— Эбби, вызовите мне такси и отмените все дела в первой половине дня.
— Но у вас встреча с Джорданом в двенадцать…
— Постарайтесь перенести на вторую половину дня.
— Вряд ли ему это понравится.
— А это уже моя проблема.
Эбби догнала Натана в коридоре и прокричала:
— Вам необходимо отдохнуть, Натан! Не первый раз вам это говорю!
— Южный вокзал, — бросил он, сев в такси.
Заплатив таксисту двадцать долларов, Натан среди последних пассажиров сел на десятичасовой паром до Стейтен-Айленда. Около четверти часа добирался в этот развивающийся район Нью-Йорка. Вид на город открывался красочный, но ни панорама Манхэттена, ни статуя Свободы не доставляли Натану удовольствия — так ему не терпелось прибыть на место. Едва сойдя с парома, адвокат поймал еще одно такси и быстро добрался до больницы Стейтен-Айленда.
Центр медицинского обслуживания занимал обширную территорию недалеко от Сент-Джорджа, городка на северо-востоке острова. Такси остановилось возле Центра хирургии; снег перестал идти еще вчера, но небо было затянуто серыми тучами. Натан вбежал в здание; дежурная остановила его:
— Посещение начнется только в…
— Я хотел бы видеть доктора Гудрича!
Натан был сильно возбужден.
Дежурная постучала по клавиатуре и вывела на экран компьютера расписание операций.
— Профессор как раз закончил биопсию и переходит к операции по удалению лимфатических узлов. Вы не сможете сейчас встретиться с ним.
— И все же предупредите его, — попросил Натан. — Скажите, что здесь Дель Амико. Это срочно.
Дежурная пообещала связаться с доктором и проводила Натана в зал ожидания. Гудрич появился спустя четверть часа, в синей медицинской рубашке и бандане на голове. Натан бросился к нему.
— Бог мой, Гаррет, объясните мне, что…
— Позже. Сейчас я занят.
— Я вас не отпущу! Вы явились в мой кабинет, потом ко мне домой. Вынудили стать свидетелем самоубийства, а сказали лишь: «Думайте о быстротечности жизни!» И все, больше ничего! Это невыносимо!
— Поговорим позже. Моему пациенту необходимо срочно удалить опухоль.
Натан с трудом сохранял спокойствие — так бы и порвал этого доктора на куски!
— Вы можете пойти со мной, — предложил Гудрич, поворачиваясь на каблуках.
— Что-что?..
— Пойдемте, будете присутствовать на операции. Это очень поучительно.
Чувствуя, что спорить бесполезно, Натан пошел следом. Доктор скрупулезно выполнил правила стерилизации: вымыл руки и натер их до локтей антибактериальным гелем, надел маску, закрывающую нос и рот.
— Что у нас в программе? — Он старался выглядеть бесстрастным. — Вскрытие грудной клетки и удаление части пищевода. — Гудрич толкнул створку двери.
Натан даже не пытался подыскать остроумное словечко, а просто вошел с доктором в операционную; медсестра и ассистент хирурга уже находились там.
Оказавшись в закрытом помещении, без окон, с резким светом, адвокат ясно понял: то, что он увидит здесь, вряд ли способно вызвать положительные эмоции.
Как и большинство людей, он ненавидел все эти отвратительные медицинские запахи. Они неизменно вызывали неприятные воспоминания. Натан устроился в дальнем углу и больше не открывал рта.
— Злокачественная опухоль, — пояснил Гудрич коллеге. — Пациенту пятьдесят лет, заядлый курильщик, диагноз поставлен поздно. Поражена слизистая, метастазы в печени.
Гудричу подали поднос с хирургическими инструментами; он взял скальпель и дал сигнал начинать.
Натан следил за этапами операции по небольшому монитору, прикрепленному над головой пациента. Разрез треугольной связки… Освобождение пищеводной щели… Вскоре на экране он видел только сплошную массу кровянистых сгустков. И как только хирурги там что-то различают? Натан никогда не был ипохондриком, но поймал себя на том, что в этот миг думает о собственной ноющей боли в груди. На Гудрича он смотрел с неподдельным ужасом, а тот работал живо, увлеченно, целиком поглощенный своей задачей. «Нет, он вовсе не сумасшедший, а опытный врач. Человек, который встает каждое утро, чтобы спасать людям жизнь. И что ему от меня нужно?..»
