— Потому что она китаянка? — нахмурился Бартлетт.
— О, она была приглашена, но не захотела прийти. Это вопрос репутации. Чтобы сохранить репутацию мужа. Здешние «шишки» не одобряют смешанных браков.
— Когда женятся на туземках?
— Что-то в этом духе. — Она пожала плечами. — Вы поймете. Мне лучше бы представить вас ещё кое-кому из гостей, а не то я получу взбучку!
— Может, представите меня Хэвегиллу, банкиру? Как насчет него?
— Отец считает, что Хэвегилл — болван.
— Тогда, ей-богу, с этого момента он — болван на все сто!
— Хорошо, — согласилась она, и оба рассмеялись.
— Линк?
Оглянувшись, они увидели силуэты двух фигур в потоке света, льющегося из дверного проема. Голос и очертания Кейси он узнал сразу, а вот мужчину нет. Оттуда, где он стоял, против света было не видно.
— Привет, Кейси! Как дела?
Он запросто взял Адрион под руку и подвел к силуэтам.
— Я тут обучал Адрион некоторым тонкостям пула.
— Ну, это можно назвать недосказанием года, Кейси, — засмеялась Адрион. — Линк в этом просто супер, правда?
— Да. О, Линк, Квиллан Горнт хотел поздороваться с тобой перед уходом.
Адрион резко остановилась и побледнела. Линк испуганно остановился.
— Что случилось? — спросил он.
— Добрый вечер, мистер Бартлетт, — сказал Горнт, шагнув к ним в поток света. — Привет, Адрион.
— Что вы здесь делаете? — еле слышно спросила она.
— Просто зашел на пару минут, — пояснил Горнт.
— Вы видели отца?
— Да.
— Тогда убирайтесь! Убирайтесь и оставьте этот дом в покое, — проговорила Адрион тем же еле слышным голосом.
Бартлетт удивленно уставился на неё.
— В чем дело, черт возьми?
— Это долгая история, — спокойно произнес Горнт. — Об этом можно поговорить завтра — или на следующей неделе. Я лишь хотел подтвердить, что мы ужинаем во вторник. Или, если вы будете свободны на выходных, можно выйти на целый день на моей яхте. В воскресенье, если погода будет хорошая.
— Спасибо, думаю, да, но можно мы подтвердим это завтра? — Бартлетт все ещё пребывал в замешательстве из-за Адрион.
— Адрион, — мягко обратился в ней Горнт. — Аннагрей уезжает на будущей неделе. Она просила передать, что ждет твоего звонка. — Адрион не ответила, не сводя с него глаз, и Горнт добавил, обращаясь к остальным: — Аннагрей — моя дочь. Они добрые подруги, ходили всю жизнь в одни и те же школы. Аннагрей уезжает учиться в Калифорнийский университет.
— О, если мы можем чем-то быть полезными для неё… — начала Кейси.
— Очень любезно с вашей стороны. Вы познакомитесь с ней во вторник. Видимо, тогда мы и сможем поговорить об этом. Я сказал бы…
На другом конце бильярдной распахнулась дверь, и появился Данросс. Улыбнувшись, Горнт снова перенес внимание на них.
— До свидания, мистер Бартлетт — Сирануш. Увидимся во вторник. До свидания, Адрион. — Он слегка поклонился им и, пройдя через весь зал, остановился. — До свидания, Иэн, — вежливо проговорил он. — Благодарю за гостеприимство.
— До свидания, — так же вежливо попрощался Данросс и отошел в сторону. Его губы скривились в легкой усмешке.
Он провожал Горнта взглядом, пока тот не вышел через главный вход, а потом переключил внимание на бильярдную.
— Сейчас начнется ужин, — объявил он ровным голосом. И потеплевшим. — Вы, должно быть, умираете с голоду. Я вот точно умираю.
— Что… что ему было нужно? — слабым голосом пролепетала Адрион.
Данросс с улыбкой подошел к ней:
— Ничего. Ничего особенного, моя кошечка. Квиллан с возрастом становится добрее.
— Ты уверен?
— Уверен. — Он обнял её одной рукой и чуть прижал к себе. — Не нужно забивать этим свою милую головку.
— Он уехал?
— Да.
Бартлетт начал что-то говорить, но тут же осекся, поймав взгляд Данросса поверх головы Адрион.
— Да. Все великолепно, дорогая. — Данросс снова слегка прижал дочь к себе, и Бартлетт заметил, как согретая отцовским теплом Адрион приходит в себя. — Не о чем переживать.
— Линк показывал мне, как он играет в пул, и тут… Это вышло так неожиданно. Он был как привидение.
— У меня тоже ноги подкосились, когда он появился, как злая фея из сказки, — усмехнулся Данросс, а потом добавил, обращаясь к Барлетту и Кейси: — Квиллан любит устраивать представления. — А затем лишь одному Бартлетту: — Поговорим об этом после ужина, наедине.
