– Кстати, Ека, мы опаздываем. – Иран постучала своими огромными пальцами по пустому запястью: она никогда не носила часов. – Тебе еще нужно переодеться. Эти пятна…
– Приятно было позавтракать с вами вместе, – улыбнулась Ека, отодвигая тарелку с пирожками. – Увидимся!
– Зайди после трех, – буркнул П.Н., глядя мне куда-то в ухо.
– Мне надо увидеть это шоу, – сказала я Пушкину.
Аркадий оживился:
– Да без проблем! Дод хоть сейчас проведет тебя в студию. Но приготовься быть изрядно фраппированной. Знаете, я все же выпью кофе. Вы как?
Аллочка уже разливала горячий душистый напиток по чашкам. Ирак, Колымажский и милый Славочка отважно хрустели пирожками.
Читателю, разумеется, известно, как отбирается публика для ток-шоу. Эта шатия-братия слоняется целыми днями по зданию телецентра или – в нашем случае – заруливает на канал «Есть!» специально. Часто это одни и те же лица, проверенные и узнаваемые, которых наш штатный визажист (рассказывала ли я вам про Эмму Буркину? Напомните, потом расскажу) бегло припудривает перед съемками. Студенты, личные знакомые сотрудников, поклонники, отобранные Колымажским, а также случайно пришедшие к нам в поисках смысла жизни пенсионеры, пионеры и домохозяйки.
Во всяком случае, когда я вела кулинарные ток-шоу и телесостязания поваров, все обстояло именно так.
В студии, которую спешно переоформили под «Ека-шоу» (а может, не спешно? Может, подготовка велась за моей спиной долгие месяцы?), сидело столько народу, что Дод не сразу нашел местечко для нас. Извиняясь, я втиснулась между пышным мужчиной в ромбовидном галстуке и ничем не приметной тетечкой.
– «Приветствую тебя, пустынный уголок», – пробурчал сверху голос Пушкина. Не голос, глас Божий! Впрочем, режиссер в студии так и так чувствует себя Богом.
Дод тем временем сдвинул пышного мужчину в сторону. Пышный, как все люди уходящего поколения, молниеносно уяснил статусную и начальственную информацию и спорить с Колымажским не стал. Скрестил толстые ножки и впился взглядом в подмостки, на которых красовалась самая фантастическая плита, какую только можно представить.
Студия была оформлена в излюбленных Екиных голубых тонах, которые, на мой взгляд, не стимулируют аппетит, а напрочь его отбивают.
Я нервничала – все время казалось, что народ вокруг меня узнает и шушукается, но на самом деле, видимо, пора привыкать к мысли, что узнавать меня больше никто не будет. За исключением родной матери. А ведь никто не предупреждал, что это окажется так больно! Всего пятнадцать минут назад я влезла в Интернет, уверенная в том, что мои верные поклонники не оставили свою Геню, – увы, все они теперь обсуждали великолепную Еку Парусинскую. Мой Живой Журнал превратился в Мертвый – там не было ни одного нового комментария. Я чувствовала себя будто невеста, украденная на свадьбе, – невеста, которую жених так и не стал искать.
Колымажский вздыхал и маялся: ему явно хотелось рассказать мне все, что случилось на телеканале «Есть!» в последний месяц, но каждый раз Дод останавливал себя на полузвуке.
В проходах подскакивали не в меру яростные Екины фанаты – совсем юные девочки и мальчики в голубых фартуках. На их фоне три лысых неподвижных головы, маячивших у нас перед носом, выглядели многозначительно, как заколдованные лесные валуны. Одна из этих голов приклеивала к себе взгляды складкой на загривке – на вид нежном и мягком, будто дорогой диван.
Через проход от нас сидела очень некрасивая толстая девочка в очках, ее держал за руку точно такой же некрасивый толстый папа.
– Работаем! – прокричал сверху режиссер, а моя соседка зааплодировала, высоко подняв руки – словно убивала на лету комара.
Аудитория примолкла, а потом дружно взвыла и тоже захлопала – под развеселую музыку на сцене появилась Ека Парусинская. В голубом фартуке, совершенно не подходящем для повара.
Некрасивая девочка в очках закричала:
– Ека! Ека!
Ека дружелюбно помахала девочке со сцены:
– Мои дорогие зрители, кажется, что мы не виделись целую неделю, а ведь прошел всего один день! Знаете, о чем я думала сегодня утром? Кулинария родилась в тот день, когда кто-то первым заметил, что половинки перцев похожи на лодки, а из бараньих ребрышек очень удобно делать корону. В литературе, если я не ошибаюсь, это называется метафорой.
Соседка моя зааплодировала еще яростнее.
– Но сегодня мы не будем говорить о литературе. – Ека сморщила носик так, словно к нему поднесли грязный носок, вымоченный в нашатыре. – Мы с вами продолжаем наш общий проект под названием «Ека-шоу»! Итак, вы готовы?
– Да! – без всякого понукания надсмотрщиков, которых сегодня было в студии четверо, рявкнули зрители.
