– К полной анархии, стало быть, толкаешь.
– Нет, Павел, не к ней! К свободе человека через разум.
– А духовная часть?
– Её нет, её не было, её никогда не будет.
– Тогда что есть твоя посвящённость?
– Это личная мера глубины познания себя самого.
– Погодь! Вы же эту способность используете в личных интересах. Лезете в чужие головы, делаете это без разрешения граждан. Какая же это свобода?
– Ты в школе резал листья деревьев, чтобы увидеть клетчатку под микроскопом?
– Допустим.
– Тебе так разрешили делать эти листики?
– Так другого пути познать истину нет!
– Сам себе ты и ответил.
– Получается, что право залазить и шарить, возведено в ранг посвященного.
– Мы говорим с тобой о разных предметах. Во-первых, не я это придумал. Старые это термины. Во-вторых, не всё есть явь. Когда ты в самом себе, то всё, что там происходит, если кому рассказать, тянет на место в психушке. Чужие мысли может понять лишь тот, кто ходил в самого себя и правильно в самом себе разобрался. Поэтому и говорят, что некто – посвящённый. Кстати, не все посвящённые могут в чужой мозг проникнуть. Там много специфики.
– И далеко ты в самом себе? Дедушка Ло пишет о каких-то "стенах" преодоления и каком-то там свете.
– "Стен" – семь, но может их быть и миллион. Никто из ныне живущих за семь не ходил. Когда-то один сумел это сделать и оставил об этом записи. Вообще-то это и не "стены". Нечто вроде ступеней познания самого себя, своего внутреннего мира.
– И сколько штук ты прошёл?
– Шесть. Сейчас стою у седьмой.
– Что потом? Ну, когда перелезешь?
– Согласно оставленных записей смогу увидеть будущее в пределах отмеренных мне жизнью и безмерно уходить в прошлое.
– Что-то подобное есть в Ведах, кажется. Там полубоги и ложные боги обладали такой способностью.
– Но Единый Великий Лотосостопный Многоликий их убивал. А эта способность была им дарована полубогам, чтобы знали о дате своей смерти и в подтверждение его могущества.
– И ты хочешь с ним драться!!- Павел улыбнулся.
– А у меня нет выбора. Все полубоги, заметь себе, все до единого, вступали с ним в схватку и все погибли. Знали они о смерти своей, но дрались. Среди полубогов не было ни одного струсившего,- Сашка тоже улыбнулся.- Да и вопросы у меня к нему поднакопились.
– Вопросы-то хоть по существу?
– Дак серьёзные.
– И когда ты с ним того?
– Завещание составлю и тронусь.
– Точно психушка плачет,- произнёс Павел.
– Брат! Об этом не говорят, но…, но я его, коль он есть, наебал.
– Вот это мне интересно. Как же ты его поимел?
– Просто. Он обленился, так мне сдаётся. Через полсотни лет ему придётся иметь дело с сотней таких полубогов как я одновременно, а через сто лет с тысячей, а дальше с тьмой. Всерется.
– Дальше что? Ну, если одолеют?
– Наступит достаточный свободный и разумный хаос. Возможно, отменится и третий термодинамики.
– Вечную житуху предлагаешь?
– Не я предлагаю, логика предлагает.
– Ересь всё это, конечно, однако, если б тебя не знал, послал бы куда подалее, а так в глубине души мне что-то говорит, что ты в это веришь,- вдруг серьёзно сказал Павел.- А в этой паскудно-реальной, вот теперь, по твоему концерну, который сотни тысяч кормит, сколько попавших на кладбище в перечне?
– В ближайшей перспективе крови нет. С властями в Москве всё уладили без кровопускания.
– Мало верится!!
– Один был покойник. Только его не мы убили. Хочешь, дам клятву,- предложил Сашка, видя, что Павел его слову не верит.
– Не надо. Если б не кто-то, то твои бы ему башку отвернули. Разве не так?
– Была у меня надежда мирно всё сделать, но уж очень там жирно просили, но кто-то нас опередил и эту жадную задницу грохнул.
– Хорошо. Тетрадку оставлю,- Павел встал.- Мне домой пора. Твоя половина не будет коситься?
– Поворчит малость, как водится, на то она и половина,- Сашка встал, и они покинули летнюю кухню.
– Молодец!!- Лин Ши крепко обнял Сашку.- Молодец! Я уже всё осмотрел.
– Извини, что не встретил, был на шахте лагеря. Сложная проходка,- оправдался Сашка.
– Даже хорошо,- итак узкие прорези глаз Лин Ши совсем сомкнулись.- Ты бы меня прогнал галопом, а так я всё спокойно объехал.
– Как долетел?
– Приехал, приехал! А как? Ну, какая в том разница?! Вот я перед тобой стою, живой и здоровый. Что ещё сказать,- Лин Ши слегка улыбнулся.- Я тебя должен был повидать. Обязательно. Да и на ваших хотел глянуть одним глазком.
– Я рад твоему приезду. Только осенью собирался в Европу, а ты спешил.
