– Но наверняка там много подлости и предательства.
– И это есть, конечно. И это тоже нужно передать, пусть знают, как власть может искушать, каким человек слабым бывает, это же опыт, Кира. Ну если это наша история, если это формирует наш уклад, пусть мои дети и внуки знают, как это пережить, как с ума не сойти. Что важно, а что нет. Чтобы не заново все начинать.
– А ты сам знаешь, что важно, а что нет?
Петя остановился, сцепил руки у груди. Опять появился колобок со щупальцами. Потом резко выбросил руки в разные стороны:
– Понял?
Опять Мухин всё спас. Позвал к цыганам, сказал – явка обязательна, кто не придет – тому цыганский сглаз.
Ресторан хоть и назывался «Советским» все равно оставался «Яром». Здание перестроили после войны, Сталин любил там принимать важных гостей. Высоченные потолки, как на вокзале. Колонны, лепнина, позолота, люстра хрустальная, точная копия той, что в Большом театре, по бокам у сцены зеркала, сразу и понять было нельзя, что это зазеркалье, а не продолжение реальности.
– Как еще встретить современному человеку 7 ноября? Конечно, пойти к цыганам. – Антону тут нравилось.
Они принарядились, Вера выглядела роскошно, черное платье ниже колен с бардовой бархатной вставкой, по центру – тонкое шитье золотой ниткой, канитель.
– Бабкино, – пояснила она, поймав Петин взгляд. – Хоть и не модное, зато вечное. Подозреваю, что и она его в наследство получила. А ты чего один-то? Девок мало?
– Девок много, толку мало.
Вера почему-то улыбнулась.
– Найду тебе, – пообещала она. – Я знаю, какая тебе нужна. – Она кивнула на Антона. – Или со кровище свое наконец-то сбагрю и сама к тебе приду.
Их столик был недалеко от сцены, предстояло наконец-то увидеть Белого цыгана при исполнении. Что-то типа творческого отчета.
Публика Пете сразу не понравилась. Все красивые, одеты хорошо, но какие-то одинаковые. Вернее, что-то в глазах у них было одинаковое. Зазеркалье. Петя даже на всякий случай нашел себя в большом зеркале: нет, он вроде бы живой.
Скоро подошли Кира с Белкой.
– Как с обложки «Польской моды». – Вера оценила их вид. – Собачки только не хватает.
– А к твоему платью другого бы кавалера, – посоветовала Белка.
– Какие наши годы. – Вера была не против. – Все только начинается.
– Какой-то зоопарк вокруг. – Белка огляделась. – Откуда эти хари повылезали, интересно?
Первый тост – как обычно. Чтобы не было войны.
– А что с Китаем? – спросил Петя.
– Все плохо. Мой прогноз – шестьдесят процентов. – Антон был настроен пессимистично.
– Ты про что? – не поняла Белка.
– Про войну, милая.
– А что мы с ними делим?
– Маркса, – улыбнулся Кира. – Сцена ревности. Не можем понять, кто из нас его лучше трактует.
– Идиотизм.
– Самые лютые войны из-за этого и были.
– Может, отдать им его? Пусть берут и сами теперь мир воспитывают.
– Марксизм вообще не наука, это пшик, – изрек Антон. – Не предсказал ни единого события, все получается наоборот. А человеческую природу он вообще не понимает.
Вера посмотрела на него с удивлением:
– Ты куда там по вечерам ходишь-то, вольтерьянец?
– А сама мне чего жужжишь без конца?
– Все врем, врем, – вздохнула Вера. – Везде, где только можно. Что ни включи, куда ни сходи. Ничего уже на этой подпорке не держится.
Была она прекрасна, на нее то и дело поглядывали мужчины с соседних столиков. В ней явно поднакопилась сила, пока сидела взаперти.
– Платим налог в пользу идеологии. Процентов семьдесят, не меньше, – оценил ущерб от марксизма Кира. – Все на ветер.
– Если ввяжемся, то лет на пятнадцать. – Антон продолжал выстраивать свой прогноз.
– Ты про что? – опять не поняла Белка.
– Я про войну, милая. Атомную бомбу мы не кинем, факт. Американцы во Вьетнаме теряют примерно сто человек в день. Но у нас с Китаем будет иной масштаб. Потеряем минимум шестьдесят миллионов. Не самых худших, как обычно. Вот тогда русский народ и сгинет окончательно.
– Да ладно, не пугай нас, – отмахнулась Вера. – Ты либо телятину свою с хреном ешь, либо приговор нации зачитывай.
– Америка уже угрохала половину своего золотого запаса. Война ей стоит тридцать миллиардов долларов в год.
– Я читал, Джонсон призвал всех американцев отказаться на три года от зарубежных поездок, – сказал Петя. – Экономят.
– Это их не спасет. А де Голль молодец.
– Почему?
– В прошлом году прибыл в Америку с визитом, заодно привез с собой 191 миллион зеленых бумажек и предъявил их к обмену на золото. Назад увез шестьдесят шесть тонн.
