25 октября
«Как можно больше интересных, жизненных задач, связанных с применением дробей…» Эти теоретики не желают понимать, что все, более-менее интересное и жизненное из происходящего в классе проистекает из того, что они, по всей вероятности, назвали бы межличностными отношениями: Сью Энн пнула меня в щиколотку. Сколь жизненна, сколь женственна была нежная озабоченность, охватившая ее после содеянного! Моя новообретенная хромота вызывает у нее почти нескрываемую гордость, все знают, что это она оставила на мне свою отметину, это ее победа в неравной борьбе с мисс Мандибулой за мое непомерно огромное сердце. Даже мисс Мандибула это знает и парирует единственным, пожалуй, доступным ей способом — саркастическим вопросом: «Вы поранились, Джозеф?» Под ее ресницами тлеют пожары, томление по старшему пожарному застилает ей глаза. Я бормочу что-то такое насчет ушибся.
30 октября
Я снова и снова возвращаюсь к вопросу о своем будущем.
4 ноября
Нелегальная система обмена литературой доставила мне через Бобби Вандербилта журнал «Тайны кино и ТВ» с кричащим заголовком на пестрой обложке: «Дружок Дебби оскорбляет Лиз!» Это подарок от Фрэнки Рэндолф, довольно невзрачной девочки, с которой я до сего момента не перебросился ни словом. Я оборачиваюсь через плечо, улыбаюсь и благодарно киваю, Фрэнки прячет голову под парту. Я уже видел эти журнальчики, постоянно циркулирующие среди девочек (лишь иногда тот или иной мальчик снисходит до ознакомления с какой-нибудь особо аляповатой обложкой). Все журналы, попавшие на глаза мисс Мандибуле подвергаются немедленной конфискации. Я пролистываю «Тайны кино и ТВ», и это кое-что. «Эксклюзивный снимок на этой странице совсем не то, что вы подумали. Поэтому в интересах прекрасного парня мы сперва излагаем обстоятельства. Вот, как это было в действительности!» Эксклюзивный снимок запечатлел молодого, входящего в моду киноидола, лежащим в кровати. На мальчонке ночная рубашка, глаза у него совершенно мутные, на лице полуодетой девицы, расположившейся у него под боком, застыла гримаса полного изумления. Я рад, что эта картинка совсем не то, что я подумал, я-то в простоте подумал, что это отличное вещественное доказательство для бракоразводного процесса.
Ну, что подумают эти одиннадцатилетние свистульки, наткнувшись в том же самом журнале на полноформатную рекламу продукции Мориса де Паре, именуемой «Бедра Плюс», то бишь накладных задниц? («Тайное оружие, которое придаст неотразимую соблазнительность как вашим бедрам, так и заднему месту, два в одном!») Текст, собственно говоря, почти не нужен — иллюстрации не оставляют места для работы воображения. «Доведет его до исступления.» и т. д. Возможно, здесь-то и кроется ключ к чрезмерногму увлечению Бобби Вандербилта «Ланчами» и «Мазерати» — он не хочет, чтобы его доводили до исступления.
Ну, и, конечно же, Сью Энн заметила авансы несчастной Фрэнки. Поймав мой взгляд, она вытащила из своего ранца не много не мало семнадцать таких журнальчиков и сунула их мне, видимо, в стремлении доказать, что может с лихвой перекрыть любые предложения любых своих соперниц. Я быстро просмотрел цветастые обложки, отметив про себя необычайную широту кругозора, отличающую это издание:
«Знает ли Дебби, что ее детишки плачут?»
«Эдди спрашивает Дебби: не согласишься ли ты…?»
«Эдди в кошмарных снах Лиз!»
«Дебби есть что рассказать про Эдди».
«Личная жизнь Эдди и Лиз».
«Сможет ли Дебби его вернуть?»
«Лиз начинает новую жизнь».
«Любовь непростая штука».
«Эдди устилает свое любовное гнездышко перышками».
«Как Лиз сделала Эдди мужчиной».
«Они задумываются о совместной жизни?»
«А может хватит издеваться над Дебби?»
«Дилемма Дебби».
«Эдци снова становится отцом».
«Думает ли Дебби о повторном браке?»
«Сможет ли Лиз реализовать себя?»
«Почему Дебби ненавидит Голливуд?»
Кто вы такие, вы, Дебби, Эдци и Лиз, как дошли вы до жизни такой? Сью Энн с легкостью ответила бы на эти вопросы — совершенно очевидно, что она прилежно изучает их историю, как путеводитель по тому, что ждет ее самое, когда она вырвется из унылого, опостылевшего класса.
Я прихожу в ярость и сую ей все эти журнальчики назад, без единого слова благодарности.
