Он аккуратно кладет бумагу обратно на стол и медленно обводит комнату взглядом, так чтобы каждый из присутствующих ощутил свою личную вовлеченность в происходящее.
– Господин Гарсиа Мадеро утверждает, что за всю свою жизнь он встречал одного-единственного американского юношу. Этот юноша путешествовал автостопом, и познакомились они в одном баре на севере Мексики, а потом вместе отправились к югу на его грузовике – и звали этого молодого человека Дэниел Нейлор…
В сей день, четырнадцатого ноября, моя собственная жизнь пролетает у меня перед глазами чередой разрозненных злых вспышек, как двухнедельная жизнь комара. В последнюю минуту этой жизни приходит новость: мистер Кастетт даст показания в последний день слушаний, то есть через пять дней. Телеобозреватели утверждают, что теперь только он может меня спасти. Я вспоминаю тот последний раз, когда мы с ним виделись. Двенадцатого мая сего года.
– Если в действительности ничего не происходит, пока ты не увидишь, как оно происходит, – говорит Хесус, – оно произойдет, если ты по-прежнему будешь верить, что именно так оно и будет, но никому об этом не скажешь?..
– Такое впечатление, что нет, пока кто-нибудь не увидит, как ты об этом рассказываешь, – говорю я.
– Т'твою мать, Верн. Лучше б я тебя об этом не спрашивал.
Глаза у него превращаются в две щели – как будто ножом полоснули, он жмет на педали и уходит вперед. Если эта неделя будет похожа на предыдущую, не думаю, что он выдержит. Меня иногда пугает та страсть, с которой он хватается за любую, даже самую крошечную возможность почувствовать власть. Чемпионом мира в любом известном виде спорта ему не стать, и он не гений. И что уже совсем ни в какие ворота не лезет – он даже не может позволить себе новые «Брэнды». Общепризнанные торные дороги к славе ему недоступны, понимаете, в чем дело? Только не поймите меня неправильно, у этого парня с головой все в порядке. Мне ли не знать. Мы миллион часов провели с ним вместе, гоняясь за бабочками, клея самолетики, смазывая ружья. Расходились, снова сходились, все это время отдавая себе отчет в том, что он знал, что я знаю, что сердце у него – мягче воска. Я знаю, что Хесус – человек с душой настолько глубокой, что ни у кого на свете не хватит денег, чтоб ее измерить. Только я один об этом знаю.
Во вторник утром класс похож на печь, в которой пекут пиццу: все знакомые запахи спеклись в послевкусие слюны на горячем металле. Лучи света обнесли частоколом отдельных говнюков, сидящих за партами. Хесус накрепко скован своей обычной школьной повадкой и высвечен самым большим лучом солнца. Он смотрит на доску, оголив спину, выставив на всеобщее обозрение торчащий в спине нож. Может, оно, конечно, у каждого человека в спине торчит нож, которым близкие люди вертят когда и как хотят. Может, конечно, и нужно следить за тем, чтобы никто другой не обнаружил, где он у тебя торчит. Но Хесусу все по фигу, с ним советую быть поосторожнее.
– Йо, Джейзус, у тебя из жопы капает, – говорит Макс Лечуга. В каждом классе есть коротышка, который вечно нарывается, ну, сами знаете. А Макс еще и жирный, и с такими пухлыми губенками. – Обходите стороной жопу Джейзуса, вчера вечером пожарная команда потеряла там еще четверых добровольцев.
Близняшки Гури подходят поближе и начинают хихикать. Почувствовав поддержку, он принимается за меня.
– Верни, ты, часом, жопку нынче утром не перетрудил?
– Говном умойся, Лечуга.
– А ты меня умой, попробуй, пидор.
– Сам ты пидор, жирный мешок с говном.
Лорна Спелц – наш классный тормоз. До нее, наконец, доходит смысл первой шутки.
– Да там, наверное, застряла целая пожарная машина. – Она прыскает со смеху.
И тем дает отмашку прочим отморозкам в юбках. Хи-хи-хи, блядь.
В школе вас ни фига не научат, как вести себя с подобным дерьмом. Сидишь из года в год за партой и учишь про столицу Суринама, а в это время кучка дебилов вырезает у тебя на спине свои инициалы.
– Ну, любители научных знаний, быстренько собрались в фокусе. – В облаке меловой пыли от Калвина Кляйна прибывает Мэрион Кастетт, весь такой резкий и наэлектризованный. Другого такого парня вам не встретить – который в девяностоградусную жару[23] ходил бы в вельветовых брюках. Такое впечатление, что он без тени улыбки носил бы даже кожаные шорты.
– Кто вспомнил, что сегодня нужно было принести на урок свечу? – спрашивает он.
Я внезапно вспоминаю, что мне нужно перевязать шнурки на кроссовках. Как, собственно, почти весь класс, за исключением Даны Гури, которая тут же вынимает полную коробку свечей для ароматерапии, и каждая завернута в золотую фольгу.
