В 21.27 объекты наблюдения обнаружили потерпевших и вызвали скорую помощь.
После того как забрали раненую и тела двух сопровождавших её лиц, объекты сели в автомобиль и вернулись в Управление ФСК.
В 22.00 "Смуглый" и "Высокий" вышли из Управления и направились каждый к своему месту жительства, откуда до утра не выходили".
2. Сводка прослушивания телефонных переговоров.
Секретно
экз.N 1
Инициатор подполковник Усольцев Л.П.
Т. 65-87-09 (домашний телефон полковника Шумилова).
Разговор начат в 22.23.
Г. – Товарищ полковник, это майор Забелин.
Ш. – Что случилось, Сергей?
Г. – После встречи с Александром Виккерс была тяжело ранена, её телохранители убиты.
Ш. – Что-нибудь удалось установить? Каковы результаты поиска "по горячим следам", что сообщает милиция?
Г. – Поиск результатов не дал. Машину обнаружили на одной из улиц в Сельмашевском поселке. Отпечатки есть, но чьи – вопрос.
Ш. – Следы вроде ведут к сельмашевцам? Но это слишком примитивно – вероятно сделано для того, чтобы сбить с толку.
Г. Я тоже так думаю. С наибольшей уверенностью можно сказать, что это дело рук Матвея.
Ш. – Что с Виккерс, она выживет?
Г. – Думаю, да.
Ш.- Знаешь, её надо охранять. Поезжайте к ней в больницу с Цыганковым и оставайтесь там на ночь. А утром я пришлю вам замену.
Г. – Есть, товарищ полковник.
Ш. – Хотя нет, постой. Вы утром будете мне нужны. Я сейчас свяжусь с заместителем начальника ГУВД и попрошу его выделить наряд милиционеров. Пусть посидят у дверей. А вы давайте отдыхать.
Г. – Есть.
Разговор закончен в 22.25."
Город Уральск, кабинет председателя Комитета по управлению имуществом Уральской области Плотникова, 13 мая, 11.30.
Через несколько дней после совещания у полномочного Представителя Президента РФ, председатель областного Комитета по управлению имуществом собрал свое, сугубо ведомственное совещание или, как любили говорить, бывшие работники обкома партии, "аппаратное".
Совещание проводилось в узком составе. Присутствовало несколько председателей муниципальных и районных комитетов, поскольку им были делегированы права временного управления федеральным имуществом, и заместитель областного Фонда имущества Красовская Екатерина Евгеньевна.
Председатель областного Комитета по управлению имуществом Плотников принадлежал к бывшей комсомольско-партийной номенклатуре. Михаил Яковлевич к сорока пяти годам успел отрастить чиновничье брюшко и обрести лицо человека крепко выпивающего. Он довольно долго разбирал причины медленной подготовки объектов к приватизации, кричал не нерадивых, делал замечания, ставил на вид, короче говоря, был в полном упоении от возможности саморазрядиться, которую изредка представляет скучный процесс бюрократической работы. Иногда он поглядывал на Красовскую, формально не подчинявшуюся ему, но любившую бывать на таких совещаниях.
Плотникова с Красовской связывали непростые отношения – они были любовниками, причем инициатором здесь выступила сама Красовская. Она соблазнила его в этом же кабинете, где проходило совещание, и отдалась прямо на рабочем столе, посреди бумаг и планов приватизации, подписанных самим Чубайсом.
Тогда, в самый момент интима, застигнутый врасплох Плотников, не смог сразу переключить всё свое внимание на лежащую перед ним женщину. Он продолжал громко высказывать свои мысли о том, как лучше провести приватизацию крупных заводов Уральска, а Красовская только твердила "да, да" тонким, высоким голосом, который становился у неё таким во время секса с мужчинами.
Сидевшая и скучавшая в приемной секретарша не смогла ничего такого заподозрить, поскольку все время слышала отчетливый голос шефа, будто диктовавший кому-то тезисы к выступлению на очередном производственном собрании.
Закончив совещание, Плотников отпустил своих подчиненных, попросив Красовскую остаться.
– Ну что, Катюш, пойдем в комнату отдыха? – ласково спросил он, когда все вышли.
Красовская невольно кинула взгляд за спину председателя, где в отделанной полированным деревом стене едва виднелась дверь в кабинет, предназначенный для отдыха руководителя после утомительной работы. Там стоял кожаный диван с креслами, телевизор. В шкафу имелся чайный сервиз и хрустальные рюмки. Холодильник всегда был наполнен набором жаждоутоляющих напитков: минеральной водой, коньяком и водкой.
