Наконец она бросила рассматривать фотографии в журналах. Они слишком тревожат, это вредно. Ей стали сниться кошмары, он проходил в дом ее матери через французские окна, в потрепанном пиджаке, за спиной рюкзак и винтовка, в руках огромный букет многокрасочных цветов. Он улыбался все той же улыбкой, но по лицу текла кровь, скрывая его черты. Кристин отдала знакомым телевизор, начала читать романы девятнадцатого века, Троллоп[2] и Голсуорси стали ее любимыми писателями. Невольно думая про него, она говорила себе, что он оказался достаточно хитроумен и изворотлив, чтобы как-то выживать в ее стране, — значит, выживет и в своей, где говорят на его родном языке. И опять же, она не могла представить, чтобы он воевал, на любой стороне, он не такого склада. И, насколько она знала, ни к какой идеологии он не склонялся. Скорее, занимается чем-то таким незаметным, на вторых ролях, как и она: может, он стал переводчиком.
Понедельник
Сегодня ближе к вечеру она переезжала на новое место. Хлопот минимум: затолкала вещи в два чемодана и сама же протащила их три квартала, что отделяли ее новую квартиру от старой. И всего лишь дважды остановилась передохнуть. Она довольно крепкая для своего возраста. Подошел мужчина и предложил помочь, весьма приятной наружности человек, но я ее предупреждала — никогда не принимай помощь от незнакомцев.
Кажется, немка очень обрадовалась, что она съехала, немка вечно ее в чем-то подозревала. Немка стояла на деревянном крыльце и смотрела, сложив руки на толстом животе, — в этих своих шлепанцах, в потертом свитере, а из-под неизменного хлопчатобумажного халата на дюйм торчит комбинация. Я, например, всегда эту немку недолюбливала. И мне надоело, что она трогает чужие вещи (хоть она и старается положить их ровно на то же место, но ей аккуратности не хватает): а в последнее время, я подозреваю, она просматривала почту — на конвертах жирные отпечатки больших пальцев, а еще ведь слишком холодно, почтальоны не ходят без перчаток. На новой квартире домовладелец — мужчина, а не женщина: я в целом, пожалуй, предпочитаю мужчин.
Когда она добралась до нового места, ключи ей выдал старик, что живет на первом этаже, в комнате с окнами на улицу. Он открыл ей дверь, а домовладельца не было, но его предупредил, что ожидает новую жиличку. Приятный такой старик, седовласый с радушной улыбкой. Она отнесла чемоданы вверх по узкой лестнице сначала один, потом второй. Остаток дня потратила на обустройство. Эта комната меньше, чем предыдущая, но, по крайней мере, чистая. Что-то из одежды она положила в шкаф, что — то — в комод. Полок в комнате нет. Кастрюлю, чашку, тарелку, приборы и кофейник придется держать в ящике комода. Зато имеется маленький столик, и я решила — пусть чайник все время там стоит. В этом есть некая декоративность.
Она застелила кровать — простыни и одеяла предоставлял домохозяин. Окна выходят на север, значит, будет прохладно. К счастью, в комнате есть электрообогреватель. Она всегда любила тепло, хотя меня не особо волнует температура в комнате. Некоторый плюс: комната — рядом с ванной, это кстати.
Тетрадь она будет держать на столе, рядом с чайником.
Завтра ей нужно купить продукты, но сейчас она ляжет спать.
Вторник
Сегодня утром она лежала в кровати, пытаясь снова заснуть. Я глядела на часы и соглашалась с ней, что матрас и вправду тонковат и, по сравнению с предыдущей квартирой, довольно жесткий. Было уже около девяти, и я велела ей дотянуться до будильника и выключить, чтоб не звенел.
Кто-то медленно поднялся по лестнице и прохромал в ванную, закрылся на защелку. Оказывается, стены не такие толстые и пропускают звуки. Она хотела перевернуться на другой бок и снова заснуть, но человек в ванной надрывно закашлялся. Потом она услышала, как он отхаркивается и сплевывает, потом он спустил воду в унитазе. Я уверена, что знаю, кто это был: наверное, тот старик снизу. Бедняга, должно быть, простудился. Впрочем, он пробыл в ванной ровно полчаса, довольно долго: и за это время умудрился издать немало неприятных звуков. Теперь я понимаю, что соседство с ванной имеет свои недостатки, и начинаю догадываться, почему хозяин сдает эту комнату столь дешево.
Наконец я убедила ее, что пора уже встать, закрыть окно (я всегда считала, что свежий воздух полезен для здоровья, хотя она не любит свежий воздух), и включить обогреватель. Она собралась было обратно в постель, но я велела ей одеваться. Нужно идти в магазин, в доме есть нечего. Она прошла в ванную, и правильно сделала, потому что опять приближались чьи-то шаги. Ванная грязновата, подумала я. Впрочем, сегодня она просто умылась над раковиной. По крайней мере, много горячей воды.
