И вижу сердцем всех наших.
В эту секунду их 21 368.
Вместе со мной – 21 369.
В мире мясных машин обретаются оставшиеся 1631. Их голосов не слышно в хоре. Я не вижу их сердец. Они еще ждут пробуждения. Ждут встречи с ледяным молотом. Ждут нас.
Быстро отдав мне свое тепло, парное молоко уходит из раковины. Мэф и Пор поднимают меня. Оборачивают простыней, сотканной из отборного льна. Сажают на два синих камня. Пальцы братьев помогают слабому телу моему избавиться от переработанной пищи Земли. Затем они обмывают меня под ледяной струей горной воды. Кристальная струя взбадривает. Память о спокойных льдах гор хранит она.
И я начинаю жить.
Мэф и Пор переносят меня в гардеробную. Я сажусь на теплый мрамор. Выбираю платье на сегодняшний день. Разные оттенки у платьев моих – от бледно-голубого до темно-синего. Но у всех платьев покрой один и тот же.
Знаю сердцем, что сегодняшний день особенный. Выбираю шелковое платье чистейшей голубизны. Сестра Вихе бирюзовым гребнем расчесывает мои редкие и совершенно седые волосы. Сестры Нюз и П растирают тело мое кунжутным маслом. Опершись на руки сестер, встаю я. И платье облекает меня. Сестры берут меня под руки. Ведут в небольшую круглую комнату. Из пурпурного камня гор вырублена она. Здесь капает вода и стоит чаша с чаем из таежных трав. Дают силу они старому телу моему. По утрам нахожусь я в этой комнате 23 минуты. Пригубливая чай маленькими глотками, отпускаю сердце. И сосредоточиваюсь умом. Сфера пурпурная заставляла меня вспомнить беспощадный мир Земли. Язык мясных машин вспоминаю я, их нравы и желания. Всплывает их угрюмый мир во мне. Готовит меня к борьбе дальнейшей.
После сферы пурпурной приступаю я к делам.
Но сегодняшний день особенный. И особенное дело надвигается. Мир мясных машин не интересует меня. Иду я в зал Трапезы. Просторный он, белый. Окна открыты. Шум прибоя доносится с берега. Бьется неподалеку Океан, нами созданный. Рокот его напоминает о Великой Ошибке. Посреди Трапезной большой круглый стол из камня сиреневого. Средний Круг помещается за столом. 230 братьев и сестер.
Я сажусь за стол. Фрукты и овощи лежат здесь. Каждое утро садятся за стол все братья и сестры, живущие со мной в Доме на острове. Сегодня они тоже здесь. Я вижу их сердца.
Га, Норо, Рат, Мохо, Тбо, Мэф, Пор, Вихе, Нюз, П, Шэ, Форум, Дас, Руч, Би, О, Ву, Сам, Он, Ут, Зе и Югом сидят со мной. Но не для того, чтобы начать трапезу, как обычно. Они хотят сообщить мне что-то очень важное. Они знают то, о чем сладко догадывается мое сердце. О чем я мучительно грезила последние годы. Что нарастало предчувствием. Что билось в сердце световой волной. И чего так жаждали все мы.
В зале Трапезы нами принято говорить только на земном языке. Дабы сердца наши были спокойны во время поглощения пищи. Но это утро мы не помним о еде. Брат Га, мой главный помощник в доме, нарушает тишину:
– Храм, он уже с братьями.
– Я ведаю, – отвечаю я, сердце сдерживая.
– Мясо клубится, – вздрагивает сестра Шэ. – Мясо противится Братству.
– Я ведаю.
– Мясо порождает трудности, – смотрит прямо Форум.
– Я ведаю, – отзываюсь я, справляясь со сполохом сердечным.
– Братство борется за него, – говорит брат Ву. – Он на пути к нам.
– Я ведаю.
– Щит прикрывает его.
– Я ведаю.
– Если Свет раздвинет мясо, сегодня к вечеру он будет здесь, – говорит сестра Зе.
Не в силах она сдерживаться. Вспыхивает сердцем.
– Я знаю! – отвечаю я, воспламеняясь ответно.
Сильное сердце мое вспыхивает. Нарушает оно строгий порядок Дома. Мы говорим сердцами. Мы слишком долго ждали. И столько раз ожидание не сбывалось. Но и в этот раз сердца всех обитателей Дома только верят. А я – знаю! Потому что я хотела! Я ужасно хотела знать, что на этот раз все сбудется, все встанет на места, все сложится, все сойдется, совпадет, сольется воедино: приоткроется мясная завеса, обретутся оставшиеся и затерянные, замкнется Великий Круг. И просияют сердца. И распадутся мышечные волокна. И треснут кости. И распылится мозг. И оборвется цепь страданий. И Свет рассеет по Вселенной атомную пыль.
Сердце не ведало иного прежде.
Сердце не ведает иного теперь.
Сердце говорит о главном.
Мы замираем за круглым столом.
Сердца наши пылают.
