Трой счел нейтралитет отца за поддержку.
— Никакие другие дети не ложатся спать в семь! — заявил он и возмущенно вскинул к небу руки.
— И я тебе еще кое-что скажу, — парировала Мэри-Энн. — Эти другие дети никогда не будут учиться в Гарварде. А ты будешь. И знаешь почему? Потому что в этом доме мы делаем все не так, как другие, понял?
Она крепко схватила его за руку, отвела в спальню и, стоя в дверях, наблюдала, как сын забирается под одеяло и, свернувшись клубочком, что-то тихо бормочет в подушку. Потом Мэри-Энн погасила свет.
— Спокойной ночи, милый.
Вместо ответа он отвернулся лицом к стене. Мэри-Энн подошла ближе к кровати:
— Трой Джонатан, я, кажется, что-то тебе сказала.
Несколько секунд мальчик пытался демонстрировать характер, но потом сдался и перевернулся на спину.
— Мамочка, ты почитаешь мне на ночь?
— Нет, — отрезала она. — Конечно, нет. Мамочкам не нравится, когда маленькие мальчики называют их глупыми.
* * *
Сара сорвала обертку с шоколадного батончика «Херши» и сунула его Люси, у которой уже слипались глаза. Неожиданное угощенье она никак не прокомментировала, хотя обычно никаких шоколадок после ужина ей не полагалось. За этим Сара строго следила. Люси откусила крошечный кусочек и теперь необычайно вдумчиво жевала его, не отрывая завороженного взгляда от телевизора. Сара так и не поняла, увлечена ли она фильмом — Дик Ван Дайк с другими трубочистами исполнял знаменитый номер с метлами — или просто слишком устала, чтобы повернуть голову.
— Мама сейчас на пару минуток поднимется наверх, — сказала она, — а ты делай что хочешь, только ради бога не засни. Держи свои маленькие глазки открытыми, хорошо?
— Хорошо, мамочка.
Сара оделась с поразительной при данных обстоятельствах скоростью, испробовав всего три варианта и в конце концов остановившись на эластичной черной юбке и короткой белой футболке (которую она, собственно, и собиралась надеть с самого начала). Быстренько почистив зубы, она немного накрасилась и без пятнадцати девять уже спустилась вниз.
И все-таки опоздала. Люси спала на диване, прижав батончик «Херши» к груди, как любимую игрушку, и шоколад уже просачивался сквозь ее пальцы. Во сне она носом издавала смешные тихие звуки, будто пыталась читать книгу, в которой были одни буквы «п».
Сару это не устраивало.
Она приложила массу усилий для того, чтобы избежать именно такого сценария. Она только что силой не напоила дочь двойным эспрессо ради того, чтобы та не уснула в свои обычные десять часов, и все оказалось напрасно. После того как девочка перестала спать с Эроном днем, по вечерам она засыпала как убитая.
Сара выключила телевизор и задумалась, как ей поступить. Конечно, можно позвонить Джин и попросить ту посидеть с девочкой, пока она на минутку выскочит по делам, но меньше всего ей хотелось приводить Тодда в дом, где их будет ждать болтливая соседка. Теоретически он мог бы немного подождать на улице или спрятаться во дворе, но Сара прекрасно понимала, что за полчаса, которые Джин посидит с Люси, ей придется расплачиваться, не менее часа выслушивая жалобы подруги на то, каким мелочным, раздражительным и забывчивым стал ее муж и как трудно покупать ему одежду, потому что он так ужасно растолстел. Сара и в обычные-то дни с трудом выносила эти монологи, а уж сегодня, когда каждое слово, произнесенное Джин, будет означать еще одну секунду без Тодда, она и вовсе не выдержит этой пытки.
Все это, разумеется, не имело бы никакого значения, если бы Саре хоть как-то удалось сообщить Тодду об изменениях в плане. Просто невозможно представить себе, что в наше время можно весь день пытаться связаться с человеком, живущим в какой-нибудь миле от твоего дома, для того чтобы передать ему одну короткую фразу: «Приходи не на площадку, а ко мне домой», и в итоге так и не суметь этого сделать.
Сегодня днем Тодд не пришел к бассейну, что лишило Сару возможности передать сообщение лично — улучить момент и поговорить, или передать записку или, на худой конец, просигнализировать жестами. Днем она пять раз звонила ему домой с разных телефонов-автоматов — Тодд предупредил ее, что у них дома стоит определитель номера, — но трубку все время снимала теща, и с каждым разом ее голос становился подозрительнее и жестче:
— Кто это? Перестаньте сюда звонить. Оставьте нас в покое!