– Опаньки – забыла ценник отклеить! – Она медленно обводит коробкой по кругу. То есть очень медленно.
Ценник настолько яркий, что складывается впечатление, будто она слегка подправила его маркером. Вот вам наша Дана, во всей красе и славе. Если вам случится громко пукнуть, вы будете заранее знать, кто на вас настучит. Консультант по профориентации уверяет, что из нее получится прекрасный журналист.
Лечуга встает со стула.
– У меня такое впечатление, сэр, что Хесус уже использовал свою свечку.
Пробный хрюк пробегает по классу. Кастетт застывает на месте.
– Что ты хочешь сказать, Макс?
– Я хочу сказать, что навряд ли вам захочется брать ее в руки – вот и все.
– Что с ней такое? Где она была?
Макс взвешивает готовность аудитории.
– У него в жопе.
Класс взрывается: рты закрыты, так что взрывается он через нос.
– Мистер Кастетт, – говорит Дана, – мы здесь для того, чтобы получать образование, а это все как-то не очень пахнет образованием.
– Да, сэр, – подхватывает Шарлот Брустер, – у нас есть конституционное право на защиту от сексуальных извращений.
– А у некоторых людей есть еще и право на защиту от преследований, мисс Брустер, – отвечает Кастетт.
– Госпожа Брустер, если позволите, сэр.
Макс Лечуга надевает самое что ни на есть невинное выражение лица.
– Черт, да мы это просто так, для смеху, понимаете.
– Мне кажется, Хесус вовсе не находит ваши шуточки смешными, – говорит Кастетт.
– Ну и что, – передергивает плечиками Шарлот, – с волками жить…
– Не нужно подставляться! – чирикает у нее из-за спины Лорна Спелц. Лорна скажет, как в воду перднет.
Кастетт вздыхает:
– А почему вы считаете, что конституция ставит ваши права выше прав мистера Наварро?
– Потому что он голубой, – говорит Бо Гури. Вот уж, в натуре.
– Благодарю вас, Борегард, за то, что вы перевели нашу дискуссию в глубоко научную и профессиональную плоскость. А что касается вас, госпожа Брустер, то, сдается мне, даже вы рано или поздно усвоите, что наша прославленная конституция встает на пути всякого, кто пытается нарушить фундаментальные права другого человека.
– Мы не нарушаем ничьих прав, – говорит Шарлот. – Мы, Народ, решили немного посмеяться, нравится это кому-то или нет, и имеем на это право. И этот кто-то тоже может над нами смеяться. Или не обращать на нас внимания. С волками жить…
– Учись танцевать по-волчьи! – Лорна в своем репертуаре.
– Да, сэр, – говорит Лечуга. – Это записано в конституции.
Кастетт проходится по комнате, из угла в угол.
– Ни в одном из наших государственных документов, доктор Лечуга, вы не найдете формулировки «С волками жить…».
Он размазывает последнюю фразу, как масло по бутерброду, толстым слоем. Тактическая ошибка: с Шарлот Брустер так нельзя. Она уже успела закусить удила. Губки у нее превращаются в подобье куриной жопки. Глаза стекленеют.
– У нас складывается такое впечатление, сэр, что вы слишком усердно защищаете Хесуса Наварро. Только и делаете, что его защищаете. Может быть, мы просто не владеем всей полнотой информации?..
Кастетт примерзает к месту.
– Что вы имеете в виду?
– Вы, наверное, не слишком часто лазаете по сетке, а, сэр? – Лечуга обводит класс хитрожопым взглядом. – Вы, наверное, на них ни разу даже и не заходили – на сайты с мальчиками?
Кастетт, трясясь от ярости, делает шаг по направлению к Максу. Хесус с грохотом срывается с места и выбегает из комнаты. Классная богиня Лори Доннер бежит за ним следом. Кастетт проворачивается на месте.
– Лори! Хесус!
И, словно гончая, летит за ними.
Вы видели Хесусова отца, старика Розарио? Он бы никогда не позволил до такого себя довести. А знаете почему? Потому что вырос по ту сторону границы, а у них там есть вполне разумное обыкновение вставать на рога, как только до тебя не то что пальцем дотронутся – хотя бы глянут в твою сторону не так, как положено. А Хесус подхватил извечную болезнь белого человека все и вся закупоривать пробкой, до последней возможности. Я должен его отыскать.
Класс потихоньку сползает в подходящее к случаю состояние лиц и душ: а мы что, мы ничего, мы ни в чем не виноватые свидетели случайного стечения обстоятельств. Близняшки Гури глотают смешок. Потом Макс Лечуга встает с места и подходит к выстроившимся в ряд вдоль окон компьютерам. Он проходит вдоль всех и – один за другим – активизирует скрин-сейверы. На экранах появляется одна и та же картинка: голый Хесус нагнулся над больничной кушеткой – или похожей на больничную.