Заветные слова лучатся. Текут Светом Изначальным. В доме нас теперь ровно 23. Малый Круг. Самый Малый. Есть Средний (230) и Большой (2300), составляемые Братством по судьбоносным мгновениям. Это Круги Поддержки. И Решений. Но сегодня, в день ожидания, есть Малый Круг. Это Круг Надежды. Ибо восемь раз мы ждали. Восемь раз надеялись. Восемь раз верили. И надежде не суждено было сбыться. Страшный мир Земли восемь раз отнимал у нас Самую Главную Надежду.
Сегодня мы надеемся в девятый раз. Малым Кругом Надежды. Составив его, мы знаем, что еще шесть Малых Кругов образованы Братством в эти минуты. Далеко они отсюда. Океан разделяет нас. В разных странах соединились шесть Малых Кругов. Братья чувствуют нас. Сердца их горят надеждой. Я вижу сердцем все эти Круги. Каждый из них.
Я говорю с ними.
Наш Круг говорит с ними.
48 земных минут.
Сердца наши успокаиваются. Руки разжимаются. Я открываю рот и полной грудью вдыхаю горький воздух Океана. Воздух нашей Великой Ошибки. Которая требует исправления.
Братья и сестры смотрят на меня.
Сердца их вслушиваются.
– Мы должны быть готовы, – шепчу я.
Сердца понимают.
На одиннадцатом километре Киевского шоссе «Мерседес», за рулем которого сидел Обу, на большой скорости стали обгонять черный «Геландеваген» с включенным синим проблесковым сигналом и следующий за ним джип охраны.
Обу, Трыв и Мэрог радостно вскрикнули.
– Это Уф! – застонал и вспыхнул Мэрог. – Слава Свету! Щит с нами!
– Свет с нами! – произнесли Трыв и Обу.
– Свет с нами! – радостно повторил Обу, направляя «Мерседес» вслед за джипом.
Кортеж из трех черных машин понесся дальше.
Свернули на Внуково, затем к аэродрому, миновали главный терминал и подъехали к терминалу частных самолетов. «Геландеваген» остановился, задняя дверь его приоткрылась. И сразу же Мэрог вышел из «Мерседеса» с синим чемоданом в руках, осторожно передал чемодан в «Геландеваген». Его жадно приняли две пары рук. Одни руки он не мог не узнать – решительные, белые, с золотистыми волосиками на широких запястьях и небольшими розовыми ногтями.
– Уф! – выдохнул Мэрог, и сердце его вспыхнуло восторгом.
Но чемодан исчез в недрах «Геландевагена», дверь с затемненным окном закрылась, машина подъехала к шлагбауму терминала. Провожая ее восторженным взглядом, Мэрог приложил руки к груди. Губы его задрожали, ноги подкосились. Он упал на колени:
– Уф…
Обу и Трыв выскочили из «Мерседеса», подбежали, стали поднимать Мэрог. Подошел милиционер, прохаживающийся возле терминала:
– Что случилось?
Обу и Трыв подняли Мэрог на ноги.
– Сердце, – ответил Обу милиционеру.
– Уф… – произнес Мэрог и со стоном втянул в себя воздух.
Обу и Трыв повели его, пошатывающегося, к машине.
– Работы до хрена, вот и схватило… – болезненно скривил губы Обу, минуя уставившегося милиционера.
– Ну… давайте я дежурного врача вызову? – Милиционер вынул рацию из кармашка.
– Спасибо, земляк, у нас все есть, – ответил Трыв.
Они усадили Мэрог в «Мерседес», Обу развернул машину и стал отъезжать.
После короткой проверки документов «Геландеваген» миновал шлагбаум и выехал на аэродром. За ним проследовал джип охраны. Подъехав к небольшому реактивному самолету, машины остановились. Охрана вышла, обступила «Геландеваген». Из него вышли Уф и Борк. Уф нес кейс, Борк чемодан. Один из охранников потянулся к чемодану, но Борк качнул головой:
– Не надо, я сам.
Уф пожал руку начальнику охраны, тот пожелал счастливого пути. Люк самолета открылся, спустили трап. Красивая голубоглазая стюардесса в голубой униформе и голубых перчатках показалась в люке и тепло улыбнулась. Уф первым поднялся по ступенькам, пожал руку стюардессе, прошел в салон, кинул кейс на кресло. Борк следом внес чемодан, поставил в салоне. Из кабины вышли двое пилотов, поприветствовали Уф, доложили о готовности к полету. Пилоты не были братьями Света. Уф перебросился с ними парой формальных фраз, и они скрылись в кабине. Стюардесса, сестра Но, заперла дверь салона. Борк и Уф положили чемодан на стол, открыли. Мальчик спал. Борк сильно побледнел, вздрогнул, вспыхнул. Губы его задрожали, он опустился на колени подле чемодана, вцепился руками в ковер, схватил, сжал, ломая ногти. Из груди его вырвался стон. Сестра Но, увидев мальчика, закрыла лицо тонкими пальцами.
