– Все дела я уже закончил.
– Ну, тогда поехали со мной. Одной скучно. Мальчик ты симпатичный, хорошо, что я тебя подобрала. Ведь ты никуда не торопишься, верно? Это подонки всегда спешат, но ты не такой, да? Какой у тебя вид усталый. Хочешь, поспи.
Она болтала без умолку, то и дело заходясь веселым смехом. Я – существо зависимое – чинно кивал головой и вежливо поддакивал, но вскоре понял, что могу расслабиться. Загар на лице и руках моей спутницы свидетельствовал о долгом и страстном совокуплении с жарким солнцем какого-нибудь курорта. Я сразу почувствовал: это вольный зверек, с первого взгляда и без ошибки определяющий, где ждет опасность, а где удовольствие.
– Так захотелось к морю – ужас! Прямо кровь закипела, матка затрепетала. Мне одних мужиков всегда было мало. Без моря, без солнца я просто чахну, заболеваю.
– Море – твой врач?
– Вот именно. А кто твой врач?
– Мне нужен не врач…
– Разве ты не болен?
– Болен, наверное. Я нуждался в спасении, и тут, по чистой случайности, появилась ты. И спасла.
– Ничего я тебя не спасла. И куда ты теперь? В больницу? Или назад, домой?
– А все равно. Только я сейчас переезжаю, и дома у меня нет. Видишь, все мое имущество со мной.
– Не густо. Ты часом не из дурдома сбежал? С головой в порядке?
– Да. Только закис немножко.
– Ну, тогда тебе надо к морю. Закурить есть?
– «Марлборо-лайт». Сойдет?
– Зажги мне.
Я прикурил. Она вынула у меня изо рта зажженную сигарету и затянулась, нимало не смущаясь тем, что фильтр влажен от слюны человека, которого она видит впервые в жизни.
– Кажется, мы станем друзьями, – как мог ласковей прошептал я. Она опять расхохоталась.
– Друзьями? Давно не слышала этого слова… Вообще-то обычно я сигареты для моих клиентов обсасываю… Меня зовут Мадока. Будем знакомы.
– Это что, работа такая – сигареты обсасывать?
– Ага. И не только сигареты. Кое-что потолще.
– Косточки?
– Дурачок. Что я тебе, собака? Нет, ты определенно удрал из дурдома. От тебя подохнешь просто! Как тебя звать-то?
– Акира Саэки.
Я не задумываясь назвался именем своего духа-хранителя. Собственное имя до сих пор удачи мне не приносило.
– Акира? У меня двоих знакомых так же звали. Можно клуб Акир открывать. С одним я училась в школе, он все в пинг-понг играл. А другой был приятелем моей подруги. Поваром работал. А ты кто?
– Я преподаю историю Китая в университете.
– Ясно. Пролетарий умственного труда. А я – пролетарий телесного труда. В моем деле капитал – собственный организм. Так что гуляй, пока молода. Я зарабатываю кучу денег, но они у меня не задерживаются. Раз в три месяца стабильно оказываюсь на мели.
– Клиентам с тобой, наверно, весело.
– Да уж, я грустить не люблю. Мое тело – солнечная батарея, поэтому без солнца я функционировать не могу. Я должна вся пропитаться солнцем, продезинфицироваться им. Лунный свет для меня – яд. Это Марио так говорил. Был у меня когда-то парень один, итальянец. Он во время полнолуния делался натуральным психом. Так что оборотни существуют, это я точно знаю. А ты их видел?
У каждого, наверное, бывают такие ночи, когда тобой овладевает какая-то неведомая сила, и ты уже над собой не властен. Хочется изрубить кого-нибудь на куски самурайским мечом, изрешетить из пулемета. Хотя бы представить себе, как все это будет – иначе не уснешь.
Царь Армадилл, я еще не достиг твоей мудрости, я могу сделаться оборотнем. Вдруг вспенится в жилах кровь и побежит в обратную сторону. Каждую клеточку тела пронзит жгучая ненависть ко всему сущему. Я заклокочу, забурлю изнутри, кожа вздуется пузырями. И я перестану видеть и осознавать, что именно вокруг меня рушится и кто кричит от боли. Пусть хоть термоядерный взрыв – мне будет все равно. Царь Армадилл, прежде чем ты вновь предстанешь передо мной, тенью или во плоти, я могу уже умереть, уснуть.
Всю последнюю неделю, до встречи с Мадокой, я превращался в оборотня каждые три часа. В толчее электрички… Когда меня задел плечом пьянчужка… Когда я читал газету… Когда мне встретился на улице агитавтомобиль «патриотов»… Всего не упомнишь. Хаос в мозгу и предельная усталость сводили меня с ума.
Царь Армадилл смеется. Он скрючился, схватился за живот. Он раскачивается передо мной, как люлька. Ну конечно, в ту ночь, когда я стану превращаться в оборотня, он встанет у моего изголовья. И я пробужусь от сна, и он укажет мне путь. Я пойду вслед за красной тенью, мое паломничество продолжится.