— Конечно. — Бартлетт обратил внимание, что глаза тайбаня не улыбаются.
Послышался гонг — сигнал к началу ужина.
— Ах, слава богу! — воскликнул Данросс. — Пойдемте все, наконец-то еда, дождались. Кейси, вы за моим столом. — Так же любовно обнимая Адрион, он повел её к свету.
Кейси и Бартлетт последовали за ними.
Горнт уселся за руль черного «роллс-ройса» модели «силвер клауд», припаркованного у самого Большого Дома. Вечер был хороший, хотя влажность снова повысилась. Горнт остался доволен собой, даже очень.
«А сейчас ужин и Джейсон Пламм. Как только этот тип согласится, можно считать, что с Иэном Данроссом покончено и этот дом мой, а также „Струанз“ и все это вместе взятое — мое!
Все получилось лучше не придумаешь: сначала почти сразу Кейси и Иэн, и я выложил карты перед ними обоими. Потом Хэвегилл и Ричард Кван. А после Бартлетт в бильярдной, и напоследок снова сам Иэн.
Отлично!
Значит, так: Иэну объявлено, Бартлетту объявлено, Кейси, Хэвегиллу, Ричарду Квану, а также Пламму. Ха! Если бы они только знали.
Все отлично. Только вот Адрион. Жалко её, жалко, что детям достаются в наследство распри отцов. Но такова жизнь. Джосс. Жалко, что она не хочет выйти в мир и покинуть Гонконг, как Аннагрей. По крайней мере, до тех пор пока мы с Иэном Данроссом не разрешим в конце концов наши разногласия. Лучше бы её здесь не было, когда он разорится, и Пенелопы тоже. Хотя будут они здесь или нет — джосс. Хотелось бы, чтобы он был здесь, когда я вступлю во владение его ложей на скачках, постоянным местом во всех советах директоров, всеми синекурами, документами — о да! Скоро они будут моими. И мне позавидует вся Азия. — Он рассмеялся. — Да. Пора. И тогда все призраки успокоятся. Проклятье на всех призраков!»
Он включил зажигание и завел двигатель, наслаждаясь роскошью настоящей кожи и ценных пород дерева, запахом фешенебельности и богатства. Затем включил передачу и выехал на дорожку мимо площадки, где стояли машины всех остальных гостей, вниз к массивным главным воротам из кованого железа с гербом Струанов. Он остановился, чтобы пропустить поток машин, и увидел в зеркале заднего вида отражение Большого Дома. Высокого, просторного, манящего ярко освещенными окнами.
«Скоро ты на самом деле будешь мой. Я стану закатывать здесь такие приемы, каких Азия никогда не видела и не увидит. Думаю, мне понадобится хозяйка. Как насчет этой американочки?»
Он фыркнул.
— А-а, Сирануш, какое прелестное имя, — с хрипотцой промурлыкал Горнт вслух, вкрадчиво, как давеча.
«С этой штучкой сладить — пара пустяков, — уверенно заключил он. — Нужен лишь шарм Старого Света, великолепное вино, легкая, но изысканная еда и терпение, а также принятая в высшем свете манера изъясняться, мужская утонченность и никаких ругательств, и она падет, когда тебе захочется. А потом, выбрав правильный момент, можно заговорить с ней грубо, с некоторой продуманной резкостью, и ты отомкнешь всю её затаенную страсть, как это ещё не удавалось ни одному мужчине.
Если я правильно её понимаю, она нуждается в ласках человека, знающего в этом толк. Так что или Бартлетт никуда не годится, или они действительно не любовники, как указано в тайном докладе. Интересно.
Да, но хочешь ли ты её? Как игрушку — да. Как орудие — конечно. Как хозяйку — нет: слишком раскованна».
Дорога очистилась, он выехал и направился к перекрестку, где повернул налево, и вскоре оказался на Пик-роуд. Отсюда он покатил вниз по склону к Мэгэзин-Гэп, где у Пламма была квартира в пентхаусе. После ужина с ним нужно было успеть на ещё одну встречу, а потом в Ваньчай, в одну из частных квартир и в радушные объятия Моны Лян. У него даже пульс участился при мысли о её яростных ласках и почти нескрываемой ненависти к нему, ко всем гуйлао, которая, впрочем, уступала её любви к роскоши и желанию пользоваться квартирой, куда её поселил Горнт, и получать то скромное ежемесячное содержание, что он ей выделил.
— Никогда не давай столько, чтобы им хватало, — говаривал ему Уильям Горнт. — Одежду, драгоценности, отдых — да. Но денег не слишком много. Контролируй их долларовыми купюрами. И никогда не думай, что они любят тебя самого. Они любят только твои деньги, только деньги, и так будет всегда. Чуть копни — и обнаружишь, что они презирают и всегда будут презирать тебя. Если подумать, это вполне справедливо: мы не китайцы и никогда ими не будем.