— Возьми учебник, позагораем, а заодно и подчитаем чего-нибудь, — предложил я, и, видя, что он колеблется, добавил: — Пойдём. Доскажешь мне своё понимание истины, а то я, признаться, вчера ничего не понял…
На этот раз я решил поехать на ВДНХ, там тоже были пруды, а главное — после метро не надо было добираться еще и автобусом, как это приходилось делать в Тропарёво или других местах, куда я ездил последнее время.
— …А ты знаешь, что этот район, где сегодня находится выставка, имел раньше в народе славу «нечистого места»? — спросил он, когда мы сбросили одежду и улеглись на теплый песок. — Останкино потому так и называется, что стоит на людских останках — здесь когда-то было кладбище, куда со всей Москвы свозили хоронить самоубийц.
— Да ну? — удивился я, следя тем временем за двумя классными девахами, которые, щебеча и смеясь, стаскивали с себя неподалеку от нас платьица и подставляли солнцу и нашим взглядам такие фигуры, от которых забудешь думать о любых самоубийцах.
Хотя, правда, на моего друга это, похоже, не распространялось.
— …Самоубийство на Руси всегда считалось смертным грехом и самоубийц хоронили или за церковной оградой, или вообще на непригодных для жизни пустырях. И если верить легендам, то здесь, в Останкино, различные колдуны и чернокнижники устраивали свои мистерии, так что это место имеет репутацию проклятого.
— И что теперь?.. Эта проклятость как-нибудь может перейти и на нас? — оторвался я от созерцания гибкой в стане блондинки с вызывающе вздернутыми грудками, которые едва прикрывала бирюзовая лента стянутого спереди в одну точку купального лифчика.
Её подруга была несколько не такая — хоть она и не отличалась в стройности от блондинки, но имела уже намного более развитую грудь и налитые ягодицы. Темные, отливающие красным деревом волосы не были острижены, как у подруги по-мальчишески, а тяжелой волной ниспадали на загорелые плечи и спину. Большущие темные глаза мерцали какой-то уже не девической тайной, и вся она, хоть и была наверняка одногодкой своей спутницы, выглядела как-то не то, чтобы взрослее её, но, во всяком случае — женственнее.
Хотя мне, понятное дело, больше понравилась беленькая змейка.
Волнуясь, я вытащил из кармана рубашки пачку сигарет «Новость» и, чиркнув спичкой, закурил.
— Видишь ли, — отвечал тем временем на уже забытый мною вопрос мой друг, — в жизни — так же, как, скажем, и в физике, ничто не возникает ниоткуда и ничто не исчезает никуда. Саккумулированный в одном месте за столетия грех когда-нибудь себя обязательно да проявит. Я не знаю, что здесь может произойти конкретно, но район Останкино еще сослужит Москве свою чёрную службу.
— Так что же делать? — машинально спросил я, следя, как темноволосая встала и, плавно пройдя мимо нас, вошла в воду. — Не приходить сюда? А тем, кто тут живет или работает? Уезжать и увольняться?..
Девица оттолкнулась от дна и поплыла, красиво рассекая воду взмахами тонких загорелых рук. Я оглянулся на блондинку и успел перехватить ее взгляд, брошенный в мою сторону. Сердце в груди сжалось, как спринтер в ожидании выстрела стартового пистолета.
— …Суть, наверное, не в том, чтобы избегать этого места физически, хотя зло и висит над ним, как испарения над болотом, — снова услышал я голос Иванова. — Но как ветер уносит прочь испарения и приносит здоровый воздух, так энергия добрых дел способна вытеснять собой ауру любого греха и превращать проклятые места в святые. Если можно привести к покаянию и перевоспитать даже убийцу, то кто сказал, что нельзя так же «перевоспитать» и местность? Главное, о чем мы должны при этом помнить…
Но договорить фразу до конца он не успел. Лениво нежившаяся на солнышке блондиночка вдруг вскочила на ноги и, тыча рукой в сторону воды, огласила берег отчаянным воплем.
— А-а-а! Помоги-ите! Помоги-ите, человек утонул, вон там, в том месте!.. Скорее, скорее, а-а-а!..
Услышав крик, я тут же подхватился на ноги, чтобы броситься в воду, но сделать это раньше моего друга не успел. Мне показалось, что я только на долю секунды замешкался, чтобы по направлению руки блондинки определить район произошедшего ЧП, а он — уже плыл к этому месту. И мне не осталось ничего другого, как поспешить на помощь блондинке, которую я принялся успокаивать, обняв рукой за горячие маленькие плечи.
Вовка между тем глубоко нырнул и вскорости появился на поверхности, поддерживая над водой темноволосую голову девушки.