Честное слово, на этот вопль явились бы сразу и Дедушка Мороз, и Санта-Клаус, и Человек-Паук – так слаженно и громко они орали. Тетечка слева, та просто тряслась в экстазе, и я инстинктивно придвинулась к Доду.
Идею «Ека-шоу» наш поэтичный режиссер рассказал еще по дороге в студию. За два часа до эфира телезрители отправляют Еке смс-сообщения, в которых содержится всего одно слово – название продукта. Пока ведущая тянет время и заговаривает всем зубы, ее команда (где всем рулит Иран) подсчитывает сообщения и выбирает двадцать самых редких (в смысле реже всего упомянутых) продуктов. Список этих «раритетов дня» торжественно зачитывается Екой, и она обещает публике приготовить из выбранных продуктов никогда ранее не существовавшие блюда. Разумеется, Ека придумывает для каждого блюда необыкновенное название, и фанаты на глазах теряют человеческий облик. Точнее, то, что от него осталось.
Я отчетливо поняла: я ненавижу Еку. Эти волосы цвета пшенной каши. Эти светлые, слишком светлые, недопеченные глаза. Эту всезнающую ухмылку, что появляется у нее на лице так же часто, как тире в нашем тексте. Да, читатель, я теперь могу точно сказать, какова она, ненависть. У нее вкус перепрелой слюны и запах прокисших духов, которыми мощно несет из соседнего кресла.
– Разве можно все это запомнить? – шепнула я на ухо Доду. – Слишком сложная задача для рядового телезрителя.
– Ека не ищет легких путей, – признал Дод.
Соседка бесцеремонно дернула меня за рукав.
– Знаете, – сказала она, счастливо сверкая очками, – я вначале тоже никак не могла разобраться: нужны ей редкие продукты или, наоборот, самые обычные. А потом поняла – Ека может приготовить все что угодно. Смотрите, объявляют список!
На гигантском экране засветились синие буквы. Растительный мир в сегодняшнем шоу представляли репа, инжир, белокочанная капуста, помидоры и базилик. Мясной–рыбный – острые колбаски, крольчатина, отварной язык, куриные сердца и анчоусы. Молочно-яичное – голубой сыр, сливки, перепелиные яйца и творог. Наконец, победители в сладкой номинации – белый шоколад, мед, орехи и чернослив. Муку, соль, сахар, масло, пряности и приправы она может использовать без ограничений.
– Хе! – будто голодный гость корейского ресторана, вскрикнула я. Не заботясь ни о каких приличиях, не опасаясь быть узнанной, вообще ни о чем не переживая. – Из таких продуктов вам любой дурак приготовит!
– Геня, – шептал Дод, – это, правда, случайный выбор! Вчера у нее были морская капуста, редька, свекла – все самое невыразительное, что только можно себе представить!
– И Ека блестяще справилась! Вы что, женщина, сомневаетесь? – Соседка подарила мне гневный взгляд.
Если бы у нас на канале «Есть!» имелся трон, Ека уселась бы на него не раздумывая. И болтала бы ножками.
Сейчас она, впрочем, болтала языком – и это тоже получалось у нее виртуозно. Ека говорила со всеми сразу и с каждым в отдельности, шутила и откровенничала, делилась опытом и развлекала. Она была великолепна. Я ее ненавидела.
– Цените гурманов – они с радостью пробуют незнакомые блюда! – говорила Ека и при этом мыла помидоры так нежно и тщательно, словно это были не помидоры, а пупки грудных младенцев.
– Не бойтесь повторяться, – убеждала Ека, – вспомните, ведь даже Лев Толстой хотел отправить под поезд не только Анну Каренину, но и Катюшу Маслову!
Ека готовила споро и резво – публика записывала рецепты, а дегустационное жюри (одна приглашенная знаменитость и два человека из зала) уже спешило на сцену. Знаменитостью сегодня был депутат Эрик Горликов, которого Ека приветствовала так возбужденно, словно это был ее потерянный и вновь обретенный возлюбленный.
(«Опять я ваш, о юные друзья!» – впоследствии именно так Пушкин прокомментировал явление Горликова, хотя я предпочла бы, чтобы он поглумился над Екой.)
– Мои милые, – сказала Ека, естественным движением снимая голубой фартук, – хорошее меню похоже на роман. Начало – закуска, развитие сюжета – основное блюдо, а эффектный финал станет нашим десертом! И пусть у нас будет много разных героев – или ингредиентов, важно, чтобы они хорошо сочетались друг с другом. Еще раз представляю вам наше сегодняшнее меню – я назвала его «Эмиграция». Салат «Русская Ницца» с картофелем, селедкой, репой и перепелиными яйцами. Салат «Родной язык» из отварного языка с орехами. Суп «Обретенный рай» – из куриных сердечек и острых колбасок с базиликом и сливками. Жаркое из кролика с помидорами «Ностальгия» и легкая версия бигоса с колбасками «Славянская песня». Десерт «Фигушка» – подпеченный инжир с творогом и медом. Домашние конфеты «Родина» из белого шоколада с черносливом и орехами. Наконец, пирог с голубым сыром и анчоусами «Новая страница» для тех, кто не любит заканчивать трапезу сладким.
