На большом Ледовом озере есть остров. Выпучился со дна озерного или в буйный разлив оторвало от берега всплывший торфяной мыс и оттянуло ветром на середину, на отмель – неведомо. Но прирос остров в том месте на многие столетия. Если смотреть с высоты, то Соболиный, как назвал остров Илья, похож на чуть сплюснутое яйцо в темно-синей озерной чаше. В длину Соболиный не меньше пяти километров, вширь – около двух. Растет здесь жеравый кедрач, по берегам белой каймой втискивается местами в чернолесье березняк. Ближе к осени, с солнечной стороны Соболиного, в низине, гроздится брусника густоты невиданной. Гребенчатыми совками за день одному человеку Не спеша можно набрать целую бочку ягоды. На тупоносой западной оконечности острова царствует рябинник – излюбленное место глухарей, рябчиков и, конечно, соболей. Они-то и засеменили обильно эти места рябинником.
Сегодня на Соболином праздник – день привоза продуктов. Югана называет этот праздник «Винкой». В день Винки пей что угодно: спирт, коньяк, ликер – наливай, сколько душа примет. Не берет душа то, другое да третье, тогда открути проволочку – и бухнет пробка, и ударит шампанское с клубами пены в берестяную кружку. Такое бывает у обитателей Соболиного лишь один день в году, а после весь винный запас прячет Костя в ящик под висячий замок. Выпивать, ясное дело, изредка приходится, особенно зимой, в холода да морозы, но употребляется спирт таежниками как лекарство для встряски желудка, если пропадет вдруг аппетит или если болезнь-тоска подкрадется.
Но для Юганы замок на ящике с огненным напитком не преграда. У нее имеется испытанный и верный способ: долго ли прикинуться больной… «Голова болит. Знобит», – начинает жаловаться она. Главное, чтобы говорить это Косте с угрюмым лицом, сонным, вялым языком. Тут уж ничего не поделаешь. У Юганы «простуда». Как выгонять болезнь, старуха знает. Забирается она на глинобитную русскую печь, в большую сковороду выливает поллитровую кружку спирта, ложится для прогрева на спину, ступни ног ставит в сковороду со спиртом и лежит, потеет, выгоняя придуманную простуду. Ну, а после такой процедуры сливает из сковороды спирт обратно в кружку. Спирт никогда грязным не бывает – чего брезговать: ноги-то свои в нем прели. Покряхтит Югана, хитро посмотрит на Костю. Видит, тот своими делами занят – соболиные клетки мастерит либо патроны набивает, – пригубит несколько глотков спирта, заест вареной сохатиной, куски которой нанизаны на деревянный шомпол и подвешены у трубы для сушки. Глядь, через полчаса «больная» песни запоет. Костя все эти хитрости Юганы давно знает, но виду не подает. Разве можно не верить старой эвенкийке, если сам он объявил: «Спирт – лекарство». Придет к Югане простуда или болезнь-тоска – ладно, можно старухе маленько и выпить.
День Винки еще не начался. Для праздничного стола готовила Югана закуску: отваривала оленьи языки, губы, печень. Выбирала лучшие куски мяса. Таня помогала ей – выкладывала из котла студить крупных окуней. Холодное окуневое мясо, да с горчицей, – такой еды не найдешь и у лучших столичных поваров. Хлопочут женщины, торопятся. Кости с Ильей нет дома. У них дело важное – нужно отвести неводник подальше от берега и поставить на якорь. Бензин-то авиационный в бочках. Закурит кто невзначай поблизости или из трубы ветер закинет искру… Мешки с мукой, крупой, сахаром и другими продуктами парни еще утром перетаскали в лабаз.
Тане очень хотелось расспросить старуху, как ведут отлов соболей в этом урмане, заброшенном за триста километров от Улангая. Два года назад она окончила в Томске сельхозтехникум – училась заочно и работала на звероферме зоотехником. Лисоферма в Улангае маленькая. Вместо прибыли пока приносит артельному хозяйству один убыток. За несколько дней до того как Тане уехать на Соболиный, был у нее с председателем важный разговор:
– Все, Танюша, о соболях высматривай. Выспрашивай Костю. И не запоминай, а врезай себе в память. Дело начинать нам с тобой предстоит новое, незнакомое, но, по всему видать, очень прибыльное. Зверофермы, которые у нас в стране занимаются соболеводством, по пальцам пересчитать можно. Выходит, доброго опыта зачерпнуть неоткуда. Есть в нашем деле один спорный вопрос: где удобнее основать будущую соболиную ферму – в Улангае или там, на острове? Это тебе решать.
