"Как ты думаешь, - Маша окунула кисть, - эти немцы, которые здесь, до нас - у них какой был родной?" - "Немецкий?.." - Мама отозвалась тревожно. "А если бы тебе выбирать - эти немцы или Панька с Фроськой - ты за кого?" - "Намазывай гуще", - мама наблюдала. "Нет, ну правда?" - Маша разогнула спину. "Интересно, - мама сверкнула глазами, - почему я должна выбирать?! Вот что я скажу - по мне, хрен редьки не слаще". - "Немцы лучше. Они не моют унитазы грязной водой". - "Это - да!" - мама признала неохотно. "Значит, выбираешь немцев?" - подхватив намазанный кусок, Маша несла к стене. Мама забралась на лесенку, готовясь принять: "Нет, - она отказалась. - Немцев я бы не выбрала". - "Ну и глупо! - сухой чистой тряпкой Маша водила по обоям. - Так бы и прожила всю жизнь с грязным унитазом". - "Ничего, как-нибудь, - мама не сдавалась. - А вообще-то, я не понимаю: выбрала, не выбрала... Нет никого - не из кого выбирать", - в голосе пела победа. На то, чтобы пережить их всех, мама положила жизнь.
К вечеру комната преобразилась. Обойный клейстер наполнял ее благоуханием. Нежные вензеля, покрывавшие стены, расправляли крылья. Едва коснувшись розового поля, они становились бабочками. Отец приладил новую люстру: пять рожков топорщились во все стороны, бросая праздничный свет. "Ну, вот, - он улыбался счастливо, - живи и владей".
Они ушли, и Маша закрыла дверь. Такой красоты она не могла себе представить. Подхватив подол кончиками пальцев, Маша поднялась на цыпочки. От стены к стене она двигалась, танцуя. Хватит глупостей: немцы, Панька, Фроська... Нет никого. Все кончилось. Мама совершенно права. Обои похрустывали, высыхая, и этот звук, похожий на небесную музыку, дарил покоем.
Глава 16
Вульгарная аспирантка, перетянутая в талии, защитилась и уехала. Со степенью кандидата наук ее охотно взяли на провинциальную кафедру. Речи о том, чтобы оставить ее здесь, Успенский не заводил. Собственно, о ее отъезде он упомянул мельком, лицо не выразило ничего личного. После отъезда ее имя всплыло лишь однажды, когда речь зашла о сексотах. Усмехаясь, Успенский привел в пример Зинаиду.
Дело происходило на улице, их никто не слышал, и, удивившись, Маша поинтересовалась, зачем, имея такие подозрения, поддерживать близкую связь. Подумав, Успенский ответил: во-первых, это - не подозрения, во-вторых, кого-нибудь все равно приставят, а значит, лучше держать при себе, поближе, тем более, если баба. Не стесняясь в выражениях, он объяснил, почему - при наличии интимных контактов - никакая баба не станет докладывать оголтело: "Ваша сестра, даже самая правоверная, если доходит до дела, всегда предпочитает..." - последовала ухмылка и откровенный жест. Он был нетрезв, их личные отношения прервались давным-давно, но Маша не смолчала: "Меня ты тоже подозревал?" - она поинтересовалась холодно. "Хоть ты-то не будь дурой!" - он отмахнулся раздраженно.
Ответ был исчерпывающим, но, как бы то ни было, неприятный осадок остался. В беседах без посторонних Маша попыталась вернуться к отстраненно-безличному вы. Его обида выплеснулась такой яростью, что попытки пришлось оставить.
Сегодня он вызвал ее для разговора: пришел на статистику и, сославшись на срочное дело, приказал зайти после третьей пары. Отказаться она побоялась. Теперь в разговорах с ней Успенский все чаще давал волю гневу, и это обстоятельство приходилось учитывать. Впрочем, в гневных вспышках, случавшихся на людях, он никогда не переходил грани, но, приглядываясь к неровной походке, Маша опасалась, что такой день рано или поздно наступит. По этой же причине она боялась открыто признаться в том, что в мыслях уже не связывает свое будущее с кафедрой финансов. Об этом приходилось помалкивать и в разговорах с сокурсниками - слухи могли долететь до его ушей. Как и прежде, Маша продолжала председательствовать в факультетском СНО: время от времени делала доклады и ездила на конференции. Определенных планов на будущее у нее еще не было, но с растущим интересом Маша поглядывала в сторону кафедры экономической истории.
Успенский пребывал в убеждении, что ее научные интересы раз и навсегда определились. Как о деле решенном, он говорил о месте на кафедре финансов, которого для нее добьется. По многим причинам задача была не из простых, но профессор твердо рассчитывал на какого-то москвича, своего бывшего и очень успешного студента, теперь служившего в министерстве. Маша слушала и молчала, дожидаясь времени, когда вопрос о московских переговорах встанет ребром: только тогда, поговорив начистоту, она планировала выпросить вольную.
