Дети заваливают Рикардо угощениями, будто в жизни главное – получить большущий деньрожденный мешок с подарками.
– Не это главное, – повторяю я, но не мешаю им.
Нейт спрашивает, есть ли у мальчика и-мейл – нет. На остановке для отдыха Нейт отводит меня в сторонку и интересуется, не можем ли мы купить компьютер для семьи Рикардо, чтобы общаться по скайпу.
– Нет, – говорю я, возможно, слишком жестко.
– Переход – дело тяжелое, – говорит мне женщина, сидящая за кассой в магазине подарков. – Я была учительницей, и у меня сердце разрывалось, когда видела, как они мучаются. Один мальчик маме юбку порвал – цеплялся, плакал, чтобы она его не оставляла в этом ужасном месте. Мы из этого сделали обучающий момент: вместе заклеили маме юбку скоч-лентой.
– И тогда вы решили открыть магазин подарков на заправке? – интересуюсь я.
Эшли прочесывает все пролеты – выбирает подарок для подруги. Всюду, куда мы приходим, она что-нибудь покупает, а потом, позже, решает, что купила не то. Это начинает казаться несколько странным.
– Я выбираю то, что мне нравится, но не уверена, что у нас вкус одинаковый.
Рюкзак у Эшли набит мягкими игрушками, медальонами из лавочек на заправках, маленькими бокальчиками.
– Ну, хорошо, а что ты на ней видела?
– Знаешь, – говорит Эшли, – такие взрослые штуки, как бывают в синих коробочках, вроде как папа дарил маме, когда не знал, что ей подарить.
– «Тиффани»?
– Ага, вот это. И она этого терпеть не могла. Ей больше нравилось это, как его? Похоже на герпес… ну как оно?
– «Эрме»?
– Да, вот такое ей нравилось.
– Слушай, Эш, – вмешивается Нейт, – между сувениром из поездки и, скажем, пятисотдолларовым подарком от «Тиффани» или «Эрме» большая разница.
Я не вмешиваюсь – понятия не имею, что сказать. Ясно, что дружба в школе-пансионе куда выше и шире обычных стандартов для сувенирчика из поездки.
– Она тебе что подарит? – спрашивает Нейт.
– Это не соревнование. Я хотела ей что-нибудь хорошее привезти. И не надо так раздувать; совершенно не обязательно из мухи слона делать.
– Я только хотел тебе помочь придумать, что ей подарить.
– Оставь, – отвечает Эшли подчеркнуто резким и взрослым тоном.
Когда мы привозим Рикардо родственникам, дядя и тетка вместе выходят его встречать. Кажется, они довольны, что немного побыли одни. Дядя вытаскивает из багажника огромный рюкзак мальчика, а тетка мне подмигивает – а может, не подмигивает, а ей в глаз что-то попало, и она хочет проморгаться. Как бы там ни было, а у Рикардо полно рассказов и подарков для всех.
Нейт и Эш его обнимают и говорят, что скоро увидятся.
По дороге домой в машине стоит болезненная тишина, пока Нейт не выдает почти идеальную имитацию смеха Рикардо. Тут уж мы все по очереди пытаемся его изобразить.
Дома больше всего внимания привлекают котята. Они крохотные, беспомощные, на них смотреть почти страшно. Мама-кошка их кормит и умывает. В буквальном смысле лижет им задницу, чтобы они «сходили».
Я переплачиваю гулятелю собак – «за вредность», – и он мне рассказывает, что будет дальше: у них в ближайшие дни должны открыться глаза, но пройдет прилично времени, пока они будут по-настоящему видеть или смогут что-нибудь делать.
Тесси на меня смотрит, будто хочет сказать: «И о чем ты думал, когда оставлял меня тут за старшую? Ты можешь себе представить, каково мне было? Такой стресс, такая ответственность? Обещай, что больше ты так не будешь… кстати, не дашь ли мне печенюшку?»
– Похоже, котята глухие, – говорит Нейт. – Я с ними разговариваю, а они будто не слышат.
– Они рождаются глухими, – говорит собачий гулятель. – Защитный механизм такой. Ну, до скорого. Если нужен буду, звоните.
И он уходит.
– Я по нему скучаю, – признается Эшли.
– Ага, – подхватывает Нейт.
– Так что ты по этому поводу будешь делать? – спрашивает Эшли.
– Ну, завтра же вы оба возвращаетесь в школу, – говорю я, думая, что так хотя бы время выиграю.
– Мы ему нужны не только время от времени, – говорит Нейт.
– И хотим взять его в нашу семью. Мы это уже обсудили, – сообщает Эшли.
– За моей спиной?
– Да, – отвечает Нейт.
– Но вы же понимаете, что возиться с ним придется мне?
– Мы решили, что ты справишься, – говорит мне Эшли.
– Он у нас был бы младшим братиком. Как феникс, из пепла возрожденный, – говорит Нейт.
– Рикардо вам не говорил, что у него аллергия на кошек?