– Красавчик.
– Они ему этого не простят, – задумчиво сказала Вера.
– А по поводу Китая… – вернулся к своей теме Антон. – У нас два крыла в руководстве. Одни предлагают внести Сталина в Мавзолей и помириться с китайцами. При этом мы неизбежно побеждаем в холодной войне: Америка нас двоих не потянет. Брежневская команда, наоборот, за разрядку, им лишь бы все было спокойно. Хотят договориться с Америкой, что, в принципе, уже и произошло. Та уже сама боится пошевелиться, с нас за чехов спросить. Реально страну лихорадит, Вьетнам потихоньку их в могилу сводит. Ну а если замиримся – холодной войне конец, тут-то нас Китай и примет. С предателями разговор короткий. Плюс еще миллиард человек давит, тесновато у них. А тут наш Дальний Восток, пустой совсем, приходи да бери. – Антон махнул рукой. – Нужно все по-другому делать.
– По-другому – это как? – заинтересовался Кира.
– Нужно переключиться. С внешнего на внутреннее.
– Ну, наконец-то.
– Всех оставить в покое. Арабы без нас прекрасно разберутся, у них ислам. Южной Америке тоже никто не угрожает, никто туда с армией не полезет. Африканцы пусть сами свой путь проходят, им это полезно будет. Не нужны нам ни проливы, ни океаны. У нас все есть. Земля – вот высшее богатство. И как простор для расселения, и как биосфера, и как покров для ресурсов. Нужно осваивать наш Северо-Восток.
– В смысле? – не понял Петя.
– Европейскую часть, азиатскую, всю Сибирь. Построить все заново на новом месте. Но делать это теперь по уму: ничего не испохабить, реки не загрязнять, землю в свалку не превращать. Никакого промышленного гигантизма, строить «мягкие города». Дома – красивые, малоэтажные. Шлагбаумы при въездах – только электромобили и конная тяга. Бороться за каждую деревню в три двора. Ведь едешь по стране – такая красота. Но только там, где человек руку не успел приложить.
– На такой красивой земле живут такие несчастные люди… – вздохнул Кира.
– Где ты это все подбираешь? – Веру ее муж сегодня непрерывно удивлял. – Слава богу, уезжаем скоро. А то совсем с катушек слетишь, почвенник.
– Куда уезжаете? – удивилась Белка.
– В Австрию. – Вера посмотрела на Антона, не сболтнула ли чего лишнего.
– Надолго?
– На три года. – Антон принял таинственный вид. – А там как пойдет.
Началась программа, объявили Раису Жемчужную, зал сразу пришел в движение. Вышла красивая немолодая цыганка и запела неожиданно ярким и чистым голосом.
Появился Мухин.
– Ну что, загниваете помаленьку? – оценил ситуацию он. – Нравится?
– Мухин, мне теперь ясно, почему тебя сюда занесло. – Антон кивнул на зал с лепниной и позолотой. – Шел ты к этому, шел и пришел.
– Да ладно, мы тут постольку-поскольку. У нас серьезные концертные площадки, телевидение, Кремль… Цыгане теперь – высокий жанр. Смотрел «Неуловимые мстители»? Данька – из рабочих, Валерка-гимназист – интеллигенция, Яшка – цыган. Понял в какую сторону все развивается? Ты хоть в курсе, что ваш Чапаев тоже цыганом был?
– Да ну тебя.
– Можешь проверить. И Зыкина.
– И «Битлз».
– Не, эти не наши. Но Элвис – наш. И Чарли Чаплин. Все – цыгане. Дайте-ка водочки махнуть. Видели, что Раиса Юсуповна творит?
Жемчужная прогрела зал до нужной кондиции. Даже лица у людей изменились, разгладились, стали похожи на детские. Волшебная сила искусства.
– Она только по кабакам теперь и поет. А еще пару лет назад девять концертов в день могла взять в лучших залах.
– Округляет?
– Да нет. Перекрыли ей все ходы. – Мухин посерьезнел. – Не при вас будет сказано.
– Это как? – тут же заинтересовалась Белка.
Мухин только рукой махнул.
– Да ладно, говори. – Антон кивнул. – Я одной ногой уже в Австрии, этот вообще теперь хиппи, а Петя тебя не сдаст, кто же еще ему музыку будет доставать…
– Сам, что ли, не понимаешь? Вербовали ее ваши. А она послала на три буквы. Не она, кстати, первая. Таких теперь достаточно. Хорошо, если есть возможность на коммерческую схему перейти, а так – в лесники. Или мороженое продавать.
Жемчужная пела, все молчали, каждый думал о своем.
Петя вышел, встал у гардероба. На него вдруг посмотрел молодой человек из зазеркалья.
* * *
На сцене выступала молодая цыганка. Высокая, стройная, с огромными карими глазами; когда начинала пританцовывать, ее тело превращалось то ли в парус, то ли в ветер. Подыгрывали ей на гитарах двое, цыган Белый и цыган настоящий. Рада и Николай Волшаниновы – вот, значит, они какие.