— Ур-ра! — взвизгнула моя блондиночка и, радостно запрыгав на месте, захлопала в ладошечки, затем повернулась и, привстав на цыпочки, быстро поцеловала меня в щеку.
Я сначала обалдел от неожиданности, а потом попытался повторить процедуру более основательно, но девушка ловко уклонилась от моих губ и побежала навстречу выходившему из воды Иванову, несшему на руках несостоявшуюся утопленницу.
Увидев, что ни за кем больше нырять не нужно, к месту происшествия начал подтягиваться пляжный народ. Вовка же положил свою ношу на землю и принялся энергично разбрасывать ее руки в стороны, затем оставил эту методику и припал к ее губам своими, пытаясь сделать искусственное дыхание «изо рта в рот».
— Э!.. Э-э-э! Эй, ты, дылда!.. Ты чё делаешь? А ну отойди от неё, сволочь бессовестная! Ишь, гад, воспользовался моментом! — какая-то бдительная мамаша устремилась к распростёртой на земле темноволосой купальщице и отстранила Иванова от девушки.
— Я только хотел помочь, — виновато произнёс он.
— Видела я твою помощь! — констатировала она. — Лучше бы сбегал да позвонил в «скорую». Ну?!.
Вовка впрыгнул в штаны, быстро натянул на мокрое тело рубашку и дернул меня за руку.
— Ты со мной?
— А? — я, будто очнувшись от сна, оторвал взгляд от блондинки.
— Бежим звонить! — потянул он меня и, уже на ходу подхватывая свою одежду, я побежал вслед за ним в обход пруда к павильонам выставки, всё неотвратимее понимая, что нет более серьезных врагов для счастья человека, чем его лучшие друзья.
Я первым заметил телефонную будку и помчался к ней. Крикнув выстроившейся очереди: «Там человек утонул! Надо скорую вызвать!» — я быстро набрал не нуждающееся в монетке «03» и, задыхаясь от бега, сбивчиво объяснил дежурной, что произошло и куда надо ехать. Повесив трубку, я понял, что не только бежать, но и идти назад я уже не могу. Надо же! И ведь бежал-то не больше двадцати минут, а меня едва ли не выворачивает.
— Тебе что, плохо? — обнял меня за плечи Иванов и, потихоньку отведя к скамейке, усадил и сел рядом сам. — Прости, это я виноват… Видел, что ты куришь, и не стал тебе ничего говорить — думаю, обидишься, что поучаю, будто старший.
«О Господи! — подумал я, тяжело вздыхая. — Кого же Ты подсунул мне в друзья?..»
Я повернулся, чтобы сказать что-нибудь в ответ, да так и замер. Сгущаясь в распушившихся от бега светлых волосах, солнце образовало вокруг его головы подобие некоего сияющего нимба — да такого яркого, что я даже невольно зажмурился. «Наверное, влага с волос испаряется», — подумал я и, вынув из кармана сигаретную пачку, скомкал её в руке и бросил в урну.
— Пошли, — сказал я, поднимаясь со скамейки и думая об оставшейся на берегу блондинке.
Но когда мы возвратились на пляж, то ни её, ни темноволосой подруги возле пруда уже не было…
Глава шестая
КАК ПРЕКРАСЕН ЭТОТ МИР
Незаметно подошло время сдачи вступительных экзаменов. Прикинув хрен к носу, я понял, что сделал правильный выбор, подав документы именно в Горный институт. Ведь я был сыном горняка (большую часть жизни мой батя проработал то на донбасских шахтах, то в метрострое), а в институте ценили профессиональную династичность, не случайно он считался самым пролетарским вузом столицы. Ну и, как я уже упоминал выше, в Горном институте традиционно был самый низкий по Москве конкурс и это, говоря откровенно, и оказало тогда решающее влияние на мой выбор. Что будет через пять лет, меня пока не тревожило, главным на данный момент было поступить, и с этой установкой я и пошел на экзамены.
Первым у нас был письменный по математике. Увы, но я никогда не блистал знаниями по этому предмету! Того запаса формул, что удерживала моя перегруженная интимными мечтаниями память, вполне хватало, чтобы не ходить в школе в двоечниках, а честолюбивого стремления видеть своё фото на школьной «Доске почета» у меня не было, но тут, вчитавшись в выпавший на мою долю вариант, я понял, что провалился. Сначала я, правда, стянул к передовой все резервы своих жалких математических познаний и попытался справиться с решением самостоятельно, но сколько ни исполосовывал черновик, вразумительного ответа не получалось. Поняв бессмысленность своих усилий, я уже согласен был передрать решение у кого-нибудь из сидящих спереди или сзади, но оказалось, что все, кто делали нужный мне вариант, уже сдали свои работы и вышли.