Сара собралась было нарушить и запрет, касающейся электронной корреспонденции, но в последний момент не решилась, подумав, что письмо, попавшее в чужие руки, может разрушить весь план. Она гордилась такой стойкостью, возможно спасшей их предприятие, но в итоге у нее остался всего один способ связаться с Тоддом, а именно — дежурить в машине перед его домом и надеяться, что он когда-нибудь выйдет на улицу без сопровождения. К несчастью, день выдался жарким и все участки в тени были заняты. Уже через двадцать минут Люси начала хныкать, и им пришлось возвращаться домой ни с чем.
Какое-то короткое мгновение Сара подумывала даже о том, чтобы оставить спящую девочку дома. Ну что такого, она ведь уйдет не больше чем на пятнадцать-двадцать минут? Всего и надо-то — добежать до площадки, забрать Тодда, объяснить по дороге, что случилось, и привести его домой (конечно, это не отель на берегу, но Сара не сомневалась, что он все поймет). Скорее всего, Люси теперь проспит до утра и даже не узнает, что мама куда-то уходила.
Соблазн был велик, но все-таки Сара устояла. Слишком часто приходилось ей слушать в новостях рассказы о пожарах, устроенные маленькими детьми, которые, оставшись дома одни (бэбиситтер как раз отлучалась, чтобы купить наркотики), играли со спичками, или о малышах, вдруг оказавшихся на оживленном перекрестке босиком, после чего их матерей обычно судили за невыполнение родительских обязанностей (всегда матерей, заметьте, и никогда — отцов). И даже помимо этих страшных и немного надуманных опасностей, Саре просто казалась совершенно невыносимой мысль о том, что Люси проснется и проведет хотя бы пару минут, не понимая, куда делась ее мама и почему ее оставили в пустом доме совсем одну.
Хотя будить ее, конечно, тоже не лучший выход. Меньше всего Саре хотелось, чтобы в этот вечер, который по идее должен был стать самым романтическим в ее жизни, на заднем сиденье хныкала сонная, ничего не понимающая трехлетняя девочка. Значит, единственное, что ей остается, — это потихонечку, стараясь не разбудить, перенести Люси в машину, съездить на площадку за Тоддом, а потом так же осторожно вернуть ее в дом и положить в кроватку. В этом нет ничего невозможного, потому что сон у девочки крепкий.
Сара заранее предусмотрела все. Она предварительно открыла двери в дом и в машину и убрала с сиденья пластмассовую собачку. Потом, потихоньку достав шоколадку из пальцев Люси и вытерев их влажным полотенцем, она бережно просунула руки под теплое тельце дочки и подняла ее с дивана. Люси пошевелилась, сонно запротестовала, но так и не проснулась. Сара на цыпочках вышла из дома и прошла по газону к «вольво». Так осторожно, словно в руках у нее была бомба с тикающим часовым механизмом, она посадила девочку на сиденье, опустила детские поручни и закрепила их. Люси пару раз лягнулась, будто пытаясь скинуть одеяло, а потом ее головка тяжело опустилась к плечу Сара удовлетворенно вздохнула.
Порядок!
Дальше все пойдет хорошо, она была в этом уверена. Они приедут на площадку вовремя — ну, может, на пару минут опоздают, — Тодд уже будет ждать их. Потом они вернутся домой, уложат Люси в кроватку и сами сразу же пойдут в спальню, чтобы отпраздновать начало нового этапа их жизни. Не в силах совладать с собой, Сара оторвала одну руку от руля и потрогала себя между ног, совсем легко, чтобы не отвлекаться от дороги.
— Мама, — раздался несчастный голосок с заднего сиденья, — где моя шоколадка?
Застонав, Сара бросила взгляд в зеркало заднего вида и обнаружила, что Люси сидит с широко раскрытыми глазами, как будто у нее и в мыслях не было спать.
— Дома, — ответила Сара. — Доешь ее завтра.
— Я хочу сейчас!
Заметив в зеркале, что мордашка Люси уже сморщилась, Сара приготовилась к неизбежной буре, но на этот раз, кажется, обошлось. Взгляд девочки из сердитого сделался любопытным.
— А куда мы едем?
— На детскую площадку, — объяснила Сара, — но не для того, чтобы играть.
* * *
Казалось бы, после того как несколько лет за тобой непрерывно следили разные люди: сначала надзиратели в тюрьме, потом мать не сводила с тебя глаз и только и делала, что старалась уберечь от неприятностей, какое-то время побыть одному даже приятно. Но оказалось, что это совсем не приятно, а как-то странно и немного страшно. Чересчур много мыслей мелькает в голове, чересчур много желаний, которые не надо больше контролировать.
