…Здесь собрались все мухи Леса. Тучами они облепили двух голых мужиков, насаженных задницами на затесанные под острый кол стволы засохших сосенок…
С бесчувственным выражением лица Кей рассматривал изуродованные трупы. Он погрузился в тупое равнодушие. Мир больше не вызывал у него интереса. Перед глазами проходили картины далекого прошлого и близкого настоящего. Все — пустое. Все — зря. Кока-Лола, лесные мертвецы и я, Кей, дитя стихии, чье время уходит.
Время — это цвета, которыми освящен и раскрашен мир Стаи. Наступит твой смертный час, Беспечный ездок, ты растворишься во Вселенной, и память о тебе не сохранится в сердцах людей. Мы, байкеры, не нужны людям. Пока мы живы, мы нужны лишь друг другу. Бесцельного ездока не остановить. Ненужный никому, даже себе, он вроде как и не существует. Единственная цель стаи выжить вместе. Стая — это «Вместе-не-страшно».
Смотри! Лови момент! Видишь, как быстро тают цвета стаи? Нарисованный байкерский мир тускнеет и окрашивается в черно-белые тона. Злые времена наступают…
Усталая Стая влетела в Город, торопясь попасть в Нору и отключиться на несколько дней.
Белая, Черная и Рыжая не успели опомниться, как уже стояли на обочине, зажав в руках по несколько бумажек и растерянно глядя вслед скрывшейся с глаз Стае. Кей запоминает: грязные, закопченные, в крови, но с жестким огнем в глазах, они стоят и не верят, что все это произошло с ними.
Кей уверен, что Белая, Черная и Рыжая будут искать встречи и однажды они встретятся вновь. Они уже не могут жить иначе. Они теперь другие.
Трибунал слез с байка и стоял рядом с Кеем, когда тот звонил в больницу. Перед тем как Кей схватился за трубку, Трибунал положил ему руку на плечо и сказал, глядя в глаза:
— На всякий случай… С пассажирами всегда так. Все они однажды выходят. Приготовься забыть ее.
Кока-Лола умерла от потери крови.
Врач говорил медленно, запинаясь. Перед смертью она просила передать Кею, что она сама во всем виновата.
Кей нащупал на лапше узелок, развязал его и разгладил дрожащими ладонями. Грубая кожа, мертвая кожа, почти не помялась.
Слабые у нее пальчики, очень слабые.
Зачем все это, Кока-Лола?
Теплая в этом году осень. Повезло бабам с их летом. Впрочем, кому как…
Кей возвращался от Зодиака, с которым имел недолгий разговор. Любой, кто хоть раз общался с Зодиаком, стремится сократить общение до минимума и быстрее унести ноги. Кей не исключение. Но разговор оказался интересным.
На обратном пути Кей едва не сбил бредущую по дороге тетку. Та слепо перла на другую сторону, не смотря, что знаки перехода в этом месте отсутствовали напрочь, а машин — полно. Кей притормозил и изготовился покрыть ее нехорошими словами, но осекся и торопливо уехал, стараясь не оглядываться.
Оплывшая бесформенная женщина, неряшливо и плохо одетая, с пучками немытых волос, выбившихся из-под самовязаного беретика с петелькой на макушке, с хозяйственной сумкой из искусственной кожи в толстых дряблых руках. Бока сумки распирали крупные картофелины, а сверху белели пакеты с крупой и макаронами, бережно прикрытые бесплатной рекламной газетой.
Кей знал, что они знакомы, но не мог вспомнить имя. Он обозлился на память и, вернувшись домой, раздраженно отпихнул ногой вертевшегося в коридоре пса. Тот обиделся, и Кею пришлось долго извиняться, встав на колени перед диваном, под который забился Урал, оскорбительно выставив для переговоров кончик хвоста.
…Он уехал, а женщина еще долго смотрела ему вслед, стоя посередине дороги и пропуская мимо ушей громкую водительскую брань. У хозяйственной сумки промокло дно, и на асфальт капало молоко, скапливаясь в выбоине, куда уже упало несколько женских слез, слез отчаяния и безнадеги.
Сегодня — День Памяти, Memory Day, когда поминают братьев, павших на дорогах. Вторая суббота месяца. Сегодня никто не катается. Сидим по кабакам, пьем, плачем и смеемся. Всего помногу.
Есть и еще один повод: Вторник проходит ритуал приема в Стаю. По традиции, за день до церемонии надо хорошенько отметиться в байк-баре «Негабаритная кривая».
Расположение и вместимость байк-бара «Негабаритная кривая» таково, что перед ним может расположиться максимум десяток байков, а внутри, в полуподвале — человек пятьдесят байкеров. В действительности имеет место настоящее чудо, потому что ближе к полуночи у тяжелых чугунных дверей скапливается сотня аппаратов, а в бар набивается толпа в разной степени пьяных субъектов в мертвой коже.