– От кошки избавимся, – тут же решает Эшли. – Я ее вообще не люблю.
– Как у тебя язык повернулся? Это же твоя кошка, она только что котят родила…
– Я кошку люблю, – заявляет Нейт.
– А может быть, мы сможем его вылечить от аллергии? – спрашивает Эшли.
– Не будем пускать кошку в его комнату, – говорит Нейт.
– Какая комната будет его? – спрашиваю я.
– Моя, – отвечает Нейт, будто это очевидно.
– Я не уверен, что в моей жизни есть место ребенку, живущему все время дома.
– Отправим его в школу, – предлагает Эшли.
– Мы убиваем его родителей, забираем его у родственников и отсылаем в школу. Это напоминает старый английский роман.
– А старый английский роман – это плохо? – спрашивает Эшли.
– И еще: усыновить его вы не можете, вы несовершеннолетние…
– Но можешь ты, – не отступает Эшли.
– У меня бракоразводный процесс, и я с недавнего времени безработный.
– Ты ушел с работы? – спрашивает Нейт.
– Меня уволили.
– Уволили?
– Ну, не совсем уволили. Я в этом семестре закончу курс. Но в принципе – да.
– И ты нам не сказал?
Нейт потрясен.
– Я не думал, что вам нужно знать.
– Это никуда не годится, – заявляет Нейт. – Худшее, что может быть, – это отсутствие доверия. Зачем вообще это все, если ты считаешь, что не должен нам ничего рассказывать? Нам же не нянька нужна, а какие-то отношения. Чтобы улица с двусторонним движением была.
– Это правда, – подхватывает Эшли. – Ты нам должен все рассказывать. Никто нам никогда ничего не рассказывал – только мама… – Она разражается слезами. – Я люблю кошку! – говорит она. – Я неправду сказала, что не люблю, я очень люблю ее!
Она вскакивает из-за стола и убегает.
– Ну, ты и молодец, – бросает с отвращением Нейт и тоже уходит.
Я понятия не имею, что случилось, но такое чувство, будто я гад последний.
Наутро дети возвращаются в школу. После завтрака за Эшли приезжает минивэн, а Нейта я отвожу на точку сбора, до которой минут двадцать езды.
– Позвоню вечером, – говорю я, когда он вылезает из машины.
Он хлопает дверцей – не знаю, услышал он меня или нет. Я сигналю. У него напрягаются плечи, но он не оборачивается, подтягивает лямки рюкзака и идет к автобусу.
Я жду, пока автобус отъедет, потом еду домой и сижу с котятами, которые в отличной форме. Глаза открылись, они встают на ножки – это поразительно.
Звонит Черил:
– А тебе не кажется странным, что ты вот так исчез, ни слова мне не сказав? И от кого я это услышала? От Джулии. И как я должна при этом себя чувствовать? Она мне сказала, что ты поехал в Вильямсберг на школьную экскурсию?
– Типа того, – отвечаю я.
– Небольшая колониальная акция? Хеппи-энд на бочонке пороха? Перепих в частоколе?
Я молчу.
– Да ладно, – говорит она. – Я там бывала и это делала.
– Если это так, то я был в другом Вильямсберге. Твои дети были на той неделе на каникулах?
– У Тэда какой-то проект гражданской службы, Брэд ездил в футбольный лагерь, а Лэд остался дома. Ну так как, можем увидеться? Пятница подойдет?
– Поверь мне, сейчас не лучшее время.
– В каком смысле?
– Я вернулся домой с глистами, еще непонятно, с какими. То ли от непропеченной оленины, то ли от завтрака добровольца пожарной дружины, который мы ели. Сегодня мне нести доктору образец экскрементов на анализ.
– Без подробностей! – провозглашает она, как рефери, объявляющий тайм-аут.
– Мне казалось, тебе все интересно. Эта штука очень заразная; мне нужно постоянно мыть руки и стирать одежду.
– Я тебе дам десять дней.
– А потом?
– Я пока не готова это обсуждать.
– Сделай одолжение, – прошу я, – не говори Джулии.
– Естественно. Это слишком интимно. А я пока почитала про Ричарда Никсона. Знаешь, мне не кажется, что он был такой уж хороший человек.
– А он им и не был.
– А тогда что ты в нем такого видишь?
– Много что. Очень упрямый был человек, считал, что правила к нему не относятся. Это очень увлекательно.
– Это интересно, – говорит она. – Я бы предположила, что тебя влечет что-то более обычное, Трумэн там какой-нибудь или Эйзенхауэр. Или что-нибудь современное и героическое, вроде Джей-Эф-Кей. Но Никсон – это где-то даже извращенно.
– Почти.
– Я тебе позвоню через несколько дней. Если тебе станет лучше, сможем что-нибудь придумать.
Чего-то не хватает. Ощущение, будто я провалился в щель между пространствами, будто я на самом деле не существую, – я все время вне контекста. В поисках ясности навещаю мать.
