Итак, все смотрели на Иран, пока она, размахивая руками, рассказывала.
За день до первого эфира Еки Геня проникла к Парусинской в кабинет и подошла к ее компьютеру.
– На цыпочках подошла? – спросил Дод Колымажский. – Воровато озираясь? А ты где в это время сидела, Иран? В шкафу?
Аллочка преглупо хихикнула. Иран же, с достоинством обмахиваясь невероятными руками, словно пальмовыми ветвями, продолжала рассказывать, не глядя, впрочем, никому в глаза.
Шкафа в кабинете Парусинской нет, и это обстоятельство отлично известно как Доду, так и всем присутствующим. Шкафа нет, но есть большая тумба с телевизором, и так получилось, что Иран необходимо было поменять в телевизоре кое-какие настройки, и она сидела перед ним на корточках, а сзади кто-то очень промыслительно оставил большое вертящееся кресло. Так что Иран видно не было, а телевизор орал во весь голос, заглушая скрипы и шаги. Геню Иран заметила сразу: вначале она хотела встать и поздороваться, но Геня вела себя очень странно…
– …и ты решила понаблюдать за ней?! – возмутилась Ирак.
– Ну, в общем, это получилось само собой, – сказала Иран. – А ты бы, конечно, закричала во весь голос: «Привет, дорогая, зачем лезешь в чужой компьютер?»
– Кроме того, – деликатно заметила Ека, – она не просто залезла в мой компьютер. Она украла новые рецепты!
– И ушла, воровато озираясь! – Иран победно смотрела на Дода Колымажского.
– Так. – П.Н. отодвинул тарелку с недоеденной мусакой. – Лично мне все ясно. Я сам поговорю с Геней… или нет, Аллочка, ты поговоришь. Скажешь, что ей нужен отпуск. Всем остальным – не лезть сюда, ясно? Ирак, тебя особенно прошу – без мелодрам и откровений!
Ирак обиженно пожала плечами.
– Кстати, я давно просил сделать мне зеленый хоегушт . – П.Н. явно подлизывался к Ирак, и Ека взяла это на заметку. Восточная кухня была у нее не в козырях.
– А лично мне ничего не ясно, – ворчала Аллочка, покидая кухню. Дод и Пушкин послушно, как болваны, кивали. – Зачем Евгении эти рецепты? Она своими отлично обходится!
Ека вежливо улыбнулась Аллочке и хлопнула дверью прямо у нее перед носом.
Презентация меню прошла на ура – даже Ирак впечатлилась, а Юрик в открытую записывал рецепты на салфетке: «Польпетте» – плоские котлетки, на которые выкладываются помидорные дольки, моцарелла и анчоусные крестики».
…Сегодня Ека не собиралась готовить ничего выдающегося. Будет быстрый ужин на двоих. П.Н. заглянет через пару часов и с порога начнет раздувать ноздри. Но даже если он передумает и отменит визит, все равно Ека уже не способна обойтись простенькой закуской даже для себя самой – привыкла готовить и есть так, словно от качества еды зависит жизнь.
– Есть! – сказала Ека, как военный, откликаясь неизвестно на чей приказ, и покрепче завязала тесемки фартука.
Неиссякаемый источник многих познаний, П.Н. однажды поведал ей, что в русский язык слово «есть» в его военной ипостаси прибыло прямиком из английского. Что британское «йес» переродилось в славянском понимании в подходящее по звучанию, родное и съедобное «есть».
«Не помню, откуда я все это помню», – кокетничал П.Н, подбирая корочкой домашнего хлеба ароматнейший соус из томатов с базиликом (у итальянцев это называется, насколько известно Еке, «набивать башмачок»).
Вечер пришел прохладный, поэтому можно сделать сытный фасолевый суп – с красным перцем, сливками, табаско и колбасками пяти сортов. Фасоль, ясное дело, тоже трех сортов – белая и красная, приготовлена заранее, зеленую придется разморозить. Ека хлопнула дверцей гигантского морозильника (в плохих фильмах такие морозильники никогда не используются по прямому назначению). На закуску – холодные «пирожные» из слабосоленой семги, авокадо, очищенных томатов, сверху кокетливо присыпанные розовым перцем. Основное блюдо – камбала, ради которой Ека с утра ездила к секретному поставщику, – будет подано на троне из рукколы, с красной икрой и шалотом. Десерт – открытый песочный торт со сливочным кремом, абрикосами и фисташковой пылью.
