секретарша Бентама, она его спросила, есть ли свидетели, которых он хотел бы вызвать в свою защиту. И кого же ему следовало включить в этот список? Кто должен был убеждать комиссию: мол, запись записью, но он такой замечательный преподаватель, что следует забыть о фактах, доказывающих, что он принудил студентку вступить с ним в интимные отношения в обмен на обещание помочь опубликовать ее роман. Может, ему нужно было вызвать свидетелем Говинда, продавца из «Компьютер-Сити», пусть бы спросили у него, выглядела ли Анджела сексуальной рабой Свенсона. Действительность такова: Свенсон предпочитает версию комиссии, где он выступает в образе злодея-растлителя, а не другую – историю одержимости и распада личности, современного римейка «Голубого ангела».
– Ну хорошо, – говорит Лорен. – Давайте начнем. Тед, нам нужно выяснить, что, собственно, произошло. Думаю, и вы хотите того же.
Это уже похоже не столько на судилище, сколько на историю из жизни подростков, когда папа с мамой накидываются на чадо из-за наркотиков или из-за двоек. Со Свенсоном ничего подобного не случалось: отец его был уже безумен и предпочитал разглагольствовать, а не проверять школьный дневник сына. Вот сколько лет понадобилось Свенсону, чтобы превратиться наконец в непослушного мальчишку, который предстал теперь перед строгими родителями, Бентамом и Лорен.
– Начнем, – говорит Бентам. – Всем присутствующим известно, что собрались мы, чтобы расследовать случай… обвинения в сексуальном домогательстве… – Он говорит быстро, и ему удается продемонстрировать одновременно и свою чисто английскую изысканность, и желание отнестись к делу со всей серьезностью, вышвырнуть Свенсона из Юстона. – …предъявленного мисс Анджелой Арго профессору Теодору Свенсону.
Ага, значит, теперь он Теодор. А столько лет был Тедом.
– Комиссия уже взяла ряд письменных показаний.
Какой ряд? И где был Свенсон, когда все это происходило? Ах да, смотрел на видео немецкий фильм, возвращал стихи Анджелы, пил гоголь-моголь и как-то позабыл отыскать хоть одного человека, который за него поручится.
– Тед, у вас есть вопросы?
– Нет, – говорит Свенсон. На самом деле у него масса вопросов, не имеющих ничего общего с теми, которые собирается задавать комиссия.
– А у вас, мисс Арго?
Анджела встает и обводит взглядом зал. Свет, исходящий от ее бледного лица, бьет Свенсону в глаза.
– Нет, никаких, – говорит она.
– Что ж, отлично, – говорит Лорен. – Дейв готов?
– Полагаю, да, – отвечает Бентам.
Бентам едва заметно кивает, все поднимают глаза, открывается дверь, и по ступеням спускается Дейв Стеррет. В светлых брюках, кроссовках, тесноватом синем блейзере, Дейв выглядит классическим геем образца 1960 года – такой вполне мог бы быть приятелем Фрэнка О'Хары. Что собирается сказать здесь о нем Дейв? Дейв, который крутил любовь со всеми хорошенькими мальчиками из Союза студентов-геев, пришел свидетельствовать против Свенсона за то, что тот посягнул на Анджелу Арго. Но Дейв такими вещами занимался до того, как это сочли непристойным, в те времена, когда на это никто и внимания не обращал. Бентам жмет руку Дейва Стеррета, усаживает его на единственный пустой стул за столом комиссии.
– Спасибо, что пришли, Дейв, – говорит Лорен. – Мы знаем, как вы заняты.
– Ну что вы! – говорит Дейв. – Впрочем, не могу сказать, что я счастлив здесь оказаться.
Лорен, прикусив губу, кивает. Амелия и двое мужчин сидят со скорбными лицами. Магда перебирает какие-то бумаги. Почему она не смотрит на Свенсона? Даже не подмигнула, рукой не помахала.
– Дейв, – говорит Лорен, – будьте добры, расскажите, что произошло вечером восемнадцатого октября в доме ректора Бентама.
