А на другой день и все последующие он смотрел на нее непривычно осторожным взглядом. Она, словно нашкодившая кошка, пряталась от Игоря то за книгой, то за работой. И чувство вины созревало в ней от его ласкового ровного голоса, от предложения погулять, от вопроса, как она себя чувствует… И она поняла, что теперь произойдет. Ничего не зная и не желая знать, он просто постарается погасить это мешающее ему внутренне свечение, раздавить эту хрупкую ее свободу. Она уже чувствовала, как привычный ошейник тоскливой нежности к нему сдавливает ей горло, как натягивается прочный поводок привязанности. Ирина смирилась. Она сама выбрала эту жизнь и этого мужчину. Игорь расслабился и перестал раньше обычного приходить с работы и звонить ей днем. Но знакомые и сотрудники редакции в один голос твердили ей, как она похорошела. И все еще пелось внутри: «В твоих руках хочу я быть вечно…»
Все произошло неожиданно и быстро. В один из теплых, спокойных августовских вечеров, когда Игорь принес цветы, накрыл стол и они поужинали вместе, он произнес что-то совершенно обычное, десятки раз произносимое им, кажется: «Тебе не стоит носить джинсы… Ты в них слишком могучая…» Сказал он это без ехидства, скорее ласково, чем грубо. Но Ирина повернулась к нему от стенки с посудой с таким бешенством разъяренной самки, что испугалась сама. И долго смотрела на тонкий бокал, раздавленный ее ладонью, и капли крови, медленно стекающие на пол.
Утром она подтвердила все, что наговорила вечером в запале. Сказала, что подает на развод и уходит жить на квартиру. Потом они еще пару раз виделись. Игорь кричал на нее, пытался остановить. С красным от гнева лицом он был похож на рассерженного ребенка, у которого отняли что-то, и теперь он недоумевает, и кричит, и требует. Этого огромного ребенка Ирине стало даже жаль. Но отстраненно, без сердца. Когда закончилась возня со съемом квартиры, перевозкой книг и вещей, она на три дня закрылась от всех и лежала, глядя в потолок. Словно прислушиваясь к звуку в дальней дали…
Плыла земля, та, что извечно стоит на трех китах. Просвечивал космос сквозь небо. Толпы людей бродили летним городом. Трепетали выбеленные временем лоскутки на дереве. Бежала вверх по склону косуля. Вздымал волны невидимый древний океан. Женщина шла к Главпочтамту, чтобы дать смешную телеграмму: «В твоих руках хочу я быть вечно…»
Ровно в 22.00 из ночной сырости Милочка шагнула в тепло, мягкий свет и музыку ночного клуба. За ее спиной остался мир обыденности и праведных трудов, а впереди расстилалась страна запретных плодов и сомнительных удовольствий. Дожив до двадцати трех лет, самостоятельная гражданка, мать пятилетнего сына и начинающая журналистка Людмила Радченко еще никогда не бывала в ночном клубе. Ее распирало от ужаса и восторга, но, взглянув на беззаботно-спокойных подружек, она придала своему живому лицу выражение легкой надменности: мол, видели мы места и пошикарнее… Припудривая перед зеркалом носы и подкрашивая губы, девчонки уже вовсю веселились и обсуждали всех, кого успели увидеть, пока раздевались.
— Милка, ты видела эту дылду? Ну, в красном платье? Как она на нас глянула! Как жираф…
— …на стадо диких обезьян. Вы бы еще громче трещали и визжали!
— Подумаешь, мы же не в монастырскую трапезную пришли!
— А эти два дедули как на нас уставились! Крутые старички!
— Такие старички за топ-моделями приударяют, Машка. Мы для них уже дамы в возрасте.
— А ты откуда знаешь? Молчи уж, специалист-теоретик. Хорошо, что хоть один раз куда-то вышла, затворница!
Через несколько минут, все так же перешептываясь и пересмеиваясь, симпатичная троица уже сидела в баре, пробуя бесплатный коктейль. Милочка исподтишка рассмотрела окружающих и убедилась, что люди вокруг самые обычные и выглядит она ничуть не хуже других. А судя по заинтересованным взглядам мужчин, даже лучше. И ужасно радовало Милочку то, что одета она была соответствующе: стильно и эффектно. А ведь каких-нибудь пару часов назад она уже решила, что идти ей сюда не в чем и, следовательно, незачем. Только женщина в состоянии понять эту нерушимую причинно-следственную связь: праздник требует наряда, а наряд подразумевает праздник. Иначе для чего все?!
