Владимир Романовский - В постели с Президентом

На всякий случай пришлось еще раз арестовать портье. Ничего. Его снова отпустили.

Затем детективы прибегли к неодобряемой и не совсем легальной помощи ясновидящих. Одна ясновидящая согласилась помочь, и даже увидела кое-что, закрыв глаза и настроившись на нужную волну — видела, в основном, телевизионный экран. Часа два подряд она в трансе смотрела телесериалы и рекламу, после чего связь отключилась. Либо она ее, связь, потеряла, либо — безумная теория, но отмести ее, как несостоятельную, оказалось делом нелегким, мешали факты — преступник знал, что происходит, и перед тем, как оторвать глаза от экрана и потушить свет — зажмуривался. На следующий день произошло тоже самое. И на следующий тоже. Две недели это продолжалось, и в конце концов ясновидящая сдалась.

Детектив Лерой не знал, что такое похмелье. В его случае потребление большого количества алкоголя вечером и несколько часов беспокойного сна всегда заканчивались лишь временной замедленностью восприятия и частичной, и тоже временной, потерей памяти. Помимо этого — ничего. Ни головной боли, ни перемен настроения, ни даже дурного запаха изо рта.

Было позднее апрельское утро. На улице шел дождь. Лерой потратил некоторое время, чтобы понять, что находится в кровати в собственной квартире.

Квартира выглядела неприглядно. Не полный завал, но прибрать все-таки нужно. Лерой вылез из кровати и нагнулся, чтобы подобрать странного вида книгу с пола. Прочел название вслух. Название ровно ничего ему не сказало. Открыл. Полная партитура оперы эпохи барокко. Оперы барокко скучные, но дело не в этом. Как она сюда попала? Лерой сконцентрировался, пытаясь вспомнить, является ли он сам, или кто-нибудь из его друзей, оперным певцом. Не вспомнил. Партитуру он положил на крышку пианино. Прошел в ванную.

Не было ни кругов под глазами, ни вздутий на скулах, ни тяжести в веках. Голубые глаза смотрели ясно и светло. Лысоватость не портила его, но то, что осталось от пепельно-блондинистых волос выглядело в данный момент неряшливо. Он подумал — а не обриться ли наголо? В том году такая мода существовала среди голливудских донжуанов, начавших лысеть.

Нет, не нужно.

Он почистил зубы.

Пройдя обратно в гостиную, служившую также спальней и кабинетом, Лерой посмотрел на будильник. Одиннадцать утра. На работу он опоздал. Ехать? А смысл какой? Не поеду. Зазвонил телефон. Лерой поднял трубку.

— Да?

— А, это ты, Лерой? — голос капитана Марти звучал устало, не было в голосе энтузиазма. — Это действительно ты? Все в порядке, надеюсь?

— Забавно, что вы решили мне позвонить, — сказал Лерой, снова беря в руки партитуру оперы. — Я только что собирался отключить телефон.

— Валяй. Я просто хотел удостовериться, что ты все еще находишься на территории страны. Мне, знаешь ли, нужно делать пометки в некоторых документах время от времени. Мы, бюрократы, периодически этим занимаемся.

— Ах, извините, — сказал Лерой. — Мне это не пришло в голову. Если мне нужно будет срочно уехать, я вам сообщу заранее. В остальных случаях, если меня нет на месте, просто считайте, что я взял выходной.

— Сколько ты вчера выпил?

— Не знаю. Может вообще не пил. Капитан, у меня к вам вопрос. Вы когда-нибудь слышали, чтобы я пел оперу?

— Э… Что?

— Нет, ничего. В общем, мне нужно идти.

— Извини, что отнял у тебя так много драгоценного времени, Лерой, — сказал Марти.

— Ничего страшного. Звоните мне, если вам что-нибудь понадобится.

Он повесил трубку.

В участке, в котором работал Лерой, работали копы, неотступно следующие правилам, а также копы, любящие то или иное правило обойти, а также копы, известные своим возмутительным поведением, а также Лерой.

Детектив Лерой жил один, друзей не имел, и, если верить популярной в отделении шутке, однажды арестовал сам себя в связи с домашней ссорой.

Кухня. Кофеварка. Кофемолка. Чистая кружка. Молоко. Два тела на полу. Фильтр для кофе. Выключатель.

Что за тела? Он не смог их сразу рационализировать. Он наклонился и пощупал у них пульс. Живы. Кожаные куртки. Кожаные штаны. Ничего. В памяти пусто. Проблема. Нужно, наверное, позвонить в полицию? Мысли переключили скорость. Звонить в полицию бессмысленно. Он и есть — полиция. Или нет? Он вышел из кухни, открыл стенной шкаф, и снял с вешалки пиджак. Сунул руку во внутренний карман. Бляха — самая настоящая. Да, он полицейский. Он вернулся в кухню.

Одно из тел принадлежало подростку лет шестнадцати. Прыщи. Лерой терпеть не мог подростков. Он осмотрел второе тело, примерно того же возраста, что и первое, но женское. Прыщей нет. Незначительный, но все же лишний, слой жира, распространенный более или менее равномерно по телу. Из открытого рта пахнет. Он вытащил из внутреннего кармана ее куртки бумажник. Осмотрев водительские права, он произвел несколько арифметических подсчетов. Семнадцать.

