Бочку вот только зря отдал, глупая голова. Теперь в непогоду у крыльца всегда будет мокреть. Надо что-нибудь под водосток приспосабливать.
Паром задержался, и главного рыбовода я в конторе не застал. Уборщица сказала, что Клавдия Николаевна уехала на первый участок.
— Только что, — добавила она.
Я усмехнулся. Главный рыбовод, низенькая, рыхловатая на вид женщина была на удивление подвижной. Случалось, я целый день гонялся за ней и везде слышал:
— Только что…
Сегодня мне обязательно надо было условиться с рыбоводом о поездке на тоню со смешным названием — «Мартышка».
Я заторопился к первому участку, находящемуся километрах в пяти от главной усадьбы, куда вела узкая, в один след, тропка. Она вилась по береговому откосу среди кураев и кустов цепкого, с упругими стеблями, жидовельника, украшенного сиреневыми крупинками жестких соцветий. Матерые карагачи с изболевшей от прожитого времени корой просторно топорщили сочно-зеленые косматые шапки. На них лепились какие-то жучки. Сытые, раздувшиеся лягушки столь самозабвенно откладывали икру, что их не пугал ни шум шагов, ни хищные щучьи тени, то и дело мелькавшие под берегом.
Участки рыбоводного хозяйства раскинулись вдоль судоходного рукава Волги километров на пятнадцать, соединенные друг с другом водой и такими вот тропками, по которым ухитрялись даже ездить на велосипедах.
Примет крупного промышленного хозяйства на рыбоводных участках не имелось. Здесь стояли неказистые мазанки, где располагались дежурные по участку и хранилось нехитрое рыбоводное имущество. Мазанки лепились к шлюзам магистральных каналов, уходящих в обвалованные, отделенные от реки ильменя, в которых задерживались паводковые воды, образуя естественные и охраняемые нерестилища частиковых рыб — судака, леща и сазана.
Весной по магистральному каналу в сберегаемые человеческой заботой ильменя запускали производителей, а летом отлавливали молодь и вывозили ее в море на плавучих, садках-прорезях. Там молодь выпускали на вольную волю, считая, что дальше уже она будет расти сама собой.
Возле мазанки на первом участка я увидел знакомую худенькую фигурку. Это была Сашка, второкурсница-практикантка рыбного института.
— Олег Петрович! — звонко крикнула она, сложив рупором ладони. — Здравствуйте, Олег Петрович!
— Клавдия Николаевна у вас? — спросил я Сашку.
— У нас, — ответила та и покосилась в сторону канала, который заворачивал в камыши. — В ильмень с Борисом уехали брать анализ на зоопланктон… Часа через два вернутся.
— Подожду, — сказал я, усаживаясь на прогретые солнцем бетонные ступеньки шлюза. — Хочу с ней договориться на тоню съездить, на Мартышку.
— Не возьмет, — сказала Сашка и снова оглянулась в сторону канала. — Она на баркасе зря и щепку не повезет… Да еще на Мартышку. Это же почти сто километров.
— Может, сговорюсь, — ответил я, зная, что Сашка недолюбливает главного рыбовода.
— Попробуйте, — отчужденно сказала Сашка и снова принялась за работу.
Она подметала возле мазанки. Широко размахивая метлой, старательно скребла рыжую глину, до железной твердости утоптанную рыбацкими сапогами. Мусор взлетал в воздух, но ветерок с реки подхватывал его и, покружив, просыпал на то же место.
Несколько минут я смотрел на работу Сашки, потом посоветовал:
— Ты по ветру подметай.
Сашка зашла с другой стороны, и дело пошло веселей. Через четверть часа она уже сидела рядом со мной и, по обыкновению покусывая былинку, сокрушенно говорила:
— Как же это я, Олег Петрович, такого пустяка сразу не сообразила. Самой стыдно… Вроде как та вобла…
Сашка показала на шлюз. Там, у деревянных щитов — шандор, кишела мелкая вобла. Сквозь щели шандор били космы воды. Вобла настойчиво тыкалась в них. Наскакивала одна на другую, переворачивалась брюшком и била по воде хвостами, не понимая, что не протиснуться в крохотные щелки тяжелых шандор, отгораживающих канал от реки.
— Соображать надо, — посоветовал я Сашке.
— Я соображаю, — серьезно ответила она. — По математике у меня пятерки были… Только я задумываюсь…
Сашка сорвала новую былинку.
— Девчата в субботу в Астрахань поедут, — сказала она, проводив взглядом белоснежную «ракету», пролетевшую по реке.
— А ты не поедешь? — спросил я, уловив в ее голосе тоскующие нотки.
— Денег нет, ответила она. — Второго зарплату получу, тогда уж махну… Можно, конечно, зарплату на два воскресенья растянуть… Только я растягивать не люблю.
