Когда впереди показались храмы, бани и триумфальная арка императора Искандера Двурогого, он простер руку и сказал:
— В этих развалинах я должен был встретиться с джинами. Не дождавшись, я уехал туда.
Он изменил направление руки.
— В часе езды отсюда находится постоялый двор. Я полагаю, что мы думаем об одном и том же.
Имран, вспоминавший в это время свой последний разговор с Анной, удивленно посмотрел на попутчика.
— Я думаю, — сказал Ахмад Башир, — что не следует приближаться туда без подготовки, и не следует туда ехать сразу вдвоем, сначала надо все разведать. Один из нас поедет вперед, другой с протоколом останется здесь.
— Поеду я, — сказал Имран, — тебя они знают в лицо.
— Это правильно, — согласился Ахмад Башир, — поезжай вперед, оглядись там. Только особенно не умничай, будь таким, каким ты был, когда мы встретились. Почувствуешь опасность, не спеши уходить, чтобы не вызвать подозрения. Если все будет спокойно, возвращайся за мной. Я подожду тебя здесь.
— Хорошо, — согласился Имран.
Он пришпорил коня и вскоре скрылся из виду. Ахмад Башир повернул коня к развалинам, где спешился, расседлал и стреножил коня. Затем, достав из хурджина два маленьких коврика, расстелил их на каменных плитах меж колон триумфальной арки. Положил под голову седло и лег, укрывшись шерстяным плащом.
День был теплый. Солнце пригревало почти по-весеннему. Ахмад Башир лежал, глядя на горную гряду, огибающую долину Меджерда. Он пытался представить, что сейчас происходит на постоялом дворе, но усталость, накопившаяся в нем за три недели путешествия, была столь велика, что вскоре он заснул.
Не желая показаться трусом, Имран ничем не выдал своих опасений, хотя оснований быть узнанным у него было не меньше, чем у Ахмад Башира. За то время, что он провел рядом с Абу Абдаллахом, ему приходилось сталкиваться с некоторыми людьми из исмаилитской верхушки.
Имран подъехал к гостинице, привязал во дворе своего коня, поднял голову и увидел, что из окон дома за ним наблюдают, по меньшей мере, четыре пары глаз. Вышедшему служителю Имран поклонился и задал вопрос:
— О, достопочтенный хозяин богоугодного заведения! Не найдется ли в этом доме кров и пища для путника?
Слуга остался доволен обращением, улыбаясь, он сказал:
— Есть у нас и кров, и пища, заходи.
Имран вошел в дом и оказался в большой комнате, за столом сидели шесть человек постояльцев. У стены в очаге был установлен треножник, на нем стоял котел с дымящейся похлебкой.
— Мир вам! — произнес Имран. — Кажется, я успел вовремя, хотя обычно к обеду опаздываю.
Сидящие повернули головы в сторону пришедшего, и вразнобой ответили на приветствие. Из соседней комнаты появился человек, назвался хозяином и предложил сесть за стол и отобедать вместе со всеми.
— Издалека путь держишь? — спрсил хозяин, вглядываясь в лицо гостя.
— Из Меденина, — не задумываясь, ответил Имран, — в Тунис еду.
Хозяин кивнул, подошел к очагу, помешал большой деревянной ложкой варево, бросил в котел какой-то приправы. Кажется, он соединял в себе еще и обязанности повара.
— Повара отпустил сегодня, — пояснил хозяин, — жена у него рожает. Вот, приходится самому суп варить. Говорю ему: «что тебе там делать, не будешь же ты роды принимать?», а он заладил, отпусти да отпусти.
Сидящие за столом сдержанно засмеялись. Имран только сейчас позволил себе рассмотреть их, до этого он старался этого не делать. Лица присутствующих были ему не знакомы. Двое из них были одеты как купцы средней руки: в добротных халатах — рида, поверх рубах — камис, и штанах. Один выглядел суфием — в остроконечном колпаке, покрытом изречениями из Корана и заплатанном халате, причем заплаты были нашиты на совершенно новый халат. Остальные в одинаковых, дешевых джубба, смахивали на простолюдинов. Когда утих смех, в наступившей ненадолго тишине, обостренный слух Имрана совершенно явственно уловил скрип половицы на втором этаже прямо над головой.
Суфий продолжал, видимо, прерванный появлением Имрана разговор.
— А вот хадис ал-Лайса б. Са'ада, который сказал: «Мне рассказывал Абу Шуджа Са'ид б. Иазид ал-Химиари, передавший сведения Халида б. Абу Имрана, повествовавшего по сообщению Ханаша ас-Сан'аки со слов Фадалы б. Убайды, который сказал: „Я купил в день Хайбара ожерелье, в котором были камни и золото, за двенадцать динаров и разобрал его. И вот только золота оказалось больше двенадцати динаров. Я рассказал об этом посланнику Аллаха — да благословит его Аллах и да приветствует — и он молвил: 'Тебе продавали не для того, чтобы ты разбирал“».