На всякий случай он заскочил в ванную и тщательно осмотрел себя в зеркале, ощупал, еще раз осмотрел, только сейчас сообразив, что он совершенно голый. Выяснились две вещи. Первая — перед тем, как лечь спать, он не принял душ. Вторая — секса прошлой ночью не было. Хорошо. Стало быть, за растление малолетних, называемое нынче изнасилованием, судить его не будут. Нет состава преступления — нет дела.

Он принял душ и вернулся в гостиную, чтобы что-нибудь надеть. В кухне завозились. Лерой застегнул рубашку, поправил штаны, и проследовал в кухню выяснить, что происходит.

Два тела на полу начали подавать признаки жизни.

Схватив подростка за воротник, Лерой одним резким движением поднял его на ноги.

— У? — спросил невнятно нарушитель. — У? И? Эй.

С молчаливой решимостью Лерой выволок его к входной двери. Выперев подростка на лестницу, он поволок его дальше, по ступеням, на крыльцо, и оставил там, ловящего ртом воздух и дрожащего, в одиночестве. Дождь почти перестал. Вернувшись в квартиру, Лерой прошел прямо в кухню и готов был применить те же действия к девушке, но она вдруг связно запротестовала. Он держал ее за воротник и уже поворачивал свободной рукой ручку входной двери.

— Эй, эй! Ты чего, папа?

Папа?

Невозможно. Дурной сон какой-то. Кошмар. Лерою было тридцать три года. Девушке было семнадцать. Не физически невозможно, бывает и интереснее, но все же — он бы запомнил такое, наверное?

— Папа! Алё? Я — Грэйс. Помнишь? Грэйс?

— Грэйс.

— Да. Грэйс. Твоя приемная дочь. Алё? Ты меня слышишь?

— Хмм.

Лерой нахмурился и, поколебавшись, отпустил ее.

— А что ты здесь делаешь?

— Я здесь провожу ночь со среды на четверг. Как всегда. В твоей квартире. Ты что, заболел? Или с ума своротил?

И то правда. Частичная потеря памяти. Нельзя смешивать ячменное варево с виноградными продуктами. Провалы в памяти всегда преследуют людей, живущих двойной жизнью. Наверное. Грэйс! Конечно же, это Грэйс. Приемная дочь. Он любит, когда она его посещает. Не каждый четверг, но через четверг. Маленькая принцесса. Он действительно ее любит. Все-таки ей следует похудеть. А провалы в памяти что-то очень стали мешать последнее время. Все-таки с чем они связаны? Какая-то авария в детстве, несчастный случай? А может просто блок, основной, иногда задевает те части памяти, которые задевать не нужно? А для чего он, этот основной блок? Что именно он блокирует?

— Кто этот сопляк?

— Он не…

— Надеюсь, что он-то не проводит здесь каждую ночь со среды на четверг?

— Нет конечно. Ему вчера просто негде было переночевать. Он был… и есть…

— Неважно. Есть хочешь?

— Э…

— Пойди почисти зубы. Изо рта у тебя воняет жутко.

Она сверкнула на него глазами. Он подмигнул ей. Она ухмыльнулась.

Лерой накинул пиджак и снова вышел на крыльцо парадного входа. Сопляк все еще там стоял.

— Как тебя зовут? — спросил Лерой.

— Зак.

— Прости, как?

— Зак, сэр.

— Понятно. Ты в опере не поешь? Ладно, это просто мне в голову пришло. Так вот, слушай меня, Зак. Если я еще раз тебя увижу, здесь, или еще где-нибудь… все равно где… хотя бы один раз… никто тебя больше не увидит. Ни одного раза. Никогда. Ни здесь, ни еще где-нибудь. Понял?

Схватив сопляка за ухо, Лерой стащил его с крыльца. Мальчишка был слишком напуган, чтобы закричать. Лерой дал ему пенделя, и парень пошел прочь.

В магазинчике напротив Лерой купил дюжину яиц, бекон, пиво, сок, молоко, молотый кофе, и вернулся в квартиру. Выхватив из шкафа чистый халат и полотенце, он погнал Грэйс обратно в ванную, веля ей принять душ, пока он готовит завтрак.

Станция новостей заканчивала репортаж об убийстве на Парк Авеню… жена чемпиона мира в тяжелом весе… Затем они переключились на котенка, которого спас в Бронксе храбрый полицейский. Лерой поискал станцию классической музыки. Играли струнный квартет. На джазовой станции комментатор предавался бессмысленному разглагольствованию. Лерой вышел в гостиную, нашел диск Эдит Пиаф, и стал готовить завтрак, слушая хриплые парижские мелодии. Сперва он сделал глазунью, затем взбил отдельно четыре яйца, после чего приготовил несколько оладий. Бекон шипел и брызгался, дразнящий чарующий дымок шел от кофеварки, и Грэйс, плотно и уютно запахнутая в халат Лероя, с мокрыми вьющимися темными волосами, со светящейся кожей, широко, благодарно и счастливо раскрыла глаза, входя в кухню. Ей следовало бы сделать педикюр, но, в общем, на нее было приятно смотреть, насколько вообще может быть приятно смотреть на подростков.