Тристан сделал непринужденный жест:
— Буду смеяться над самим собой…
— Или нагнетать напряжение с помощью другого приема.
Иногда Б снова рассказывала Тристану легенду о смертоносном Абсолютном Анекдоте. Вместе они пытались представить, какой должна быть последовательность слов, чтобы всегда вызывать остановку сердца у слушателя. Б утверждала, что «Monty Python»[57] в одном из своих скетчей в «Летающем цирке» намекнули на существование столь разрушительного способа шутить.
Как-то раз, когда Тристану удалось сочинить особенно удачный анекдот, Б не смогла удержаться от смешка.
— Простите, вырвалось, — призналась она. Тристан был очень горд: — Этим анекдотом я бы победил вас, верно?
— Возможно. Браво. Я совершенно не ожидала подобной концовки.
Их глаза встретились.
— Полагаю, вы готовы создать шедевр, — сказала Б. через некоторое время.
— Шедевр?
— До того как ученик примет участие в поединке и, возможно, получит право вступить в братство, он должен создать шедевр — как в любом французском сообществе ремесленников или людей творческих профессий. Вы должны придумать свой лучший анекдот.
Внезапно Тристана охватило доселе незнакомое чувство — страх.
Девушка заметила это и пожалела его:
— Сначала поужинаем. Идемте, сегодня вечером я разрешаю вам поужинать со мной за одним столом.
В зале — гораздо более удобном и уютном, чем большая столовая, где обычно обедал Тристан, — было людно. Члены братства беседовали, сидя за столами по двое. Тристан заметил, что никто не смеялся и не шутил. Все здесь слишком хорошо понимали значение юмора, чтобы использовать его походя, за едой.
— Что привело в братство вас, мадемуазель Б?
Девушка посмотрела ему в глаза:
— А вас, господин Маньяр?
— Меня? Я чувствовал, что всем пресытился. Я хотел, чтобы моя жизнь вновь обрела смысл. Мне казалось, что я не на своем месте и не заслужил славы, которой пользуюсь.
— Похоже на правду. Ваша порядочность делает вам честь, это крайне редко встречается у комиков.
— Можно обманывать других, но себя не проведешь. Я не так глуп, чтобы судить о себе только по тому, что думают обо мне журналисты и зрители.
Б одобрительно кивнула:
— Неплохо… для мужчины.
— А вы, мадемуазель Б? Что заставило такую умную девушку запереться в бункере, над которым бушует океан?
— Вы действительно хотите знать, почему я здесь? Я скажу вам это. Из-за моего отца.
— Это Великий Магистр?
— Нет! Мой отец никогда не бывал здесь. Но он был великим комиком. Имя Гонтран вам что-нибудь говорит?
— Конечно! Гонтран… Он умер от рака, верно? Лет десять назад.
Б смотрела куда-то вдаль, на ее лице появилось отрешенное выражение.
— Это случилось в Париже. В большом концертном зале. В «Олимпии».
— Я знаю этот зал…
— Отец выступал уже полтора часа, но происходило нечто странное, неожиданное. С самого начала представления он не услышал в зале ни одного смешка.
— Невероятно. Мне кажется, что в свое время Гонтран был очень популярен. Может быть, зал был полупустой?..
— Зал был набит битком… Более того, его выступление снимали в прямом эфире. Это должно было стать его апофеозом.
Представив себя в такой ужасной ситуации, Тристан помрачнел. Он вспомнил, как в начале карьеры сталкивался с «прохладной» публикой в зале, но до того, чтобы аудитория вообще не реагировала на шутки, дело никогда не доходило.
— И что он сделал?
Он невозмутимо рассказывал один скетч за другим.
— И никто не смеялся…
— Даже не вздохнул.
— Я с трудом могу себе это представить. Из какого-нибудь угла всегда донесется чей-то дурацкий смех. Если зал был полон, без этого не могло обойтись.
Б опустила взгляд:
— Все это было подстроено. Для телепрограммы в стиле «скрытая камера». В зале сидели статисты, которым заплатили за то, чтобы они не смеялись. Они знали: всего один смешок — и гонорара им не видать.
— Сотни людей битый час сидят абсолютно молча… Это должно быть очень страшно. — Представив себе это, Тристан вздрогнул от ужаса.
— К концу выступления отец совершенно лишился сил. Не услышав ни единого хлопка после прощального поклона, он ушел в гримерную. Бледный как труп. Телекамеры продолжали его снимать. У него взяли интервью, а потом наконец сказали, что все это было «отличным розыгрышем». Отец расхохотался и вернулся в зал. На этот раз его встретили аплодисментами, стали просить автографы со словами «только без обид, ладно?».
