В памяти людских поколений — много, много войн. И всегда было так, что солдаты уходили на фронт, а мирные жители оставались в тылу. На фронте побеждали в боях и погибали при поражениях; в тылу худо-бедно, но жили. Война, которая может охватить землю теперь, обещает быть не такой, как прежде. Люди знают о ней пока что лишь по предположениям военных специалистов. Норов и лик ракетно-ядерной войны чудовищный.
На рабочей карте командира авиачасти, охватывающей сравнительно небольшой район боевых действий, вылупились в разных местах оранжево-зеленые круги атомных взрывов, поплыли ядовито-желтыми языками радиоактивные облака. В несколько мгновений цветущие земли превращены в пустыню.
На командном пункте работают офицеры штаба и солдаты-планшетисты. Обстановка уже прояснилась, уже известно, что начались тактические учения, а не война. Булгаков склонился над своей рабочей картой. Все, что нанесено на ней цветными карандашами, вся эта устрашающая роспись — просто рисунок. К счастью, он ни одним своим штрихом не отражает сегодняшней мирной действительности.
А вокруг — рыжая, голая степь простиралась до горизонта. С юго-востока к ней подступали отроги невысоких гор, покрытых мелколесьем, — где-то там оборудованы самолетные стоянки, скрытые под маскировочными сетями.
— Перекурим, — говорит Булгаков замполиту.
Когда Булгаков и Косаренко вышли на воздух, как раз взлетел уходивший на задание истребитель.
Булгаков проводил самолет глазами. Лейтенант Щеглов ему нравился, из молодых летчиков это был самый сильный.
— Как ты считаешь, Иван Максимович, способен такой, как, скажем, Лешка Щеглов, сегодня воевать?
Косаренко подумал, прежде чем ответить на такой вопрос.
— Я имею в виду современную боевую обстановку, — уточнил Булгаков. — Когда будут ядерные удары, когда в первые же минуты войны на нашем аэродроме останется эскадрилья или, может быть, всего несколько экипажей и каждому летчику придется действовать самостоятельно…
— То есть речь идет о моральной готовности летчика?
— Вот именно.
— Лично я уверен, что каждый из наших к смертному бою готов, — веско сказал Косаренко. И продолжал задумчиво, но убежденно: — Вспомните войну, товарищ командир. Вы ведь фронтовик и лучше меня знаете, как воевали наши летчики, такие же молодые ребята. Самому-то вам сколько лет было?
— Ну, двадцать один…
— Комсомольский возраст! — воскликнул Косаренко. — А кучу "мессеров" насшибал. — Он уважительно посмотрел на орденские планки командира.
Булгаков сдвинул на лоб фуражку, стараясь этим жестом скрыть смущение.
— Не обо мне речь, Иван Максимович.
— Я к примеру, товарищ командир.
— Поищи другой пример.
Они вернулись на КП.
Ночь прошла в относительном затишье: изредка появлялись на дальних рубежах самолеты "противника", разведчики; массированных налетов не было.
Внезапно усложнилась воздушная обстановка с рассветом. На зеленоватом кругу экрана засветилось множество белых точек — цели полезли к объекту с разных сторон. Порой некоторые засветки исчезали. Это значило, что бомбардировщики "противника" переходили на малые высоты, где локаторы не могли их взять.
Тем не менее перехватчики выполнили свою задачу, как оценил Булгаков, неплохо — ни одному бомбардировщику не удалось прорваться к городу. А если бы какой прорвался, тогда всем стараниям перехватчиков цена бы нуль, потому что даже один бомбардировщик способен нанести большому городу смертельный ядерный удар.
А ночью вдруг опять боевая тревога. Несколько бомбардировщиков летели на этот раз на огромной высоте, в стратосфере.
Булгаков поднес микрофон к губам. И тут повис у него на руке командир эскадрильи:
— Молодых не выпускайте, товарищ подполковник. Не стоит рисковать, товарищ подполковник!
— Ты не уверен в подготовке своих летчиков? — спросил Булгаков. — Зачем тогда второй класс им присваивали?
Штурман наведения подсказал командиру, что если поднимать перехватчиков, то сейчас, через две-три минуты будет поздно.
— Каркаешь ты! — грубо прикрикнул на него комэск. — Наплевать на твои цели! Они учебные. Лучше пропустить учебную цель, лучше двойку за перехват, чем брать на себя такую ответственность.
