Катарина Причард - Девяностые годы

Мысли вихрем кружились у Салли в голове, отрывочные, смутные. Сколько она еще продержится? Долго ли Моррис не будет замечать, что она больна?

Когда они добрались до глубокого бочага с чистой, прозрачной водой, они застали там партию старателей. Вдали вырисовывались зубчатые вершины Маунт-Маргарет.

Старатели рассказали о новой находке на юго-востоке. К Флэт-Роксу, говорили они, ведет хорошо утоптанная дорога, на Маунт-Маргарет — ослиная тропа. А другая дорога ведет на восток. Но там местность пустынная, воды мало, есть только высохшее озеро и пески, тянущиеся на десять миль. На этой дороге и находится Менанкили, что означает «много черепов»; так его назвали туземцы. Но именно там Смит и его товарищи застолбили участки. И именно там они нашли богатейшие образцы, которые они теперь везут в город, чтобы получить разрешение на добычу жильного золота.

Салли лежала на разостланном на земле одеяле, поодаль от костра; она знала, что ее путешествию пришел конец. Она была слишком слаба, чтобы двигаться дальше.

Сквозь гул возбужденных голосов она неясно слышала, как Кон и Моррис расспрашивают о дороге, ведущей в этот безводный край колючек и песков.

Она решила попросить старателей, ехавших на юг, взять ее с собой. Но когда она сделала попытку подняться и подойти к ним, она покачнулась от слабости, ноги у нее подкосились, и она упала. Вероятно, она пролежала в забытьи всю ночь, так как, очнувшись, увидела, что уже светает и лагерь пробудился. Словно сквозь сон слышала она, как старатели, уходящие на юг, весело и шумно прощаются. Она хотела окликнуть их, побежать за ними, но не могла пошевельнуться, и голос отказывался служить ей. А они кричали:

— До скорой встречи!

— Желаем счастья, Морри!

— Увидимся в Кулгарди!

— Валяй все прямо, Кон, и ты непременно найдешь то, что тебе нужно, если не в Менанкили, то в Дарлоте.

Кон и Моррис кричали что-то в ответ. Они, видимо, тоже были веселы. Оба решили отправиться по следам Смита и отважиться на переход по безводной местности, рассчитывая взять с собой воду из бочага, возле которого ночевали.

Они привели верблюдов, наполнили водой баки и мехи; затем начали грузиться. А Салли лежала измученная, больная. От слабости она не могла пошевельнуться, то и дело теряла сознание, но усилием воли заставляла себя на несколько минут возвращаться к действительности.

В одно из таких пробуждений она увидела стоящих над ней Кона и Морриса. Ей показалось, что это какие-то огромные страшные существа, а через миг их заволокло черное облако. Потом она услышала брань Кона и протестующий голос Морриса. Кон говорил, что Моррис должен отвезти жену на Девяностую Милю и поручить уход за ней жене трактирщика. Моррис же не хотел покидать Кона в таком трудном положении и отказаться от их плана — поразведать вокруг Менанкили раньше, чем ехать в Дарлот, до которого оставалось еще не меньше двухсот миль.

— Может быть, у Салли просто дизентерия, — сказал он угрюмо. — Она отлежится здесь день-два и сможет ехать дальше. Но если это тиф, мне придется везти ее в Хэннан.

Кон сердито выругался.

— Вот что значит — таскать с собой бабу в такой поход!

— Это так, — ответил Моррис. — Но ты сам сказал, что если в лагере есть женщина, туземцев бояться нечего.

В конце концов они решили, что Кон поедет дальше с верблюдами и поищет себе либо проводника-туземца, либо другого старателя. Моррису он оставит одного верблюда и повозку, чтобы тот догнал его, как только будет возможно.

Пока Кон собирался в дорогу, Моррис отправился за водой. Возле бочага он увидел нескольких туземок. Моррис начал уговаривать их, чтобы они пошли с ним в лагерь: у него захворала жена.

Калгурла узнала его. Она ненавидела белых, но ей было известно, что этого человека туземцам бояться нечего. Это была женщина средних лет, молчаливая, с угрюмым взглядом. Отчаяние Морриса, его просьбы о помощи, по-видимому, тронули ее, и она согласилась пойти к больной.

Когда Калгурла и молодая туземка вошли следом за Моррисом в лагерь, Салли лежала без сознания в тени кустов и жалобным голоском бредила про жару и мух, про черную змею с желтым брюхом, которую она нашла однажды утром на своем одеяле. Эта змея и злобный верблюд Кона приводили ее в ужас.

Моррис смочил ей лицо холодной водой, которую принес из бочага, положил на голову мокрую тряпку. Калгурла и молодая туземка, сидя на корточках, наблюдали за ним. Когда Моррис ушел к очагу, чтобы вскипятить воду, Калгурла отломила ветку акации и стала отгонять мух от лица Салли.