– Это был вечер как вечер, – говорит Дейв. – Очень милый ужин. Большая часть его прошла идеально. Новая плита декана немного забарахлила…
– Ах, – кокетливо говорит Бентам, – прошу вас, хоть об этом не рассказывайте!
Дейв улыбается.
– Марджори нашла очень элегантный выход из положения, приготовила нечто вроде картофельной запеканки – так готовят настоящие английские нянюшки, у кого они есть… А затем подала роскошный десерт – просто сошедший со страниц Диккенса. – Дейв забыл упомянуть про «Мармайт»!
– Профессор Свенсон там был? – спрашивает Карл Финли. Лорен, Магде и ректору – половине комиссии – это известно.
– Тед был. С Шерри.
Молчание. Этого никто затрагивать не хочет.
– И как себя профессор Свенсон вел? – спрашивает Билл.
– Замечательно, – говорит Дейв. – Большую часть вечера – безукоризненно.
– Весь вечер? – подсказывает Лорен, которой отлично известно, что произошло. Но она не просто так интересуется – это должно быть занесено в протокол комиссии.
– Почти весь вечер. Было поздно, мы все устали, трудились целую неделю. И выпито было немало. – Дейв снова улыбается. – Любой из нас мог сорваться. Но случилось это с Тедом.
Дейв Стеррет настоящий боец! Он не хочет ничего дурного. Он изо всех сил старается ни в чем не обвинять Свенсона. Было поздно. Вино текло рекой. Но не важно, чего хочет Дейв. Кто знает, что у Бентама имеется на самого Дейва. Да хотя бы долгие годы его фривольного поведения.
– Все мы знаем, как происходят подобные вещи. – Ничего такого Лорен не знает. Она убеждена, что ее суперэго выдержало бы любые испытания.
– Что такого совершил профессор Свенсон, о чем вы считаете нужным сообщить комиссии? – спрашивает Амелия.
Свенсон роется в памяти. Ей-то он что сделал? В ее угольно-черных глазах блестят огоньки злобы – ну не потому же, что на нескольких университетских сборищах Свенсон никак не мог поддержать с ней беседу. Нет, Амелия просто выполняет свою работу, она – ревностная служительница культа, которому посвятила жизнь.
– Странность в том… – говорит Дейв, – в свете дальнейших событий… что по иронии судьбы все неприятности начались с разговора о сексуальных домогательствах. Я это запомнил, так как позже… позже сказал Джейми, что поведение Теда было совершенно неадекватным, и я даже испугался, нет ли у самого Теда склонности к сексуальным домогательствам.
В Свенсоне клокочет неукротимая ярость: подумать только, Джейми с Дейвом обсуждали его склонности! Да и в целом он хотел бы поставить под сомнение правомочность обсуждения подобных инцидентов. Ужин происходил в свободное время. Давайте обсуждать то, что происходило на занятиях, на рабочем месте.
Дейв говорит:
– Мы обсуждали случаи на занятиях, так или иначе связанные с вопросами пола. Неловкие моменты. Двусмысленные ситуации. Все мы знаем, как сейчас обстоят с этим дела. – Члены комиссии кивают. Они знают. – И вдруг Тед начал употреблять в разговоре крайне сомнительные выражения…
– Какие именно? – уточняет Лорен. – Вы можете привести пример?
– Предпочел бы этого не делать, – говорит Дейв.
– Мы понимаем, – говорит Магда. Первая за все время реплика Магды – образец благожелательности: она помогает Дейву уйти от ненужных расспросов, хочет, чтобы этот эпизод поскорее закончился. Одна ко Свенсона настораживает употребленное ею «мы».
– Спасибо вам, Дейв, – говорит Лорен.
Комиссия согласно кивает. Да-да, спасибо, спасибо, спасибо. Бентам снова жмет Дейву руку, а Дейв, проходя мимо Свенсона, подмигивает ему и шепчет: «Удачи, старина!»
Все смотрят вслед поднимающемуся по лестнице Дейву. Как бы им хотелось тоже уйти! Громко хлопает дверь. Интересно, на лекциях всякий раз, когда кто-то уходит, тоже раздается такой грохот? Бентаму надо не со Свенсоном разбираться, а со строительным отделом.
