– Ромка, где тебя черти носят?!
– Что случилось, Зинуль?
– Я обзвонила все места, где ты мог быть! Где ты шляешься, тебя все ищут!
– Не поверишь – в Нескучном саду гулял. Думал.
– Думал он. Работать надо, а не думать!
Вот Зинка расстроится, когда узнает, что её неожиданному и сказочному приработку пришёл конец. Она только во вкус вошла и оказалась незаменимым помощником, очень энергичной и порядочной – даже Табаков не смог её завербовать. Хотя стращал проверками в общаге, говорил, что на неё куча материала имеется. Но не на ту напал – Зинка потвёрже любого мужика оказалась. Конь с яйцами, а не баба! А стучала на него Ленка – вот на кого никогда бы не подумал. Он пригласил её в загородный ресторан, но оказались они в холодном и мокром лесу. Не пришлось даже угрожать, она, видимо, не могла больше носить эту тяжесть в себе и, рыдая, всё рассказала. Оказывается, она давно была на связи у майора и стучала, как аппарат Морзе, а заодно и спала с ним. Как сама сказала, в надежде, что пожалеет он её, если что, и не сдаст, как Седого в своё время. Но вот про Ромку она молчала, не вставляя в отчёты. Выдумывала мифических персонажей, даже про Олега отчиталась, но он не вызвал интереса по причине скудости операций. Говорит, любила и любит до сих пор. Ну, бог ей судья. А когда его наружка во время спецоперации срисовала возле универмага и сначала отследили все связи, а потом и взяли с поличным, Табаков вызвал её, сам не свой от ярости, и обещал немедленно посадить за нарушение их соглашения, ну и приревновал, естественно. Он далеко не дурак и догадался обо всём. А у неё – двое маленьких. Вот и начала стучать на него, спасая пацанов. Куда они без неё, муж – алкоголик. А знала она про него очень многое, он доверял и советовался с ней не только по бизнесу. Как ни был Ромка зол, но стало её жалко, гнев улёгся, несмотря на собственную исковерканную судьбу. Он всё простил, довёз до дома и поцеловал на прощание. А она, выходя из машины и всё ещё шмыгая красным носом, напоследок сказала, что Сергей Иванович – говно по сравнению с ним в постели. Маленькая месть, а приятно!
– Да ладно, Зин. От работы кони дохнут. Что там самое важное?
– Седой два раза звонил, денег хочет. Сказал, ты знаешь за что. Карапетян тоже звонил, сказал, что только с тобой лично говорить будет. С Мытищами я решила вопрос, сказала, что ты завтра как штык с утра у них будешь и всё привезёшь. И это… приезжала тётка эта крашеная с Банного переулка, из бюро по обмену жилплощади, сказала, что нашла шикарный вариант: трёшка на «Университете» – дом преподавателей МГУ на Ломоносовском, с башенками, знаешь?
– Конечно. Шикарный дом – лучший в районе.
Он ответил безо всякого энтузиазма, и Зина удивлённо посмотрела на него – она была уверена, что эта тема для него в приоритете. Так оно и было ещё совсем недавно – Катя мечтала остаться в своём районе и слышать не хотела ни о каком Сабурово. Это вообще где? За МКАД, что ли? Или в Пензе? Её не интересовало, каких трудов и денег ему стоило заполучить пай на трёхкомнатную квартиру улучшенной планировки в новом кооперативе для передовиков производства одного из известнейших заводов страны. Комсомольский лидер этого промышленного гиганта расстался со своей мечтой за очень кругленькую сумму, справедливо рассудив, что решит свой жилищный вопрос, когда перейдёт на ответственную должность в райком партии, к чему приложил уже немало усилий, и результат был не за горами.
– Готовы меняться. Хотят доплату, – она понизила голос, – тысячу долларов. Это немного, она говорит, там ремонт шикарный. Я уже позвонила Аркаше, он сказал, что по четыре пятьдесят тысячу сделает. Но если ты сам подъедешь, может, и дешевле договоришься. Ты умеешь убеждать людей, – тут она прыснула в ладонь, – только надо торопиться. Это еврейская семья, они в Израиль уезжают и ждут вызова вот-вот. Их потому кооператив интересует, что они надеются ещё и пай продать. Могут рояль оставить какой-то антикварный за отдельные деньги – твоя вроде школу музыкальную окончила? – Зина недолюбливала Катю и обычно говорила о ней с ехидцей, но не в этот раз. – Кстати, она тоже звонила, сказала, чтобы ты набрал, как появишься. Голос расстроенный, наверное, опять с мамашей поцапалась.
Ромка только вздохнул. Сколько же людей пострадает от одного его решения. Причём людей близких. Самых близких. Он снял телефонную трубку и набрал до боли знакомый номер:
– Привет! Хорошо, понял. Буду через двадцать минут, – и положил трубку, тоскливо глядя в темноту за окном.