Джип проехал через темную криптомериевую рощу и покатил по широкому открытому шоссе, залитому солнцем. Мадока изо всей силы нажала на газ, и машина рванулась вперед, словно брызнувшее семя. Меня прямо вдавило в спинку сидения.
Я думал о том, что ночь проведу с Мадокой. Окажусь ли на высоте? Закрыв глаза, я вспоминал, как выглядели в постели мои прежние подружки. Синди, Кэролайн, Харуми, Кумико, Сюзи, Хелен, Йен-Йен, Софи, Рэйко, Янь Мэй, Таэко, Хитоми, Миюки. Вспомнил заодно и колготки, свисавшие с кровати.
Джип затормозил. Я открыл глаза и увидел колыхающийся под ветром флаг с изображением рыбы. Ниже – выгоревшая на солнце реклама: улыбающаяся девушка в купальнике протягивает бокал кофе со льдом. На бетонной стене вывеска: «Фламинго». Все ясно – придорожный ресторанчик.
– Размяться не хочешь?
Мадока вышла из машины и начала делать зарядку. На щиколотках голых ног позвякивали тонкие, почти как паутинка, цепочки с крошечными серебряными бабочками. Глядя ей в спину, я думал, что она – сама энергия и непосредственность. Богиня, оказавшаяся втиснутой в телесную оболочку.
Забегаловка, очевидно, была у местных жителей чем-то вроде штаба. У одного столика сидели четверо мужчин, у другого еще трое. Между обеими компаниями ощущалась невидимая граница: наверное, одни были рыбаками, а другие крестьянами. Все они, похоже, уже здорово успели набраться. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять – еще несколько кружек пива, один косой взгляд, и начнется потасовка. Наше появление было встречено бессмысленным гоготом. Я сунул руку в карман, где ношу складной швейцарский нож, и одарил присутствующих столь же бессмысленной ухмылкой.
Мы заказали сасими[12] и пиво. Мадока сидела, подперев рукой щеку, и глядела мне прямо в глаза.
– У тебя лицо доброе.
– Лицо как лицо. Особых примет нет.
– Задней мысли нет. У мужиков в глазах часто только одно написано. А у тебя лицо ясное.
– Да? А у тебя огромные черные глаза. Круглые-прекруглые. Такие бывают у зверей и маленьких детей.
– В нашем бизнесе у девочек чаще всего глаза узенькие такие. Интересно, почему? Наверное, щурятся все время, деньги в уме считают. А мне плевать на деньги, мне люди нравятся… Знаешь, я часто езжу куда-нибудь одна. Иногда мне кажется, что я могу подружиться с любым человеком. Характер такой. Поэтому я на работе с мужиками, и на отдыхе с ними же.
Смех Мадоки воздвиг невидимую стену между нами и нашими грозными соседями.
– А деньги у тебя есть? – спросила она.
– Стыдно сказать, но ни гроша. Я понимаю, что это с моей стороны наглость, но не хочешь ли ты нанять меня в услужение? Я был бы очень тебе признателен, Я бы за тобой ухаживал, вел бы машину, ну и вообще…
– Ладно. Но только на время путешествия. Будешь получать пять тысяч иен в день. Делать будешь все, что скажу.
Мы ударили по рукам. Деньги мне вообще-то были не нужны. Мне хотелось любви. Но не той любви, о которой любят болтать женщины, и не той сладенькой любви, которая якобы спасет мир. Я стремился к более сильному чувству – чувству общности, которая возникает у двух сирот, случайно встретивших друг друга.
«Эфир пронизан мириадом волн, поймай средь них одну-единственную, волну сирот, и следуй за нею. И тогда ты найдешь меня. Спасителя сиротского племени». Это из Откровения царя Армадилла…
Увидев море, Мадока развеселилась пуще прежнего и принялась подпевать играющему магнитофону. «А эту песенку знаешь? Это же моя любимая!» – говорила она, вставляя очередную кассету. Я, единственный слушатель, был благодарен своему диск-жокею (он же вокалист), хотя со слухом у Мадоки дела обстояли неважно.
На закате солнца мы остановились в мотеле. Из нашего двойного номера была видна оранжевая чешуя моря. Я как-то разговаривал с одним стариком, который семьдесят лет прожил на самом берегу, видя перед собой море каждый день с раннего утра до позднего вечера. Он был рыбак. Таких людей, наверное, на земле немало. Они смотрят на горизонт и безмолвно общаются друг с другом через моря и океаны. И между ними, никогда не видевшими друг друга, возникает радиосвязь на волне сирот.
– Ну что, бродяга, пойдем ужинать?
Мадока, дитя природы, снова расхохоталась. Неужто она с рождения такая? Или подцепила шальной вирус уже потом?
– Эх, был бы ты бродягой, у которого память отшибло! Вот было б здорово. Я тебя научила бы жизни!