Двенадцать часов тому назад, солнечным утром 8 Марта, Милочка лежала в своей постели, предвкушая день великого мотовства. Ибо именно сегодня она решилась преподнести себе в подарок самый элегантный, самый стильный в мире кожаный сарафанчик. Производства то ли Китая, то ли Тайваня. Сомнительность фирмы-производителя Милочку не смущала. Она просто не представляла себе, что можно покупать одежду где-нибудь еще, кроме Козьедемьяновского рынка.
На этом рынке еще месяц тому назад она и сама стояла в рядах мелкого бизнеса, торгуя дамской обувью. В среде интеллектуальных и образованных торговцев ходили слухи, что все шопы и бутики заполнены аналогичным их собственному товаром, и древняя поговорка насчет контрабанды, которая вся производится на Малой Арнаутской, не казалась им устаревшей. Дружно приплясывая на морозе и согреваясь извечным отечественным способом, «бывшие» обменивались новостями, рассказывали о прочитанных новинках, то есть жизнь вели самую светскую. Портили эту жизнь лишь такие мелочи, как отсутствие покупательского спроса и необходимость платить за патенты и места.
Именно там, на рынке, Милочка и собиралась сегодня приобрести сарафан своей мечты. Конечно, сарафан можно было взять в кредит, поскольку Валя хорошо Милочку знала. Но у Людмилы Радченко была гордость. После того как она устроилась работать в газету, ее новый социальный статус обязывал производить расчет наличными. Наличные у нее имелись. Еще шестого числа в редакции ей выдали первую зарплату. Сначала зарплата показалась Милочке огромной: на рынке она привыкла получать небольшие суммы, а тут такая куча денег сразу! Но после вычета квартплаты, долгов за садик и тридцати гривен соседке осталось не так уж много. Как раз прожить до следующей получки, а если прожить очень, ну очень экономно, то можно было купить сарафанчик. Милочка его уже примеряла.
Валя сказала, что Милочке исключительно повезло: покупательницы сразу обращали на него внимание, но никто не мог в него влезть. Даже школьницы нынче отличались таким сложением и ростом, что не могли протиснуть в него плечи. А вот на тощей Милке он сидел как влитой. И вид у нее в этом сарафане был что надо — сексапильный и продвинутый!
От утренних грез Милочку отвлекло сопение и шуршание под дверью комнаты. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге застыл Милочкин сын Мишка. В руках он держал огромное произведение искусства, созданное им накануне в детском саду. Пока вся страна размышляла, нужен ли нам этот праздник с тоталитарным прошлым, работники школ и садиков продолжали твердо стоять на позициях Международного женского дня. И это вселяло надежду, что традиция будет жить в веках. На огромном листе бумаги Мишка собственноручно написал: «Мамин праздник», между яркими и толстыми буквами «з» и «н» втискивалась крохотная «д». А вокруг надписи летали бабочки, цвели цветы и громоздились гусеничные танки. Видимо, танки Мишка нарисовал от души, а цветы и бабочек — по обязанности.
Мишка был немедленно расцелован, а эпохальное полотно прикреплено на стену в ряду прочих Мишкиных шедевров. Засим следовало торжественное поздравление бабушки, которой был вручен пластилиновый ежик. А затем обе представительницы прекрасного пола семейства Радченко обменялись кремами, купленными друг другу в подарок. Мишка, как единственный мужчина в доме, сказал за завтраком краткую речь. Смысл ее заключался приблизительно в следующем: в честь праздника кашу можно было бы отменить.
На этой радостной ноте Милочка и Мишка отправились на прогулку, а Наталья Михайловна — на работу. В ее научном учреждении сотрудников не обременяли зарплатой, но в неурочной работе не отказывали. Милочка, как человек свежей формации, совершенно не понимала, зачем работать бесплатно. А Наталья Михайловна, как представитель эпохи застоя, ужасалась, как это Милочка может торговать на рынке. Ее не утешало даже то, что рядом с Милочкой трудились доценты и музыковеды. И теперь, когда она устроилась в газету, мама была счастлива. Тем более что взяли туда Людмилу практически с улицы.
Этой улицей Мила пробегала каждый день мимо старинного особнячка с табличкой «Редакция женской газеты “Твой дом”». В сумочке у нее давненько лежали слегка потрепанные листочки с рассказами. Эти произведения, заслужившие положительную оценку подруг, она рассчитывала отдать в газету для публикации. Но все было некогда или страшно. А в тот февральский день хозяйка сообщила Милочке, что ей самой придется оплачивать патент. Милочка вынуждена была покинуть рынок в поисках новой работы. И она вдруг решилась заглянуть в редакцию.