– Погоди Миша, – Красовская не торопилась устроиться на кожаном диване – с этим всегда успеется, – у нас недавно проводился конкурс по продаже трех магазинов, представляешь, вскрываю один из конвертов с предложением участника и думаешь, что нахожу?
– Доллары? – брови Плотникова поползли вверх.
– Какие доллары? Вскрываю конверт, достаю бумагу, а там фига нарисована.
– То есть как фига? Кукиш, что ли?
– Какой-то юморист вместо того, чтобы предложить свою цену нарисовал нам фигу, мол, не дождетесь. Представляешь? – Красовская изобразила возмущение, хотя на самом деле ей было смешно, и она с удовольствием рассказывала своим знакомым об это случае, как о курьезе.
Плотников нахмурился.
– Это провокация! Недобитые красные хотят дискредитировать саму идею приватизации, об этом Анатолий Борисович еще в прошлом году говорил. Но мы не позволим! Ты милицию вызвала? Надо провести следствие, проверить по бумагам кто подавал заявку. А потом этих деятелей хорошенько прижать, чтобы другим неповадно было – Плотников коротко и энергично выругался матом.
– Ты думаешь, мы не посмотрели, от кого поступила заявка? – хмыкнула Красовская, – сделали это в первую очередь. Фирму никто не знает, хозяин неизвестен.
– Да, но деньги же он заплатил за участие в конкурсе? Разве не жалко выкидывать их на ветер?
– Ты будешь смеяться, но произошла техническая ошибка. Как мы уточнили, он денег не вносил, но был допущен.
Плотников задумался.
– Странный случай. Надо, пожалуй, подключить наш отдел безопасности, чтобы все, как следует, проверили. Думаю, здесь не обошлось без помощи со стороны наших, вернее ваших, сотрудников. Я договорюсь с твоим начальником, чтобы он разрешил мои людям все проверить. Милицию вы не вызывали?
– Нет.
– Пожалуй, правильно сделали. По городу сразу пойдут слухи, насмешки, докатится еще до полномочного представителя Президента.
– Может, надо было в ФСК сообщить? – спросила Красовская, чтобы показать свою озабоченность.
Плотников посмотрел на неё и поморщился.
– Анатолий Борисович их не любит, – многозначительно сказал он – когда создавали отделы безопасности в структурах Госкомимущества, то чекисты хотели прикомандировать туда своих сотрудников. Анатолий Борисович выступил резко против, и теперь мы сами себе хозяева, без ненужных соглядатаев. Хотя меня они всё же обхаживают.
– В каком смысле? – с любопытством спросила Красовская, – хотят вытащить информацию или, как сейчас пишут, сделать агентом?
– Ты Катюшка, начиталась всякого литературного мусора. Нет, хотят пристроить у меня своего человека, но я сопротивляюсь. С другой стороны…может лучше согласиться? Всё-таки стукач будет на виду, под моим присмотром, а то вычислять, кто именно закладывает – дело не простое, хлопотное. Однако, заболтался я с тобой. Пойдём что ли?
– Подожди еще немного. Хотела с тобой посоветоваться. У нас скоро новый конкурс. На продажу выставлен спиртзавод.
– Знаю, в Сельмашевском поселке. И что?
– На него есть хороший покупатель…
– Погоди, погоди…
Плотников поднялся из-за стола, сделал знак Красовской и отвел её в дальний угол большого кабинета, где стояло два стула, а между ними столик с графином воды и двумя стаканами. Там они сели и дальше разговор продолжился вполголоса.
Город Уральск, больница скорой медицинской помощи, палата хирургического отделения, 15 мая, 11.30.
Выдержав по времени почти неделю, Цыганков собрался навестить раненую Маргариту. Ему было как-то не по себе, словно он был виноват в том, что произошло, словно он не уберег эту молодую женщину, хотя, по роду службы и должен был предвидеть опасную ситуацию. Сергей его успокаивал, говорил, что такое в нынешнее время происходит постоянно, всего не предусмотришь, но Цыганкова все равно подспудно мучило чувство вины.
За неделю, прошедшую после покушения тот встретился со всеми своими источниками, связанными с криминальным миром, однако стоящей информации от них не получил. Агенты или не знали, кто совершил нападение, или не хотели себя подставлять, поэтому утаивали информацию. Единственным, кто не боялся говорить начистоту, был Костя "Боец".