— В этом есть глубокий смысл, — громко сказал Имран, привлекая к себе внимание, — вот спасибо тебе, сеид.
— Какой смысл? — с интересом спросил хозяин.
— А смысл здесь в том, — ревниво сказал суфий, — что человек, продавший ожерелье, нуждался и просил денег меньше стоимости ожерелья.
— Это явный смысл, — возразил Имран, — но есть еще и неявный. Как видно из хадиса, действия рассказчика вызвали у посланника раздражение. Почему, ведь налицо явная выгода. Человек, заплатив, образно говоря, даник, получил полновесный золотой динар, что в этом плохого? Никто не смеет уличить посланника в человеконенавистничестве, значит тут другое. Принимай вещь такой, какая она есть, такой, какой она себя подает. Не старайся докопаться до сути. Золота в ожерелье оказалось больше, чем оно стоит, но ведь это один случай из десяти тысяч. Как правило, всегда бывает наоборот. Покупаем золото, оказывается, что это надраенная до блеска бронза.
Имран замолчал.
Хозяин хмыкнул и крикнул слугу. Тот явился с ворохом посуды и принялся раскладывать ее на столе.
— А ты откуда такой умный взялся? — с неподобающей его сану дерзостью спросил суфий.
— Из Меденина, — сказал Имран, — в Тунис еду.
Суфий смерил «умника» взглядом и отвернулся. Видимо, он остался недоволен ответом.
Хозяин попробовал варево и объявил:
— Суп готов, — и стал разливать его по тарелкам.
От запаха вареной баранины, наполнившего комнату, у Имрана рот наполнился слюной. Застучали ложки, послышались звуки, издаваемые ртами втягивающими воздух.
После обеда купцы затеяли игру в кости. Суфий сел у окна и принялся перебирать четки, крестьяне наблюдали за игрой, негромко комментируя ее. Имран подсел поближе к очагу, спрятал лицо в воротнике кафтана и сделал вид, что дремлет. Нельзя было возвращаться к Ахмад Баширу, не узнав, кто находится наверху. Появилась какая-то старуха, с закрытым паранджой лицом. Скрипучим, поминутно прерываемым кашлем, голосом попросилась погреться и отдохнуть.
— Ладно, — нехотя разрешил хозяин, — заходи.
Старуха села у огня, вынудив Имрана отодвинуться.
Делая вид, что засыпает, Имран несколько раз уронил голову. Поднялся и, обращаясь к хозяину, сказал:
— Эй, почтенный, не найдется ли у тебя свободной комнаты для отдыха?
Корчмарь посмотрел на игравших в кости, помялся и сказал:
— Есть одна комната свободная, до вечера можешь отдохнуть. Дирхем это будет стоить.
— Это мне подходит, — сказал Имран, поднялся и пошел вслед за хозяином.
На втором этаже было две комнаты. Имран ткнулся, было в одну дверь, но был остановлен хозяином.
— Не сюда, — нервно сказал хозяин, — вот сюда.
Хозяин открыл другую дверь и сказал:
— Вот свободная комната.
Имран вошел в комнату.
— Рассчитайся со мной, — попросил корчмарь.
Имран вложил в руку хозяина исмаилитский знак. Кочмарь с недоумением поднес ладонь к глазам и, разглядев, едва не отпрыгнул в сторону.
— Разве это ты? — с изумлением спросил он.
— Я, — подтвердил Имран.
— Как же ты изменился, — недоверчиво сказал корчмарь.
— Торопись, — неприязненно сказал Имран, — у меня мало времени.
— Ты достал то, что нужно?
— Достал, давай деньги.
— Подожди, — боязливо сказал хозяин, — я сейчас вернусь.
Он вышел из комнаты. Имран приблизился к окну, оно выходило в степь. Имран не мог дать объяснения своему поступку. Это был какой-то порыв. Рука сама нашарила печать и протянула корчмарю.
Имран услышал, как открылась дверь напротив, и готов был поклясться, что слышит взволнованный голос хозяина. Через некоторое время послышались шаги на лестнице. Поднималось сразу несколько человек. Можно было еще выпрыгнуть в окно и попытаться бежать, но Имран вдруг почувствовал полнейшее безразличие к происходящему.
Дверь за его спиной открылась, кто-то вошел в комнату и произнес:
— Добро пожаловать.
Имран медленно обернулся. Лицо говорившего было ему знакомо — это был Меджкем, правая рука Убайдаллаха. Один из самых преданных фатимидскому халифу людей, ярый враг покойного Абу Абдаллаха. Прежде чем вошедший успел узнать его, Имран понял, что заговор племянника халифа не удался. Глаза Меджкема расширились, на лице его отразилось удивление.