Ассистент попытался было заговорить с Гудричем о какой-то там бейсбольной лиге, но Гаррет взглянул на него — и тот вмиг умолк. Натан снова отвел глаза от экрана. Операция шла своим ходом: желудочная трубка, грудной и брюшной дренаж… Адвокат чувствовал себя совершенно лишним. Его столь значительные бумаги, дела, наиважнейшие встречи, миллион долларов на банковском счету в этом месте казались мелкими и ничтожными, даже пошлыми.
Операция подходила к концу, когда у пациента вдруг ускорился сердечный ритм.
— Черт! — закричал ассистент. — У него тахикардия!
— Это бывает, — спокойно ответил Гудрич, — плохо переносит вытеснение сердца. — И попросил сестру сделать укол.
Внезапно Натан почувствовал, как к горлу подступила горечь. Выбежав из операционной, мужчина бросился в туалет — его долго рвало, хоть он и не ел ничего уже сутки.
Доктор появился через десять минут.
— Он будет жить? — вытирая лоб, с тревогой спросил Натан.
— Дольше, чем если бы мы ничего не предприняли. Во всяком случае сможет нормально питаться и переваривать пишу — хотя бы какое-то время.
— Операция прошла нормально, — сообщил Гудрич жене пациента. — Конечно, могут возникнуть послеоперационные осложнения, но думаю, все обойдется.
— Спасибо, доктор, вы спасли его!
— Мы сделали все возможное.
— Я вам так благодарна! — Женщина пожала руку и Натану, приняв его за ассистента хирурга.
Под сильным впечатлением от операции, он не стал ее разубеждать.
В кафетерии больницы, на втором этаже, над автостоянкой, Гудрич и Натан сели друг напротив друга и заказали кофе; маленькая корзинка с выпечкой стояла на столе.
— Хотите пончики? Они немного жирноваты, но…
Натан покачал головой:
— У меня во рту до сих пор вкус горечи, если вам интересно.
Едва заметная улыбка скользнула по лицу доктора.
— Хорошо, слушаю вас.
— Нет-нет, Гаррет, это я вас слушаю. Зачем вы пришли ко мне и как вы узнали, что Кевин собирается пустить себе пулю в голову?
Гудрич пододвинул чашку с кофе, щедро добавил туда молока и сахара и поднял брови.
— Не уверен, что вы готовы, Натан.
— Готов к чему?
— Услышать то, что я вам скажу.
— О, я готов ко всему! Только не тяните резину!
Гудрич парировал:
— А вы сделайте одолжение, прекратите смотреть на часы каждые две минуты.
— Хорошо, — вздохнул Натан, ослабил галстук и снял пиджак.
Гаррет откусил пончик и запил кофе.
— Вы считаете, что я сумасшедший?
— Признаюсь, думал об этом, — ответил адвокат серьезно.
— Вы слышали об обществах паллиативной помощи?
— Я прочитал, что вы руководите одним из таких обществ — в этой больнице.
— Совершенно верно. Как вам известно, это службы, которые заботятся о смертельно больных.
— И вы им оказываете психологическую поддержку…
— Да. Им остается жить несколько недель, и они это понимают. С этим очень трудно смириться.
Было уже два часа дня; большой зал кафетерия наполовину заполнился. Натан достал сигарету, но не стал закуривать.
— Наша миссия в том, чтобы подготовить их к смерти, — продолжал Гудрич. — Использовать то малое количество времени, которое у них осталось, чтобы помочь им уйти с миром.
Он помолчал несколько секунд, затем уточнил:
— В мире с самими собой и в согласии с другими.
— Очень хорошо, но как это меня…
Гудрич взорвался:
— Как это касается вас? Всегда один и тот же вопрос вашего маленького эго! Как Натана Дель Амико, великого адвоката, который зарабатывает четыреста долларов в час, может касаться любое несчастье мира?! Не можете забыть и на мгновение о своей важной персоне!
Натан ударил кулаком по столу:
— Послушайте меня, вы! Черт бы вас побрал! Никто не смеет так со мной разговаривать! — Он вскочил.
Чтобы успокоиться, Натан сходил в буфет — за бутылкой минеральной воды. Разговоры в кафе прекратились, осуждающие взгляды устремились на него. «Держи себя в руках. Ты все-таки в больнице!»
Он открыл бутылку, выпил половину и через минуту вернулся за столик. В упор уставился на Гудрича.
— Продолжайте, — сказал Натан уже спокойнее, однако в его голосе сквозила враждебность.
Доктор продолжил свою речь:
— Общества паллиативной помощи предназначены для людей, которым врачи поставили безнадежный диагноз. Но существует множество смертельных случаев, которые нельзя предвидеть заранее.
— Несчастные случаи?
— Да, несчастные случаи, насильственная смерть, болезни, которые медицина не может диагностировать или диагностирует слишком поздно.