– В моём возрасте, Су Ди, уже никуда не спешат.
– Знаю. Не то я имел в виду.
– Это, да! Смена выросла и оперилась. Хорошая смена. Всё могут, и советов давать уже не требуется. Я не спешил, пока чувствовал свою необходимость, но времени мне отпущенного осталось мало, оно тает быстро, потому не хотел зря его транжирить. Не доберись я в обитель до сентября, придётся отложить возвращение в монастырь на год. Мне надо ещё в Пекин заехать, отчитаться и повидаться там кое с кем. Красивые тут у тебя места.
– Оставайся,- предложил Сашка.
– Не могу. Да и ты не смог бы променять родное на чьё-то красивое.
– Не смог бы,- подтвердил Сашка.
– Мой удел – солнце, небо и камень. Есть над чем поразмыслить.
– Чтобы ты сильно в небеса не улетел, я тебе дам для тренировки ума философский сборник одного нашего. Он уже умер.
– Вашу философию оставь себе. Нам, азиатам, тяжело понимать логические цепочки, которыми вы оперируете.
– Так он тоже был азиат.
– Кто по национальности?
– Отец у него кореец, а мать из народа Си. Кто он был сам по национальности иди определи, если он двадцать лет от рождения воспитывался в монастыре Ла С Капи, потом десять лет в российской императорской юнкерской школе разведки.
– Можно вписать в советские,- шутя, говорит Лин.- В прошлом Ла С Капи много темного. Наши предки враждовали и, если быть откровенным, ни в грош не ставили друг друга. Было взаимное неприятие учений, переходившее от слов к прямому насилию. И до сего дня последователи косятся при виде цвета одежд. Ты в курсе, почему у них серый?
– Цвет пепла.
– Жёлто-оранжевый – цвет буддизма, так как они считают себя детьми солнца. Наши носят голубой, считая себя детьми неба, а они серый. Цвет смерти. В те времена умерших, как и ныне в Индии, сжигали на кострах. Как он попал к вам?
– Вечное поселение после отсидки срока в лагере.
– Он познакомился с кем-то из ваших в отбытии?
– Да. И был у основания того, что тут удалось построить.
– Ты был его учеником?
– Учеником не был. Я был у него подмастерьем, но учили меня те, кто был у него учеником. Согласись, что это не одно и то же.
– Почему ты мне об этом не сказал раньше?
– Ты не спрашивал. Да и зверь привык охотиться, не подавая звуков.
– Плохо. Я чувствую, что сильно опоздал. Давно мне надо было сюда приехать. Кто есть из старых основателей сейчас?
– Уже все ушли, Лин.
– Вот видишь, какая плохая ситуация! Наверное, вернувшись в свою обитель, и там никого не застану из старших. Это больно.
– Ты сам давно старший.
– Для вас. А кто развеет мудрым словом мои сомнения? Кто выслушает мои мысли и даст совет мне?
– Камни, небо и солнце,- ответил Сашка.
– Ты сам-то прочитал?
– И сделал для тебя пометки.
– На каком он писал?
– На корейском. Есть также перевод на русский и немецкий. Мой брат сделал. Ещё есть перевод на наш семейный, но ты его не знаешь.
– Тогда лучше на корейском, если он был ему родным. Где его могила?
– В соседнем посёлке.
– Тогда я схожу к нему, прежде чем брать.
– Хорошо,- Сашка усмехнулся.
– Ты всё так же подтруниваешь над религиозными чувствами?- укорил Сашку Лин Ши.
– Я не изменился с тех пор, как мы с тобой впервые встретились в 1975 году в Лхасе. Вот уже тридцать лет знакомы, но…
– Да, водицы убежало много. До сих пор не могу тебя во многих вещах понять. Видимо, не дано. А возможно, не хочу. Не научился менять своих убеждений. Просто у тебя они другие, но они нам нисколько не помешали. Ведь так?
– Разве мы собрались, чтобы что-то изменить в самих себе?
– Мы были вместе, чтобы нас не сожрали с потрохами янки, эти любители кетчупов и горчиц.
– Ваши уже не хотят идти вместе? Или они собрались строить мир на планете с чисто китайской спецификой?
– Наоборот. Они так глубоко влезли во всё это, что национальное чувство отошло на второй план. Кстати, не без твоего влияния.
– Никуда оно не отошло. Оно продолжает сидеть в каждом из нас. Его не видно за делом, которое мы делали. В глубине души все мы националисты в лучшем смысле этого слова. И это прекрасно, это великолепно, это превосходно. Ведь высшей мудрости разума не существует. Мне приятно, как девице на выданье, что ваши это поняли и не постеснялись взять на вооружение, хоть ваши старики были против категорически, но Дэн Сяо Пин дал им по одному месту и они заткнулись. Мне жаль, что старики уходят, унося с собой мудрость, а мы остаемся на этой бренной земле, и нам предстоит долгий путь, в котором столкновений из-за национальной принадлежности быть не должно. Вспомни события в Руанде?
