Теперь он вспоминал этот эпизод с грустной улыбкой. Но как ни крути, а впервые самостоятельным человеком, крепко стоящим на земле, он ощутил себя именно в этих стоптанных солдатских сапогах сорок пятого размера.
Так вот, вся правда заключалась в том, что машина для Корнеева была своеобразным «аппаратом» познания гражданской жизни. Той жизни, к которой он совсем не был готов и которая непрошеной гостьей стояла у порога его холостяцкой берлоги.
За рулем он черпал новые впечатления, старался внимательно слушать своих пассажиров. Как любому таксисту, Корнееву приходилось говорить с очень разными людьми, выслушивать массу запутанных жизненных историй. Так уж сложилось, что таксисту часто исповедаются в грехах и просто щедро делиться своими проблемами и заморочками. Это и была его «заочная школа» гражданской жизни.
Первого пассажира Корнеев посадил на Каширском шоссе, еще не доехав до основных мест своего промысла. Конечно, самые «нерестовые» места — это вокзалы и аэропорты, но туда лучше не соваться — себе дороже. Там все схвачено, и любого чужака вычислят в одно касание. Поэтому Корнееву приходилось колесить по менее прибыльным маршрутам, где пассажиры «косяками» не ходили и «поклевки» были весьма редкие.
— Командир, на Курский, за полтинник? — к приоткрытому окну наклонился мужчина лет тридцати в дорогом, но мятом плаще. В одной руке у него был пухлый новомодный портфель, в другой — зонтик. Наметанным взглядом Корнеев сразу определил в нем загулявшего командированного.
— Садись. — Корнеев слегка улыбнулся в свои густые усы и подумал: эх, родной, ты в «десятку» попал. У тебя сегодня извозчик — полковник Генерального штаба.
— Никто не останавливается! Блин! Твоя тачка пятая, — пассажир плюхнулся на сиденье и сразу же полез в карман за сигаретами. С его плаща стекала вода. — Я уж думал и ты мимо, а у меня поезд…
Мужик начал тараторить что — то о своих мытарствах, размахивал руками, дымил сигаретой, сыпал, как вулкан Везувий, вокруг себя пепел. Корнеев иногда кивал, поддерживая разговор, а сам думал о своем.
«Этот не опасен. Поддал в меру, не агрессивен, в городе явно не ориентируется. Такой расплатится честно и без фокусов», — мысленно подвел итог своим наблюдениям Корнеев.
Психологический портрет и прогноз дальнейших действий пассажира Корнеев делал каждый раз. После нескольких неприятностей это стало его непременным правилом.
«Жигули» с воем обогнал реанимобиль. Один только пестрый раскрас этой «кареты с того света» вызывал озноб.
— Опять где — то рвануло? — предположил мужик.
— Скорее авария. После дневных пробок водилы пьянеют от свободных дорог и нюх теряют. Гоняют по — черному. А дорога, видишь, какая. — Корнеев кивнул в сторону автомобильных дворников, которые едва справлялись со своей работой.
Предположение Корнеева вскоре самым неожиданным образом подтвердилось. Музыка оборвалась, и диктор «Авторадио», на волну которого постоянно была настроена автомагнитола, сообщил: «Как только что стало известно нашему корреспонденту, в туннеле под Калужской площадью случилась авария. По не установленной пока причине БМВ, за рулем которой находился известный военный корреспондент Бергман, на большой скорости врезалась в опору туннеля. Подробности в следующем выпуске новостей».
Резко притормозив, так что машину слегка занесло, Корнеев перестроился в крайний правый ряд. Он решил свернуть с проспекта Андропова на Нагатинскую набережную и уже по ней выскочить на Калужскую площадь. Высадить в дождь пассажира он не мог, и в то же время везти его сейчас, после этого сообщения, на Курский вокзал не было никакой возможности. Решил: покатаю командированного по ночной Москве, он все равно ни о чем не догадается.
Как и следовало ожидать, перед въездом в туннель уже скопились машины. В сторону Крымского моста можно было двигаться только по крайнему правому ряду со скоростью не более десяти километров в час. Два других ряда занимали разбитая в дым БМВ, машины милиции, пожарных, МЧС и врачей. По обилию мигалок нетрудно было догадаться, что сюда уже подтянулись довольно влиятельные люди.
