«Да. Я расскажу тебе кое-что очень любопытное. Около года тому назад я гулял вдоль Темзы. Знаешь, рядом с Саутуорком? И вдруг мне почудилось, будто я вижу мост из домов. Мерцающий мост, перекинутый через реку».
«Мост на Темзе обвалился, обвалился, обвалился…»
«Нет, серьезно. Это был словно мост из света. Я видел его только одно мгновение, а потом он исчез. Но на один миг оба берега соединились мостам».
«Это могло быть что у годно, Мэтью».
Я завернул за угол и увидел их, идущих навстречу; их лица показались мне такими знакомыми, что я поднял руки в приветствии. Это был истинный эликсир жизни, который я пытался найти грубыми материальными средствами; это был эликсир, исцеляющий все хвори, ибо он существует прежде их начала и после их конца, тот, что сохраняет жизнь навеки и позволяет беседовать с духами.
«Послушайте меня, – сказал я. – В третьем веке от Рождества Христова мост, о котором вы говорите, был примитивной каменной переправой. В мое время там жили мастеровые, делавшие иглы, но потом их дома убрали. На этом же самом месте было построено столько мостов, что я не берусь перечислить их все…»
«Но было и еще кое-что. Ты слушаешь, Дэниэл? Когда я смотрел на этот мерцающий над водой мост, мне почудилось, будто я вижу людей, идущих по нему вдоль полосы света. Они поднимались и опускались все вместе, точно шли по волнам. Но ты, конечно, ничему этому не поверишь».
Они свернули в высокий дом, обращенный к улице своим весьма узким фасадом; я последовал за ними, дабы вставить в их разговор еще несколько слов, однако там, где я ожидал увидеть дерево или гипс, сияло сплошное стекло. На пороге вырос маленький мальчик, сказавший мне: «Сейчас я отворю эту дверь, Джон Ди, и узрим свет, что пребудет целое тысячелетие. Все, открытое ныне, смертный да не закроет». Но тут дом пропал с моих глаз. «Видишь, я был прав, – мальчик снова возник передо мною. – Ибо гляди, тысяча лет уж минула». Затем я услышал звон многих колоколов – и церковных, и торговых, и тех, что возвещают о чуме, и тех, что ограждают от привидений.
А потом мне явилась моя мать, чреватая младенцем, и вскричала как бы в родовых муках. «Ты рожден вновь, Джон Ди, и возмужаешь в граде, что зовется Лондоном».
«Но я знаю Лондон…»
«Этого города ты не знаешь. Другой займет там. твое место, и хотя ты опять будешь жить в нем, он сведет с тобою знакомство только по книгам. Однако может статься, что он вновь отыщет тебя, пытаясь найти себя самого».
И это, по крайней мере, чистая правда – поскольку мне неведомо, какая часть этой истории объективна, а какая является моей личной выдумкой. Да и что это, собственно, такое – прошлое? Создается ли оно в процессе писания или представляет собой некую самодовлеющую реальность? Открываю я его или выдумываю? А может ли быть, что я открываю его внутри себя и потому в нем сочетаются достоверность уцелевших фактов и непосредственность сиюминутной интуиции? Сам «Дом доктора Ди» подсказывает мне этот вывод: без сомнения, вы полагали, что книга эта написана человеком, чье имя значится на ее обложке и титульном листе, однако в действительности многие слова и фразы принадлежат собственно Джону Ди. А если не ему персонально, то его современникам. Точно так же, как он взял несколько железных деталей и собрал из них жука, умеющего летать, я взял несколько малоизвестных текстов, перетасовал их – и получился роман. Но кто он, новый доктор Ди, – не более чем проекция моих личных идей и пристрастий или историческая фигура, образ которой я честно старался воссоздать?
Услышь же меня, Ди, явись из того переулка, где я мельком заметил тебя, скитающегося по вечному граду эпохи твоей и моей. И, приблизясь ко мне, застывшему в ожидании, он не выказал желанья говорить со мной: несомненно, причиной тому была скорбь человека, из которого сделали книжный персонаж: на потребу читателям. И все же мне думалось, что я не заслужил столь великого негодования, и мы пошли по городу вместе, обсуждая итог. Он обвинил меня в многократных искажениях истины, на что я заметил, что вызвал его обратно к жизни и возродил в памяти людей. «Ты можешь ввести в заблужденье весь свет, – молвил он. – Но я-то знаю, что твой герой отнюдь не похож на меня, по изъязвлен червоточинами, подобными червоточинам твоего ума. Ты напеваешь фальшиво. Я не твой человечек. Я не твой гомункулус. И потому, говорю тебе, довольно плести байки – пора пожелать твоей истории доброй ночи».