Зина встрепенулась:
– Куда намылился? Поешь хоть! С утра же крошки во рту не было. Подождёт, ничё с ней не случится. Я суп гороховый сварила, твой любимый. Мяса с картошкой натушила.
Зине было за сорок. Своих детей у неё не было, и она относилась к Ромке как к сыну, по-матерински ревнуя его ко всем этим вертихвосткам.
– Нет, Зин, извини. Там правда что-то случилось. Поеду я. Вернусь – поем.
* * *
Вернулся он на удивление быстро. За время его отсутствия произошло из ряда вон выходящее событие, и Зина была вся как на иголках. Стоило ему открыть дверь её комнаты, как она уж было открыла рот – и осеклась. На Ромке не было лица. Она не видела его таким никогда, даже во время памятного комсомольского собрания, где его незаслуженно поносили на чём свет стоит. Она только охнула и, забыв про своё неотложное известие, тихонечко поинтересовалась:
– Все живы?
– Да. Все живы.
Он отвечал ровным бесстрастным голосом, и, зная его обычную эмоциональность, она только пуще заволновалась. Но у женщины всегда найдётся дело, которое поможет ей хоть ненадолго отвлечь себя и других от любых волнений в моменте, если все живы.
– Ну тогда иди мой руки – и за стол. Да захвати там на кухне кастрюлю с мясом. Чугунная, на крайней плите. А я суп наливаю.
Он молча развернулся и, двигаясь на автомате, отправился выполнять указание. Когда за ним закрылась дверь, она бессильно опустилась на стул.
– Что ж такое на нашу голову? Бросила она его, что ли? – посидела немного, собираясь с мыслями. – Так и хорошо бы. Лучше сейчас, чем потом. Перемучается – и пройдёт. Баба с возу – кобыле легче, – и, решив для себя проблему, захлопотала накрывать на стол.
Пока он сидел и механически ел, не чувствуя вкуса, она молча смотрела на него, подперев подбородок рукой и не нарушая процесса. Стоило ему отодвинуть пустую тарелку, тут же сообщила:
– Зуев звонил. Да, тот самый. Сказал, что ждёт тебя у себя, во сколько бы ты ни приехал. Сказал, кто старое помянет, тому глаз вон! Что дело срочное и лично для тебя очень важное. В общем, поезжай к нему, не мешкай!
У Ромки что-то колыхнулось в груди, пробив защитную апатию. Он испытал одновременно тревогу и надежду, безошибочно связав звонок Зуева с Табаковым. Наверняка тот был в курсе его проблем, но зачем Ромка понадобился могущественному директору, оставалось загадкой. Как бы там ни было, он шементом скатился с лестницы и запрыгнул в ещё тёплую машину. Послушаем, что скажет старый негодяй, терять ему всё равно теперь нечего.
* * *
По дороге он невольно прокручивал в голове разговор с Катей. Зина была права, та в очередной раз поругалась с матерью и была нервная и расстроенная. На сей раз мать перешла черту, обозвав её шлюхой и потребовав определиться: «Или я, или он!» Катя выбрала его и теперь хотела услышать от него не просто слова поддержки, а конкретику. Два месяца назад ей исполнилось восемнадцать, и он, поздравляя, сказал, что купил для них квартиру. Она сильно удивилась:
– Квартиры же не продаются!
– Всё в этом мире продаётся, кроме чести и любви. Это кооператив для передовиков производства и комсомольского актива завода ЗИЛ. Мне выделили пай, и я его выкупил.
– Но ты же не работаешь на ЗИЛе. Ты вообще теперь студент.
– А собрание кооператива решило, что я такой офигенный активист, что достоин жить в одном доме с ними.
Через неделю он подкатил к факультету на новенькой «семёрке», и все раскрыли рты. Вот вам и пензюк! После этого Катя перестала скрывать их отношения. Да и то, студент дневного, без пяти минут москвич с отдельной квартирой, катается на новенькой экспортной «семёрке», круче даже, чем у Пашки Воробьёва. Теперь его с удовольствием приглашали на сэйшены в Катину тусовку, а её подруги умирали от зависти. И первая – Дашка Колманович: «Я всегда говорила, что у Романова светлые мозги и он далеко пойдёт!» – а заодно строила ему глазки. Он сделал Кате предложение, и она согласилась, поставив только одно условие – чтобы он поменял Сабурово на «Университет». Оставалось только одно препятствие – её мама. Та и слышать ничего не хотела про замужество дочери с этим проходимцем беспородным. Откуда у него деньги, квартира, машина? «Ох, мама, мама, как же ты была права!» В этом Катя убедилась сегодня. Он в двух словах описал ей ситуацию, впервые рассказав, чем занимается, и, не удержавшись, зачем-то брякнул про только что появившийся вариант обмена.