Авария случилась на самом выезде из туннеля. Судя по тому, что у разбитой еще дымящейся машины никто не суетился, можно было догадаться — спасать уже некого. Корнеев понимал, что никто ему не разрешит здесь ни на минуту остановиться, поэтому максимально сбавил скорость. «Гибон» (так водители окрестили сотрудников ГАИ, переименованной в ГИБДД), матерясь, крутил светящимся полосатым жезлом, подгоняя машины. Корнеев откровенно похерил его призыв: за принижение скорости еще никого не наказывали. Только краешком глаза он следил за дорогой, а все свое внимание сконцентрировал на месте аварии. Он словно фотографировал мельчайшие детали увиденного. Передок БМВ был полностью смят, все, а не только передние стекла в машине были выбиты. На багажнике лежал довольно крупный фрагмент облицовки туннеля, в правой задней дверце зияло несколько отверстий с вывернутыми наружу рваными краями железа. В стороне под дождем, прикрытый черной полиэтиленовой пленкой, лежал труп.
— Такую тачку загубил. Сынок, наверное, чей — нибудь. С жиру бесятся, вот и… — пассажир хотел было развить свою мысль, но Корнеев его резко оборвал.
— Заткнись! — Потом уже тише, миролюбивым тоном добавил. — Извини, земляк. Помолчи, пожалуйста, немного. Я, можно сказать, знал этого человека.
— Девушка, пожалуйста, бутылку «Гжелки», кило вареной колбасы, парочку упаковок вот этого салата, сыр, хлеб и бутылку «Спрайта». — Корнеев сделал свой ставший уже почти традиционным заказ. Еще немного — и этой бледной с усталыми глазами продавщице из магазина «Перекресток» можно будет говорить, как в иностранных фильмах посетитель бара официанту: «Мне, как всегда!» Только вместо киношного мартини со льдом она протянет наш, российский комплект — водку с колбасой.
«Бомбежка» сегодня оказалась неудачной. В кармане Николая мятыми купюрами различного достоинства набралось не более пятисот рублей. Из них надо вычесть деньги на бензин и часть отложить на зимнюю резину. Но все равно, если судить по заработку, трудно было разобраться: то ли он офицер Генерального штаба, в свободное от службы время занимающийся извозом, то ли таксист, который в перерывах между сменами подрабатывает защитой Родины в Генштабе. Если по деньгам судить — выходило второе. Профессия «Родину защищать» давала ему сто рублей в сутки, а извоз — пятьсот за три — четыре часа ночной смены.
Дядя Федор и Кузя, увидев в руках Корнеева пакет, заметно оживились. Федор Иванович, правда, изо всех сил сдерживал свои эмоции. Он тихонько сглатывал слюну, было видно, что его давит «сушняк», но, не торопясь, вел разговор, что да как. Кузя же визжал и гавкал от нетерпения, чуя колбасу.
— Федор Иванович, ты пока сообрази для нас завтрак, а я часок подремлю.
— Опять в машине спать надумал! — сердится дядя Федор. — Не положено по инструкции. Иди домой — там и спи.
— Дядь Федор, ну ты же знаешь, я боец опытный. Движок заводить не буду. В спальник залезу. Ребята из десантуры классный спальник подарили. В нем можно прямо на снегу спать. А домой идти — только время тратить. Да мне у тебя на стоянке и спится лучше — к земле ближе.
— Ладно, считай, что я не видел. — Федор Иванович принял без лишних слов пакет. — Сейчас яичницу мировую с колбасой и гренками сотворю, а ты пока покемарь.
В боксе с верхней полки Корнеев снял большой, изрядно запыленный зеленый брезентовый рюкзак и достал из него спальник. Рюкзак успел выцвести и постареть, но так ни разу и не побывал ни в одном походе. Николай бережно складывал в него всевозможные походные приспособления: тут был и туристический примус «Шмель», и одноместная палатка с противомоскитной сеткой, и наточенный туристический топор, и котелок, и десяток других очень важных и необходимых в походе мелочей. Все эти вещи Корнеев бережно собирал, и каждый год тешил себя надеждой выбраться во время отпуска на Дон. Но в последний момент появлялись какие — либо непредвиденные обстоятельства, и все его планы рушились.
В Воронежской области, в одном из сел на берегу озера, образовавшегося на месте старого русла Дона, прошли самые счастливые дни его жизни. Как раньше донские казаки отпускали бычков на свободный выгул в поле, так родители оставляли Николая на все лето у бабушек. Предоставленный сам себе, он вместе со своими двоюродными братьями вел беззаботную и полную захватывающих приключений жизнь. Ловили рыбу, собирали ягоды и грибы, воровали арбузы с колхозной бахчи, купались, загорали, словом, делали все, что только могли пожелать их мальчишечьи души.
Разложив сиденья «жигулей», Николай залез в спальный мешок и закрыл глаза. Несмотря на сильную усталость, сон не приходил. Разноцветные красные круги плыли перед глазами, дорога с какой — то очень замысловатой разметкой бежала и бежала навстречу. Пару раз он вздрагивал от того, что надо было резко тормозить перед появившимся откуда ни возьмись грузовиком. Нескоро полубредовое пограничное состояние «ни сна, ни бодрствования» сменилось настоящим глубоким сном…