— Представляю, какое облегчение он испытал.
— Казалось, все снова в порядке, и телеведущий поблагодарил отца, восхищаясь его терпением и хладнокровием.
— И что было дальше?
Б вздохнула:
— Я первая его увидела. Он повесился на кухне.
Тристан остолбенел.
— О да, телезрители славно повеселились, глядя на зал, «который не смеется». Это все придумал ведущий. Он и сам был комиком. Но среди юмористов встречаются не только хорошие люди. Режиссеры и ведущие телепрограммы прекрасно знали, что для отца такой «розыгрыш» будет ужасным ударом, но им хотелось показать на экране сильные эмоции… Ведь это рейтинг. Растерявшийся комик на сцене — очень смешно, правда?
— Это гнусно.
— Я говорила вам о темной стороне юмора. Это энергия, которой могут воспользоваться очень плохие люди.
— Действительно, в мире комиков не всегда весело. В частной жизни большинство знакомых мне юмористов — мрачные, раздражительные и завистливые люди с чрезмерно раздутым эго.
Б налила себе бокал вина:
— Сначала я их ненавидела. Мне были противны анекдоты, комики, юмор. Я хотела убить главного ведущего той программы. Но когда я подобралась к нему и была уже готова застрелить, меня вдруг осенило… — Ее голубые глаза потемнели. — Убить — это не лучшее решение. Этого мало. Ведь он даже ничего не поймет. Все закончится через пару секунд, а он так и не узнает, за что получил пулю. Нет, мне было нужно нечто большее, чем убить его… Я должна была выставить его на посмешище. Ведущий был очень популярен, и я решила поднять его на смех в его собственной профессиональной сфере.
— Тьерри Бодриссон! Невыключенный микрофон!.. Как же, я помню! Так это были…
— Да, это была я. Пришлось потратить некоторое время на подготовку. Я выдала себя за уборщицу и установила миниатюрную дублирующую систему включения микрофона, на дистанционном управлении.
— Я помню! Бодриссон думал, что микрофон отключен, а его слова шли в прямой эфир.
— Нет более надежного способа высмеять человека, чем показать, каков он на самом деле. В прайм-тайм, в час, когда у приемников находится наибольшее число слушателей.
— Я помню, какой скандал разразился, когда публика поняла, как Бодриссон ее презирает. Его, кажется, уволили?
— Сейчас он озвучивает рекламные ролики для провинциальных супермаркетов. Согласитесь, это лучше, чем убийство?
Тристан внезапно осознал, как велико мужество этой девушки. Он представил себе ее боль и боль ее отца.
— Это действительно было для вас ужасным испытанием!
— После смерти отца я утратила вкус ко всему на свете. Еще раньше моя мать умерла от рака. Я сделала так, что о самоубийстве отца никто не узнал, ведь он был католиком и его не стали бы отпевать. Я попросила врача диагностировать стремительное развитие рака. Это и стало официальной версией смерти великого Гонтрана.
— А потом вы пришли сюда?
— Многие находят здесь убежище, чувствуя, что от того мира, который им известен, ждать больше нечего. Я была очень подавлена. Мне была нужна битва. Юмор был битвой моего отца, и я приняла у него эту эстафету. Но я стала действовать по-другому — так, как учили меня люди, верные настоящей этике. Те, кто ничем не походит на псевдоюмористов, готовых продать душу ради рейтинга и любой ценой добиваться славы.
Тристан в задумчивости сделал глоток вина:
— И давно вы здесь?
— Больше семи лет.
— Почему же вы прошли посвящение так поздно?
Она опустила взгляд:
— Я боялась умереть. Я не такая храбрая, как вы думаете.
Тристан кивнул:
— Я вас понимаю.
— Вот так я и работала здесь. Я была учеником и сочиняла анекдоты, не претендуя на то, чтобы стать подмастерьем.
— Страх преодолеть препятствие…
— Господин Маньяр, меня восхищает ваша смелость. Вы так быстро решились поставить свою жизнь на карту — согласились на поединок.
— До того как я пришел сюда, я был мертв. Теперь моя жизнь вновь приобрела смысл… отчасти благодаря вам, мадемуазель Б.
Тристан работал над своим шедевром два месяца. Это был потрясающий анекдот, который автор опробовал на многих слушателях, прежде чем представил на суд своему учителю.