– Они хотят передать в артель своих соболей? – удивленно спросила тогда Таня. – Но артели придется тогда выплатить громадные деньги…
– Видишь ли, помощница ты моя, – ответил председатель, – Костя с Ильей не хапуги, и ты бабьи пересуды в расчет не бери. Найдем с парнями общий язык. Большое дело они задумали. Ты это в виду имей…
Смущало Таню: почему Костя с Ильей держат соболиный свой промысел в таком небывалом секрете? Зачем, если согласны отдать в артель соболей? Знала Таня. Никто их к этому не принуждал. Знала, в специальных постановлениях правительства предусмотрен ряд льгот для приусадебного звероводства… И теперь, накрывая на стол обильную снедь, она продолжала думать обо всем этом.
– В самолетах по небу бегать любишь? – спросила Югана Таню, открывая берестяный туес с маринованными грибами.
– Ни разу в жизни не летала.
– Хорошо в небе! Смотришь, лес кажется редким: лось идет – вижу, медведь ковыляет – вижу. Надо сесть – в трубку крикну Косте, ткну пальцем на озеро или речку, и он, как селезня, свой самолет бросает на воду. Ходим по тайге… Зверя в этих краях люди еще не пугали.
– Откуда здесь самолет, Югана? – удивлялась девушка.
Спохватилась Югана, прикусила язык, покачала головой, укоряя себя за ненужные разговоры.
– Косте с Ильей давала клятву? – сердито спросила старуха.
– Обещала, бабушка, никому не рассказывать про Соболиный остров, – горячо заверила девушка Югану.
2
Председатель улангаевской артели «Промысловик» Александр Григорьевич Гулов по годам ровесник Косте. Старики, а зачастую и подростки называют своего председателя запросто «Саша» или «Шура». Коренастый, плечистый, а вот сердиться и ругаться совсем не умеет: глаза у него особенные – всегда внимательные и добрые. В деревне бабы, посмеиваясь, говорят: «Наш председатель курицы не обидит, да и петуху голову отрубить рука у него не поднимется».
Кончил Александр Томский лесотехникум. Хотел стать механиком, а пришел в райком – и сосватали на председателя. Людей, мол, знаешь в своей родной деревне, образование есть – тебе и карты в руки.
Женился Александр на сокурснице по техникуму Вале Кудрявцевой. Молод еще председатель, а детей уже – три дочери и два сына. Не по специальности работает Валя: заведует маленькими артельными детяслями.
Сегодня председатель поднялся чуть свет. Не позавтракав, отправился на лисоферму посоветоваться с дедом Чарымовым, который согласился временно заменить Таню.
Лисоферму построили на окраине деревни, обнесли высоким тесовым забором, упирающимся с двух сторон в стены небольшой приземистой избы. Это кухня – здесь готовят корм для лис. Здесь же, за перегородкой, рабочее место зоотехника.
Александр подошел к крыльцу, поглядел на висячий замок и сел на завалинку. Грустно покачивая головой, обозревал он небольшую полянку, усеянную костями, копытами, черепами. Испуганно каркали вороны, рассевшись поодаль на сухой осине.
«Сколько раз говорил, чтоб выбрасывали отходы в яму», – только и успел подумать председатель и сразу услышал старческий голос:
– Доброе утро, Саша!
– Здравствуй, Михаил Гаврилович.
– Сейчас замок открою… Чего, парень, не спится тебе? – поинтересовался Чарымов, открывая дверь и пропуская вперед председателя.
– А вот не спится. Вчера Аксинья Квашина заявила: «Провались ваша звероферма со всеми потрохами! Не буду работать. Провоняла псиной, в бане не отмоешься, – мужик в постель не пускает. Мантулишь день и ночь, а как получать в контору придешь – пшик».
– Да-а… А все же верно баба говорит. Опустились руки у всех. Нет заработка. Смотри, плита потрескалась, того и гляди рухнет: посуда ржавая. У ледника позавчера балка треснула и крыша осела. Беда… Как хранить мясо да рыбу теперь будешь? Летом-то…
– Гаврилович, а самцы больные выздоровели? – вздохнув, спросил председатель.
– Какое там: сгинули два самца и самочка. Закопал я их. Лиса, брат, любит чистую еду, свежую. А у нас ты, Саша, подумай: аль бы с голоду не пропали. Что это за кормежка?.. Лиса к еде строгая. Съест прижаренный корм или маленькую горелую корочку хлебную, считай, не пойдет ее шкурка за первый сорт. Белопухость появится. Забить осенью всех зверей и прикрыть этот лисятник, чтоб совесть нашу не сосали, вот мой сказ.
– Нет, Михаил Гаврилович, не дело говоришь. Будем сообща в нашем звероводстве революцию устраивать.
– Как это? – опешил дед, решивший уже, что убедил председателя кончить возню с лисофермой.
– А так. Давай думать. Вон на той поляне, за тремя кедрами, надо срочно строить дом побольше и забором обнести площадку раза в два большую, чем теперешняя. Да еще шед изладить, да клеток восемьсот соорудить…