«Должен ли я проститься с нею раньше, чем увижу, как мой вымысел оживет?»
«Отчего не писать о своем времени? Отчего ты бежишь его? Не оттого ли, что бежишь самого себя?»
Я слышал этот спор, завершившийся долгим смехом. И, шагая по городу, видел столько домов и улиц, которые блекли и исчезали под моим взглядом, будто целую вечность ступал по теням. Здесь были жители, стоявшие на пороге, – когда отворялись двери, их заливало светом, – а еще были силуэты мужчин и женщин, направляющихся к воде, ибо давным-давно тут шумело море; а потом были люди, бредущие мимо холмов, что клубились подобно дыму, мимо гряд из красной глины и кораллов, мимо камней – из них выложат улицы и построят дома, среди которых я иду и иду, размышляя о докторе Ди. Он верил, что материя – это сгустки света и что в самой сердцевине материального мира откроются великие тайны, дотоле укрытые пеленой мрака. Затем, когда я возжег свой фонарь на темных улицах Лондона, его лучи уперлись в толстый купол севшего на город тумана: словно и небеса, и земля, и море, и водяные фонтаны, и уличная пыль перемешались и слились воедино. Рядом же со мной шагали позабытые обитатели Лондона, чьи лица впервые озарились светом, – моравские братья с Эрроу-лейн, «болтуны», последователи Якоба Беме. А кто еще был со мною? Мэри в своем белом кожаном пальто; Натаниэл Кадман; Маргарет Лукас; Фердинанд Гриффен; Мэтью Палмер; Эдуард Келли; Дэииэл Мур; Кэтрин Ди; и множество других, по-прежнему населяющих этот город.
Я начал с природы, где, точно сирота, искал следы божественного дома, спрятанные в темном мировом веществе, но теперь я обрел свой конец в вечности. Однако это не было мертвым подземным градом. Завесу откинули прочь, и хотя ослепительные звезды угасли навсегда, свет воображения залил каждый уголок и каждый квартал, каждую улицу и каждый дом моей родины, куда я теперь вернулся. Воображение есть духовное тело, и оно бессмертно. Быть по сему.
«– В любом случае, тут история кончается. После этого он исчез.
– Как он мог исчезнуть?
– В доме случился пожар. А доктора Ди так и не нашли.
– Откуда ты все это знаешь?
– Да ничего я толком не знаю. Понимаешь, прошлое – сложная штука. Тебе кажется, будто ты разобрался в человеке или событии, но стоит завернуть за угол, и все снова меняется. Оно вроде этого дома. Тут ни одна вещь не остается на месте. И знаешь что? Возможно, именно в этой комнате доктора Ди посещали видения. Как я ее сейчас назвал?
– Гадальней. Или кельей для заклинания духов. Что все-таки стряслось, Мэтью?
– Скажи, ты ничего не слышал?
– Нет.
– А мне почудился голос.
– Скоро ты увидишь в углу самого этого доктора.
– Что ж, я и впрямь вижу его. Смотри». Доктор Ди слышал все эти слова, и они наполняли его душу радостью. И правда, я вижу его теперь. Я простираю к нему руки, и он тихо напевает мне.
Мост на Темзе обвалился,
Обвалился, обвалился…
О ты, что пытался найти свет во всех вещах, помоги мне построить новый мост меж двумя берегами. И возликуй вместе со мною. Приди же, подойди ко мне, дабы нам слиться в одно. Тогда Лондон будет искуплен, ныне и вовеки, и все те, кто неразлучен с нами, – живые или мертвые – станут вселенским волшебным градом.
Джордж Пибоди (1795—1869) – американский миллионер, на чьи средства в Лондоне были построены многоквартирные дома для бедняков. (Здесь и далее – прим. перев.).
Возможно (лат).
Эта лондонская река была заключена в трубу в XVIII веке
В переводе с английского слово «Кларкенуэлл» означает «колодец клириков»
Начальные строки детской песенки: «Мост на Темзе обвалился, / обвалился, обвалился, / мост на Темзе обвалился. / милая моя…» Ею сопровождается игра, участники которой по двое пробегают под «мостиком», образованным руками других пар.
Здесь: чудесами {лат.).
Тринити-холл – колледж Кембриджского университета.
Здесь: посвященных (лат.)
Здесь ваш покорный слуга (исп.).
Мировая гармония (лат).
Ангел, ангел-нобль – золотая монета, имевшая хождение в ту пору.
Подъем! Подъем! (лат.).
«О софистических опровержениях», «Топика», «Первая аналитика», «Вторая аналитика» (лат.)