Я подумал, что Сашка права. Скучное дело — растягивать практикантскую получку на два воскресенья…
Неожиданно Сашка вздрогнула и схватила меня за руку.
— Опять этот приплыл, — торопливо сказала она. — За воблой пожаловал, зараза…
Я поглядел вниз и увидел на воде мелкую рябь, оставленную извивающейся лентой с острой змеиной головой, по бокам которой желтели два приметных пятна. Лента скользила вдоль осоки, направляясь к щитам, где билась вобла.
— Этот самый длинный, — тихо сказала Сашка. — Он под корягой живет, на завороте…
Голос ее боязливо дрогнул и глаза ворохнулись по сторонам. Я понял, если сейчас уж скользнет из осоки на берег, Сашка кинется сломя голову бежать прочь.
Я с интересом разглядывал проворную темную ленту и голову, настороженно поднятую над водой. Уж в самом деле был очень большим. Это, наверное, был какой-нибудь патриарх ужиного царства, уж-богатырь, удачно поселившийся неподалеку от шлюза где всегда имелось вдоволь рыбы.
— Схватил! — крикнула Сашка. — Проклятый!
Вобла, попавшая в пасть ужа, отчаянно трепыхнулась и затихла. Уж стал неторопливо заглатывать ее.
— Каждый день сюда плавает, — сказала Сашка. — Будто в столовую… Сколько рыбы поел, проклятый!
— Как работа? — перебил я Сашку, чтобы снять боязливые нотки в ее голосе.
— Привыкаю, — невесело ответила она. — Клавдия Николаевна придирается. Все ей не так.
Сашка вздохнула, и мне стало ее немного жаль. Трудно доставалась ей первая практика. В рыбоводном хозяйстве Сашку не уважали. Рыбачки осуждали ее за то, что Сашка изо дня в день ходила в стареньком трикотажном костюме, который то ли был мал по размеру, то ли сел от многочисленных стирок. Линялый трикотаж обтягивал Сашку на манер циркового трико. Все выпуклости на ее теле выделялись с такой откровенностью, что рыбачки, до глаз закутанные в платки, не раз совестили Сашку:
— Срамота одна у тебя, а не одежда… Стыд ты, девка, потеряла.
Сашка в ответ упрямо встряхивала головой к так же упрямо носила тесный костюм.
Демобилизованные матросы, работающие на насосной станции в полукилометре от шлюза, обижались на Сашку, что она не ходила с ними на танцы в деревню и не разрешала провожать после кино.
Главный рыбовод не уважала Сашку за то, что та не умела грести, за то, что тайком выпускала в канал молодь, которую нужно было заформалинить в стеклянной банке. Сердилась и строго выговаривала, когда Сашка забывала чистить кутцы у шлюза и лишний раз взять пробу на зоопланктон.
Вместо этого Сашка возилась со своими посадками.
Она посадила возле мазанки пяток тополей, хилых светлокожих прутиков с вялыми листками. Вкопанные в ямы на пустой глине, они клонились от каждого порыва ветра, безвольно томились в полуденной жаре, а ночами мерзли от прохладного дыхания реки. Сашка ухаживала за ними, как за младенцами. Старательно поливала их, носила ведрами навоз с главной усадьбы, каждый день рыхлила землю вокруг корней. Только благодаря таким героическим усилиям на топольках робко зазеленели листья и кое-где на стволах даже проклюнулись зародышки будущих веток.
Мне Сашка нравилась. Помню, на второй день по приезде я уселся на бетонном откосе шлюза. Сашка подсела ко мне и, недоверчиво оглядев темными глазами, спросила:
— Правда, вы из самой Москвы?
Я ответил, что правда.
— А я в Москве еще не была, — вздохнула Сашка и, ковырнув землю носком истрепанного кеда, доверительно сообщила: — Как кончу институт, так в первый же отпуск поеду… Все сама посмотрю… Три годика еще ждать.
Однажды, наблюдая, как практикантка старательно возится со своими топольками, я спросил:
— Почему ты в рыбный пошла, Саша? Может быть, тебе лучше было в сельскохозяйственный.
Она не спеша вылила из ведра остаток воды под крайний тополек и рассудительно ответила:
— Я думала о сельскохозяйственном, а потом решила, что лучше рыбный.
— Почему так?
— Я же родом из Баскунчака… Слыхали про такие места?
Про места я слыхал, но объяснения Сашки не понял. Она досадливо тряхнула головой и начала растолковывать:
— Соль у нас там… Кругом соль. И земля и озера, какие есть, насквозь соленые. В рот если воду нечаянно взять, три дня горчит… Ни одной рыбки у нас нет. Даже самой малюсенькой. Вот мне и захотелось в рыбный… Чтобы в каждой речке, в каждом озере было много рыбы. Выучусь, может, и для Баскунчака что-нибудь придумаю… Теперь ведь спутники запускают… Озеро можно плотиной перегородить…