Бешеные подкатили к бару в полночь, при полной луне. Трибунал предпочитает называть это время суток BadMoonTime. По-нашему получается что-то вроде Сквернолуния. Время, когда некоторые хорошие люди на глазах меняются и обрастают густой шерстью.
Бешеные расположились в углу, за прозрачной пластиковой перегородкой. Здесь не так режет слух разноголосый шум косушной толпы, горланящей, перебивающей и матерящейся без передышки. Преобладают большемерные пузатые мужики, последний раз видевшие свой член лет пятнадцать назад.
Стая заняла большой стол. Во главе сел Трибунал и пристально оглядел собравшихся. Встретившись взглядом с Кеем, едва заметно кивнул. Кей открыл и закрыл глаза, подтверждая, что приветствие замечено и принято.
Трибунал вел себя не совсем обычно. Внимательно рассматривал каждого за столом, оценивающе.
Вторник заказал для Стаи фирменный коктейль заведения «Все радости мира». Метода приготовления предельно упрощена: по требованию клиента из всех бутылок, что стояли на полках за спиной бармена, некоторое количество алкоголя слили в большой алюминиевый ковш и слегка подогрели на газовой плитке. Ковш пустили по кругу, следя за тем, чтобы Капеллан делал глотки поменьше, а Барон не жульничал и не требовал лишний глоток. Не потому, что он жадный, просто привык базарить.
Изведав «Всех радостей мира», Стая перешла на «Дикий хлеб»: спирт из сифона с добавлением сухарного кваса и незначительного количества пены черного пива для аромата.
Трибунал постучал по столу перстнем. Разговоры за столом мгновенно стихли. С непроницаемым лицом Трибунал поднял стакан и произнес тост:
— Едущие со мною, да не предадут меня!
Бешеные выпили, переглядываясь. Вожак умел внушать ужас, но от этих слов и у самых бывалых затряслись поджилки. Кто-то, не сумев совладать с задрожавшей рукой, неловко поставил стакан, выплеснув остатки содержимого на стол. Белую поверхность прочертила черная полоса…
Кей отхлебнул, и вниз по горлу скатился теплый шарик, который достиг сердца, соединился с ним, и на мгновение сделал огромным, распирающим грудную клетку. Это длилось недолго. Затем наступило состояние блаженного покоя. Кей закурил и окинул зал благостным взором.
Ничего не меняется уж сколько лет:
коллекция свинченных с машин металлических регистрационных номеров, в беспорядке приколоченных к плохо покрашенной стене, среди которых имеются номера из стран, которых уже и в помине нет;
«Днепр», с болезненной аккуратностью распиленный вдоль неким безымянным умельцем и подвешенный под потолком;
туалет, закрывающийся изнутри на огромный купеческий засов, — случается, что клиент засыпает прямо на толчке, и тогда засов открывают с помощью хитро изогнутой проволоки, хранящейся под стойкой у бармена, между помповым ружьем и толстой бейсбольной битой.
Ружье не стреляет. Здоровяку-бармену достаточно прикрикнуть на подгулявшую публику, и те разом замолкают. Слушаются, потому что другого такого местечка в Городе нет. Прикроют — куда деваться?
Еще — вросшая в пол тяжелая деревянная стойка, выдержавшая напор множества байкеров, энергично молотивших по ней кружками, кулаками и собранной по карманам мелочью.
Кей приметил пучеглазого блондинчика, на открытии сезона стукнувшего Свистунам о присутствии Бешеных на Смотровой. Тогда его не тронули, потому что отвлеклись, охотясь на мотоворов. Блондинчик занят любимым делом. Он страстно, даже болезненно, хочет, чтобы на него обратили внимание. Он вбегает в бар с озабоченным видом, словно занят выполнением ответственного задания и сует всем подряд сложенную лодочкой ладошку.
На него никак не реагируют и здороваются больше автоматически, чем с охотой. Блондинчик не теряется и начинает приставать ко всем новым в баре лицам со стереотипной фразой: «Нам всем пиво, быстро!» — в надежде испугать новичков и получить вожделенное пойло. Его не замечают. Он очень переживает, потому что хочет произвести впечатление на приведенную с собой потрепанную девицу. У него никогда нет денег, он жмется в углу и дрожащими пальцами теребит выпрошенную сигаретку.
«Не надавать ли ему по морде?» — неторопливо размышляет Кей, разглядывая пучеглазого сквозь пелену «Дикого хлеба». Блондинчика не жаль, но Кею лень вставать. Кому-то сегодня крупно повезло.