Как жаль, что с людьми никогда не получается ладить так же легко и просто, как с продуктами! Например, Аллочка Рыбакова могла бы служить идеальным ингредиентом для кучи блюд – она замечательно сочетается с окружающими, но при этом сохраняет собственный вкус. Ирак, будто пряная приправа, украшает пресное общение, но не рвется солировать в блюде…
Увлекшись размышлениями о людях и продуктах, Ека готовила механически, не вдумываясь и не вглядываясь в то, что получалось. А ведь ее наставник, знаменитый итальянский шеф Эмилио без конца повторял: «Не отвлекайся во время готовки, Катарина! Хороший повар всегда помнит о том,
что именно он сейчас делает, и потому отслеживает работу на всех ее этапах!»
Ах, уж эти дорогие коллеги… Прежде чем они стали дорогими коллегами, Ека изучила каждого вдоль и поперек! Она знала их лучше, чем самый близкий друг и самый пристрастный родственник. До появления Еки на телеканале «Есть!» все эти Аллочки, Пушкины, Ираны и Ираки сидели на своих местах крепко и ровно, как листы в новенькой тетрадке. Но вот явилась она и рванула страницы за угол! Так рвут их только ради срочной записки – и некоторые листы отходят ровно, а некоторые сидят так крепко, что отдирать их приходится по живому, оставляя под скобками бумажные ошметки. Пушкин, например, замечательно ненавидит Еку, но, будучи лицом всецело зависимым, исполняет все, что она попросит. Романтическая дура Иран и вовсе не представляет жизни без своей Катрин – все ждет и ждет революции на отдельно взятом телеканале! Вот только Ирак – тяжелый случай патологической верности – никак не желала сдавать позиций. Кроме того, в Екином списке были не определившиеся по сию пору персонажи. Бездарный повар Гришка Малодубов со своей ядовитой женой. Директриса «Сириуса» и вечная любовница Екиного спонсора, старая толстуха Мара. Про Аллочку сказано столько, что Ека даже думать о ней больше не хочет, по крайней мере сегодня. Зато в рукаве лежал козырный туз: вечная любовь Гени Гималаевой – завистливый сочинитель Владимир. Лежит и ждет указаний!
Ека так увлеклась своими мыслями, что чуть не упустила важный момент – когда томаты будут готовы к бланшировке. Неудачные томаты: кожица сходит с трудом, и мякоть слишком жесткая. Семга, которую Ека принялась рубить острым ножичком, слегка припахивала. Авокадо под кожурой оказалось сплошь покрытым мерзкими черными пятнами. Да что такое! Ека выбросила заготовки для «пирожных» в мусорку и постаралась успокоиться. От неудач на кухне у нее резко портилось настроение, а готовить без настроения нельзя. Этому ее тоже научил Эмилио.
Но вот она сняла крышку с суповой кастрюли – сливки свернулись, на поверхности аппетитного варева плавали мерзкие желто-белые сгустки. В духовке вместо обещанного гладкого абрикосового торта бугрился настоящий Забриски Пойнт!
«Будто черти колдуют!» – подумала Ека и кинулась к сковородке с камбалой. Рыбки не подвели: выглядели и пахли именно так, как требовалось, но, когда Ека перекладывала их на трон из рукколы, сковорода дрогнула в ее руках и готовая, нежная и душистая камбала превратилась в летающих рыб. Насколько прекрасно они смотрелись на сковороде, настолько ужасно выглядела на полу скользкая бесформенная масса. Кошка с интересом заглядывала на кухню, пока Ека, рыдая, бессмысленно посыпала массу фисташками.
Она рыдала, но одновременно решала загадку: кто именно приклеил вчера к ее рабочему монитору листочек со словом «втируша»?
Честное слово, это было очень обидное слово.
Как хорошо, что высокопоставленный столовник сегодня не явился на ужин.
Наш город давным-давно спал, когда Ека включила телевизор и поставила запись последнего эфира Гени Гималаевой – на лице ведущей «Гениальной кухни» явственно проступали гиппократовы черты. Чтобы уснуть следом за всем городом, Ека считала и пересчитывала мысленных слонов, но потом слоны ей надоели и она начала считать цыплят. Вначале – желтых, пушистых, беспомощных, потом – лысых, жареных, мертвых.
в которой многих преследуют неудачи, а кое-кого – несомненный успех
В кулинарных книжках о фиаско на кухне пишут восторженно – из неудач, по мнению авторов, рождаются лишь оригинальные блюда. Две французские сестры по фамилии Татен случайно перевернули кверху дном яблочный пирог – и мир обогатился новым рецептом. Один бедный пастух забыл в пещере сыр – и на свет явился прародитель рокфора и бле д’овернь. Мне, к сожалению, похвастаться нечем – из провалов на моей кухне произрастают только неудачи. Да и что я могла бы сегодня приготовить? Салат из разбитого сердца? Тяжелые мысли под легким соусом?
Было уже поздно, и думать следовало не о том, чтобы «Есть!», а о том, чтобы «Спать…». И все же я включила на кухне свет и засучила рукава.