5 ноября
В шестом классе начальной школы Хораса Грили яростно клокочет любовь, любовь, любовь. За окном моросит, но здесь, в классе, воздух заряжен электричеством страсти. Сью Энн отсутствует; я подозреваю, что от вчерашних переживаний она слегла в постель. Меня мучает вина. Я знаю, что с нее никак нельзя спрашивать за то, что она читает, за модели жизненного поведения, подбрасываемые ей издательской индустрией, которую не заботит ничто, кроме прибыли, моя грубость непростительна. А может, это просто грипп.
Нигде и никогда не соприкасался я с атмосферой, настолько пропитанной подавленной сексуальностью. Сегодня все идет наперекосяк, мисс Мандибула бессильна. Эймоса Дарина застукали на месте преступления — он рисовал на стене раздевалки похабную картинку. По сути дела этот унылый, безграмотный рисунок является не знаком чего-то внеположного, а непосредственно актом любви. Он возбудил даже тех, кто его не видел, даже тех, кто видел, но не понял ничего, кроме единственного факта: это похабщина. Класс гудит от приятного, плохо осознаваемого возбуждения. Эймос стоит у двери и ждет, его должны вызвать к директору. Он колеблется между страхом и гордостью за поступок, мгновенно сделавший его знаменитостью. Мисс Мандибула кидает в мою сторону укоризненные взгляды, словно я каким-то образом виноват во всем этом столпотворении. Но я ни в чем не виноват, ведь не я же создал эту атмосферу, я завяз в ней, как и все остальные.
8 ноября
Мне и моим одноклассникам обещают все, а в первую очередь — будущее. Мы, не сморгнув, глотаем эти невероятные заверения.
9 ноября
Я наконец набрался духу попросить парту побольше. На переменах я почти не могу ходить, затекшие ноги не желают разгибаться. Мисс Мандибула обещала поговорить с завхозом. Ее тревожит, что у меня слишком уж хорошие сочинения. Она спрашивает, сам ли я их пишу, не помогает ли мне кто? В первый момент я был готов рассказать ей всю свою историю. Однако что-то меня останавливает. Здесь я в безопасности, у меня есть место, и я совсем не хочу отдаваться на милость начальственных прихотей. Решено: впредь я постараюсь писать сочинения похуже.
14 ноября
Загубленный брак, загубленная карьера оценщика, мрачная интерлюдия армейской службы, когда я почти не был личностью. Такое вот сальдо моего существования по настоящий момент, кошмарный итог. Не удивительно, что повторное образование оказалось единственной моей надеждой. Я нуждаюсь в некоей фундаментальной доработке, это ясно даже мне самому. Сколь эффективно общество, пекущееся таким манером о повторном использовании своих отбросов!
14 ноября
Различение между взрослыми и детьми, пусть и полезное для некоторых прикладных целей, по сути весьма поверхностно. Существуют лишь индивидуальные эго, обуреваемые жаждой любви.
15 ноября
Завхоз проинформировал мисс Мандибулу, что наши парты имеют нужный для шестиклассников размер, установленный Оценочным Советом[4], и поставляются школам компанией по производству учебного оборудования «Нью-Арт», город Энглвуд, Калифорния. Он заметил, что, если размер парты правильный, неправильным является, скорее всего, размер ученика. Мисс Мандибула и сама успела прийти к такому заключению, а потому не стала настаивать. Пожалуй, я знаю почему. Обращение к администрации может закончится тем, что меня переведут из этого класса в какое-нибудь такое заведение для «необычных детей». Это было бы полной катастрофой. Оказавшись в одном классе со сплошными вундеркиндами (или, что скорее, с детьми «отстающими в развитии»), я завяну и усохну за неделю. Пусть уж лучше я живу и учусь в самых заурядных обстоятельствах, дай мне, о Господи, быть типичным!
20 ноября
Мы толкуем приметы, как обещания. Мой высокий рост, мой звучный голос заставляют мисс Мандибулу заключить, что однажды я возьму ее на руки и отнесу в кровать. В глазах Сью Энн те же самые признаки делают меня самым необычным изо всех ее знакомых мужского пола, а потому — самым желаемым, а потому — ее личной собственностью, наряду со всем прочим, что является самым желаемым. Если эти заключения окажутся ложными, каждая из них будет считать, что жизнь ее обманула.
Я сам, в прошлой моей жизни, понимал рекламный слоган («Мы поможем вам в трудную минуту») как описание обязанностей оценщика — в грубейшем противоречии с истинными интересами компании. Я верил, что, обретя жену с полным набором присущих жене признаков (красота, обаяние, мягкость, аромат, кулинарные способности), я нашел любовь. Из тех же самых признаков, которые вводят сейчас в заблуждение мисс Мандибулу и Сью Энн Браунли, Бренда сделала вывод, что скука навсегда уйдет из ее жизни. И все мы — мисс Мандибула, Сью Энн, я, Бренда, мистер Гудикайнд — продолжаем верить, что американский флаг является символом некоей обобщенной добродетели.