— Миссис очень больна? — спросил Моррис с тревогой.

— Э-хем, — отозвалась Калгурла.

Моррис принес муки, сахару, банку варенья и положил все это возле Калгурлы. Молодая туземка радостно вскрикнула, но Калгурла не отводила взгляда от больной. Она по-прежнему тихо помахивала веткой акации, отгоняя мух, и вдруг запела; она пела вполголоса, повторяя все ту же мелодию, убаюкивающую и нежную. Лихорадочное бормотание Салли прекратилось. Она заснула. Но Калгурла все пела, помахивая веткой с серыми душистыми листьями.

Когда Салли проснулась, первое, что она увидела, была молодая туземка. Взгляд Салли прояснился, и она улыбнулась.

— Мири, ты? — прошептала она. — Ты пришла ухаживать за мной?

Это не была Маритана; но Калгурла что-то яростно пробормотала, и девушка торопливо ответила:

— Э-хем, Мири.

Через мгновение по одному слову Калгурлы она ускользнула в заросли. Вскоре к лагерю приблизилось несколько туземцев. В руках у них были бумеранги и длинные охотничьи копья. Но Калгурла издала пронзительный крик, и они, сложив оружие на землю, осторожно подошли ближе.

Кочевники столпились вокруг больной, с любопытством разглядывая ее, но Салли уже опять спала. Калгурла пробормотала несколько слов, и мужчины отошли. Потом она рассказала, как Моррис увидел ее у бочага и попросил прийти к больной жене.

Кона вдруг осенило.

— Самое лучшее, что мы можем сделать, Морри, — это убраться отсюда и оставить миссис Салли с туземцами, — сказал он. — Калгурла будет ухаживать за ней. Мы оставим им продовольствие. А если и мы останемся — бог весть, что может случиться. Сговорись вон с тем стариком и обещай ему хоть луну с неба, если они доставят Салли целой и невредимой в Хэннан. Вот все, что ты можешь сделать. И лучшего ты не придумаешь.

— О господи! — простонал Моррис. — Я же не могу оставить ее, Кон!

Однако он знал, что если уедет в Хэннан вместе с Салли, то Кону придется пристрелить злого верблюда и продолжать путь в одиночестве. А каково человеку управляться с верблюдами и путешествовать без товарища в этом краю?

Ни у Кона, ни у Морриса не было ни гроша: все свои надежды они возлагали на этот поход. С другой стороны, если им повезет — все мечты Морриса сбудутся. А он был уверен, что они найдут золото. Ни один старатель не возвращался с севера, из Менанкиля или Маунт-Кэтрин с пустыми руками. Нельзя же упускать такой случай.

Моррис не устоял перед соблазном. Золотая лихорадка мучила его не меньше, чем тиф мучил Салли, хотя, нужно отдать ему справедливость, он не знал, что это тиф. Кон заявил, что у миссис Гауг просто дизентерия. — Будь это тиф, — сказал он, — она бы больше бредила и была бы слабей. Все, что ей нужно, — это покой и кипяченая вода. — Моррис решил, что если удастся уговорить Калгурлу поухаживать за Салли и затем перенести ее в Хэннан, то он на другой день отправится вместе с Коном.

Он поговорил со стариком, который был главою племени, обещал, что оставит ему продовольствие и что миссис Салли даст ему муки, сахару, табаку и вина, если Калгурла поухаживает за ней, пока она больна, а дня через два племя доставит белую миссис в Хэннан.

Старик согласился, поглядывая на Калгурлу, которая смотрела на него свирепым взглядом из-под нахмуренных густых бровей.

Салли слышала почти все, что говорил Моррис. Она знала, что Кон в бешенстве оттого, что ее болезнь задержала их. Но она была слишком слаба, и ее ничто не волновало. Главное — не нужно будет двигаться, и это казалось ей счастьем. Счастье и то, что Кон и Моррис все-таки поедут дальше и не будут досадовать, что их поход срывается.

— Конечно, Моррис, — сказала она устало, когда он подошел к ней, чтобы объяснить свой план, — так будет лучше всего. Ты должен ехать. Ничего со мной не случится. Не беспокойся обо мне. Ты же знаешь, я всегда отлично ладила с туземцами.

Моррис спилил несколько тонких деревьев, сделал носилки и покрыл их мешками и одеялом. Он положил на них Салли и показал кочевникам, как их нужно нести. Затем велел им сделать шалаш из ветвей акации над носилками и постарался объяснить Калгурле, что воду нужно кипятить перед тем как поить ею миссис Салли и что на голову ей нужно класть мокрое полотенце. А давать только слабый чай и сгущенное молоко, если она попросит. Он подмел землю вокруг шалаша и сказал Калгурле, что нужно поддерживать чистоту и отгонять мух. Калгурла все это выслушала в суровом молчании.