Она вернулась к себе, надела пальто и ботинки. Я сказала, что лучше накинуть и шарф: на окне с двойным переплетом я еще прежде заметила изморозь. Она взяла сумочку, вышла из комнаты и заперла ее на ключ. Проходя мимо ванной, она поняла, что там кто-то есть: в окошке над дверью горел свет. Когда она спустилась по лестнице, старик сидел в холле, разбирал почту за темным столиком у двери. Старик был в банном халате, из-под которого выглядывали полосатые пижамные штаны, а из-под них торчали костлявые лодыжки и малиновые кожаные тапки. Старик мило улыбнулся и сказал с добрым утром. Я велела ей кивнуть и улыбнуться в ответ.
Она закрыла за собой парадную дверь, достала из кармана перчатки, надела. Спустилась с крыльца — осторожно, потому что ступеньки обледенели. Я часто обращала внимание, что опаснее спускаться по ступенькам, чем наоборот.
Она шла по улице — насколько я знала, в нескольких кварталах отсюда есть магазин. Я пожирала глазами, оглаживала взглядом дома, что она проходила: кирпичные двухквартирники, и каждый дом похожий на ее теперешний, каждый с двумя одинаковыми деревянными крылечками. В прежнем районе дома были больше. На этой улочке я, конечно же, бывала (она недалеко от прежнего дома), но теперь это моя улица, улица на новой территории, по которой я могу прокладывать тропинки и мои личные знакомые маршруты. Вот эти деревья — мои. И тротуар мой. А когда снег растает, зазеленеют деревья, и сырая земля, и молодые листочки, и весенние ручьи в канавах — все это будет тоже мое.
Она вышла на крупную улицу, запруженную машинами, прошла квартал, свернула, потом еще два квартала, вот и магазин. У прежней квартиры был другой магазин, ближе, а тут я никогда не бывала.
Она прошла через стеклянную дверь, затем через турникет. Тут она слегка задержалась, не знала, что лучше взять — тележку или корзинку. Она знала, что с тележкой ходить удобнее, корзинку тяжело нести, однако я заметила, что покупок будет немного, а тележки забивают проход и мешают, поэтому она выбрала наконец корзинку.
Вечно приходится следить, сколько она тратит. Ей бы, конечно, хотелось купить мяса и грибов, оливок, пирожков и свиное жаркое. Старые привычки трудно менять. Но я настаиваю, чтобы она брала дешевые и питательные продукты. В конце концов, сейчас середина месяца, пособие придет не скоро. После уплаты за жилье остается не так много денег. Нужно не забыть, чтоб она составила уведомление о смене адреса. Она не любит сосисок, но я ей всучила упаковку из шести штук. Столько протеина задешево. Она купила хлеб и масло (маргарин — ни за что), пакет молока и несколько супов в пакетиках, которые хорошо есть в холодную погоду, а также чай, яйца и несколько баночек печеных бобов. Она приглядывалась к мороженому, но я посоветовала взять лучше пакет замороженного горошка.
Девица на кассе нагрубила ей, хотя сама же и пробила часть ее покупок в чек женщины, что стояла впереди. К тому же я подозреваю, что она хотела меня обсчитать, пусть только посмеет. Может, есть смысл ходить пешком еще дальше, зато в прежний магазин?
Она без проблем дотащила продукты домой, убрала молоко, яйца и зеленый горошек в холодильник, что стоит в холле на первом этаже. В холодильнике специфически пахнет. Наверное, надо сказать хозяину, чтобы холодильник помыли. Потом она поднялась к себе, набрала в ванной воды и приготовила себе кофе на одноконфорочной плитке (кофе, соль, сахар и перец она принесла в чемодане), выпила кофе и съела бутерброд с маслом. Пока она ела, в ванную кто-то зашел. На сей раз не старик, а женщина. Должно быть, разговаривает сама с собой: во всяком случае, я слышала два голоса, один высокий и нервный, другой — горячий шепот. Забавно. Стены тонкие, но я не очень-то разобрала, о чем эта женщина говорила.
Когда шаги удалились, она взяла чашку и ложку, вымыла их в раковине. Затем прилегла вздремнуть. Почему бы ей и не отдохнуть после длительной прогулки. Когда она проснулась, уже стемнело. Она открыла банку с бобами. Когда придут деньги, надо будет купить новый консервный нож.
Поем, почитаю Библию (освещение в комнате лучше, чем я ожидала), а затем она ляжет спать. Не забыть: завтра ей следует принять ванну.