Речь шла о совместном заседании кафедры, в котором - почти на равных - должны были принять участие и преподаватели, и студенты. Распоряжение поступило из ректората: проректор по науке обязал каждую кафедру провести заседание, больше похожее на теоретический семинар. Совместные прения, по мысли профессора Таращука, должны были оживить кафедральную жизнь. Идея заключалась в том, чтобы каждая кафедра выбрала проблему, достойную научных дебатов. Ожидалось, что студенты и преподаватели выскажутся аргументированно и подробно. Главная цель - добиться живой дискуссии.
Как обычно, он сидел за столом, Маша - напротив. Сегодня она торопилась домой и, получив его настойчивое приглашение, решила пропустить последнюю пару, чтобы освободиться пораньше. Правом свободного расписания она пользовалась давно.
Свои соображения проректор изложил в записке, размноженной ротапринтным способом. Полуслепую копию Успенский положил на стол. Маша прочла и отодвинула брезгливо. Жест, который она себе позволила, привел его в ярость. Желчным тоном он принялся пенять ей за то, что в последнее время она относится к научной работе без должного интереса: "Я отлично вижу - ты отбываешь номер, - голос нырял в нижние регистры, - так наука не делается. Ученый, по крайней мере, в молодости, должен быть одержимым. Только так можно чего-то добиться". Вздрагивающей ладонью Успенский вытер рот. Измученное асимметричное лицо стало почти уродливым.
"Чего ты от меня добиваешься? - Маша подавила отвращение. - Отличников - как грязи. Не нравится - подбери любого". - "Подбирают девок!... - он отплюнулся грязным словом. - Отличники! Чтобы я больше не слышал! Ты должна заниматься наукой". - "Чтобы - что?" - Маша давилась яростью. Если бы не кафедра, на которой они сидели, она ответила бы достойно. "Чтобы добиться, чтобы - делать дело..." - "Добиться чего? Того, чего добился ты? Профессор, завкафедрой, что еще?" - выпалив в сердцах, Маша прикусила губу. "Ду-ура! - она услышала трезвую усталость. - При чем здесь это? - он потер лоб. - Добиться, чтобы эти суки поняли: уничтожив всех, никогда они не станут учеными. Этого ты должна добиться, этого я требую от тебя". Маша молчала. Эта цель не стоила всей жизни. Не поднимая глаз, она думала о том, что задача, которую он ставит, похожа на мамину. Много раз он сам говорил: эти, обсевшие кафедру, уйдут только вперед ногами. Сукам ничего не докажешь. Единственный способ: дождаться их смерти.
Мало-помалу Успенский успокаивался, возвращался к главной теме. Пробежав глазами плохую копию, он заговорил о том, что мысль, вообще говоря, неплохая. Надо выбрать тему, заведомо не имеющую решения, чтобы дискуссия, возникшая на этой стезе, могла стать живой. Идея, которую развивал Успенский, заключалась в том, чтобы, начав обсуждение, отойти от привычных - канонических - понятий, поведя разговор в том свободном и произвольном духе, когда сама постановка вопроса, заранее не стреноженная догмой, таит в себе возможность некоторой игры ума. "Предлагаю сформулировать так, чтобы, как говорится, и волки, и суки... - Он усмехнулся. - Вот пример: как изменятся функции денег по мере перерастания социализма в коммунизм?" - "Интересно, - Маша дернула плечем. - На этот счет у меня своя теория".
"Вот и изложишь, - Успенский соглашался. - Основной доклад - твой. Захочешь, я погляжу, но - не обязательно. Начнешь с того, что роль денег в настоящее время упрочилась, а дальше - как знаешь. Концепция - по твоему выбору, единственное, о чем я прошу, - точная доказательная база. Используй источники, которые для них авторитетны". - "Капитал?" - Маша уточнила деловито. Холодок нетерпения поднялся в крови. Свою задачу она понимала отлично: то, что должно получиться, не имеет отношения к науке. Доклад, основанный на системе безупречных цитат: цепочка, подобранная исподволь, приводит к неожиданным выводам. "А если им не понравится?" - она спросила осторожно. "Наука - не девка, чтобы нравиться. Докажешь - твоя взяла, а там поглядим. Капиталом не ограничивайся - будут невнимательно слушать. Знаю я этих марксистов..." - презрительная улыбка тронула губы. "Я буду готова к сроку", - она отвела глаза.
По дороге домой Маша обдумывала задачу. Сама по себе она не казалась трудной. Противоречия, содержащиеся в "Капитале", давали простор любым маневрам. Главное - разбить на этапы. Затем, оттолкнувшись от промежуточных выводов, сделать последний, решающий ход. Взять и поставить перед фактом. Загнать в угол. Холодным взглядом Маша глядела вперед: суки, не чующие подвоха, двинутся за ней, как бараны. Словно воочию она видела тупые головы, кивающие в такт привычным, мильоны раз цитированным, словам. "Нет, не бараны - крысы. Крысы из Гамельна", - она вспомнила, усмехаясь.