— Я докладываю обстановку, товарищ майор, а ваше дело решать, — пробормотал штурман наведения в замешательстве. Бывший летчик, недавний подчиненный этого же самого майора, он явно стушевался, услышав начальственный окрик.
— Гляди в экран и помалкивай. Ты за свои чертики-импульсы отвечаешь, а я за людей.
Булгаков с мрачным видом слушал перепалку офицеров. У него набухли щеки, отяжелела нижняя челюсть — верные признаки, что Булгаков сердит крайне. Офицеры его привычки знали: он не повысит голос в минуту гнева, не станет ругаться, он будет диктовать короткими рублеными фразами свою волю, и уж тогда попробуй перечить!
— Снимаю ответственность с командира эскадрильи, — сказал Булгаков. — Беру на себя.
Майор пожал плечами, но промолчал.
— Поднимайте всех, — приказал Булгаков по радио.
Вскоре на индикаторе кругового обзора возникли белые точки — импульсы своих перехватчиков. А раз они показались на экране, значит взлетели.
Лейтенант Щеглов перехватил цель почти на предельной высоте. Провел точную, короткую по времени атаку. Его навели на вторую цель. И тут он сработал, как зрелый воздушный боец.
— Шасси выпустил, прошу посадку, — прозвенел в динамике молодой, бодрый голос.
— Разрешаю, — отозвался Булгаков.
В помещение КП донесся затухающий гул истребителя.
Булгаков встал со своего вращающегося креслица, пригладил ладонью редеющий хохолок волос.
— Щеглову стоит, по-моему, объявить благодарность за отличный перехват, — сказал он. И добавил вполголоса, только для комэска: — Зря раскудахтался… Перестраховщик.
XXII
Подполковник Зосимов время от времени наезжал, вернее налетал, сюда вместе с начальством. Вадим Федорович служил теперь в штабе и его, опытного инспектора техники пилотирования, часто включали в группу генерала, когда тот вылетал куда-либо в часть.
Так и в этот раз. Диспетчеру КП стало известно, что на аэродром держит курс ИЛ-14 с бортовым номером "01". Сейчас же разыскали командира части — он находился в одном подразделении на дальней точке — и доложили ему о ноль-первом. Булгаков примчался в штаб, бросил налево-направо несколько распоряжений, мигом подхваченных подчиненными, сам же усилием воли привел себя в состояние готовности к любым неожиданностям — за время командования частью он этому обучился.
"Единичка" приземлилась мягко и осторожно, а порулила, куда ей нравилось, не обращая внимания на флажки дежурного техника, выглядевшего какой-то малозаметной букашкой на рабочем поле аэродрома.
Выключили моторы. По трапу спустился генерал, за ним — офицеры.
Булгаков четко доложил. На первые два-три вопроса командующего он ответил толково, даже оригинально, и сразу же их беседа приняла непринужденно-деловой тон, при котором раздражительность и окрики со стороны высокого начальства надежно исключаются. Булгаков увидел Зосимова среди сопровождающих, подмигнул ему дружески и немного снисходительно. Поздороваться как следует сейчас просто не было возможности.
Вопрос боевой готовности истребительной авиачасти ПВО — это такой всеобъемлющий вопрос… Прибывшие офицеры занимались каждый по своей службе, щупая натренированными руками и пронизывая зоркими глазами специалистов самую глубинку, самое существо. Генерал сказал, что они постараются не нарушать служебных планов, что их цель не столько контролировать, сколько помогать на месте. Все это хорошо, но люди все равно пребывали в напряжении и, будь их воля, от квалифицированной помощи охотно бы отказались.
Под вечер генерал куда-то уехал, прихватив с собой только адъютанта. Атмосфера несколько разрядилась. Булгаков сейчас же нашел Зосимова.
— Ну, здорово, Вадим Федорович! Давай хоть за руку подержимся, а то ты все с начальством, не подступиться к тебе.
— Если сказать честно, так это вас, товарищ командир полка, не оторвать было от начальства; как пристроился в правый пеленг к генералу, так и ходил весь день.
— Меня не отпускали.
— Видали мы, Валентин Алексеевич.
Слово за слово, и они слегка поцапались. Будто борцы во время разминки перед матчем — натерли друг другу уши до малинового цвета.
К ним подошли другие офицеры, и тут Булгаков, который всегда был остер на язык, хватил лишнего.
Взяв за локоть одного майора, он при всех погромче спросил его:
— Как идет проверка? Много ли недостатков накопали в твоей эскадрилье?
— Мала-мала есть, — отшутился майор.
