– Да брось ты. Кити из Хатрина привезет мне еще.
– Нет, нет. Я покурю травку.
– Ну ладно, дело твое. – Я улыбнулся ему в ответ, желая всем сердцем, чтобы он поскорее убирался подальше.
Но он явно не собирался уходить. Он почесал голову и потоптался на месте. Будь у него шапка, он, наверное, сейчас мял бы ее в руках.
– Знаешь, Ричард, я тут подумал…
– О чем?
– Может, тебе когда-нибудь захочется взглянуть на огород. Раньше ты иногда приходил туда повидать Кити, но теперь все иначе. После того как Кити стал заниматься рыбной ловлей, я расширил огород. Теперь на нем семь участков.
– Семь? – сухо переспросил я. – Замечательно.
– Ну как, ты придешь взглянуть?
– Это свидание?
– Свидание? Да! – Он разразился смехом, настолько деланным, что несколько секунд я думал, будто его душит ярость. – Свидание! А потом мы посмотрим фильм!
Я кивнул.
– Свидание, – снова повторил он. Увидимся на свидании, Ричард.
– Увидимся, – ответил я, и после этого он, к моему облегчению, ушел.
Я отложил встречу с Джедом до наступления темноты. Мне не хотелось, чтобы все видели, как я забираюсь в палатку-больницу. Я понимал, что это будет негласным признанием существования Христо, – наверное, самой важной из вещей, которые следует игнорировать, по условиям нашего соглашения.
Обстановка в палатке ухудшилась. Стояла прежняя вонь, но воздух еще накалился, и повсюду виднелись высохшие или высыхающие черные лужицы. Это была вытекавшая из живота Христо кровь: она пропитала простыни, собиралась в складках брезентового пола, ею были перепачканы руки и грудь Джеда.
– Боже мой! – произнес я, чувствуя выступивший на спине пот. – Что здесь, черт возьми, происходит?
Джед обернулся ко мне. Его освещал снизу вертикально поставленный фонарь «Мэглайт». Из-за этого волосы его бороды светились, как нити накаливания лампочки, а глаза оставались в абсолютной темноте.
– Нет ли у тебя хороших новостей для меня? – пробормотал он. – Я устал от плохих новостей. Мне хочется слышать только хорошие.
Я молчал, пристально всматриваясь в тени на месте его глаз и стремясь найти там хоть какую-то форму. В его поведении было нечто угрожающее, а дьявольский свет, исходивший от его бороды, наводил меня на мысль, что я, возможно, испытываю галлюцинации. Ощущение было настолько сильным, что мне захотелось убедиться в реальности существования Джеда, прежде чем оставаться здесь. Я поднял «Мэглайт» и направил луч света прямо ему в лицо. Он вскинул руку, чтобы прикрыть глаза от света, но я успел достаточно хорошо рассмотреть его и успокоился.
Я опустил фонарь:
– Есть новости. Зефа и Сэмми убили.
– Убили, – сухо повторил Джед.
– Расстреляли охранники.
– Ты видел?
– Нет.
Он склонил голову набок:
– Ты разочарован?
– Нет. Я видел, как их избивали, и…
– Тебе этого оказалось достаточно.
– … меня затошнило. Я не ожидал, что так получится.
– Вот как. – Яркие волоски на бороде Джеда затрепетали из-за появившегося у него на лице какого-то невидимого мне выражения.
– Ты доволен? Ну, я хотел спросить, испытываешь ли ты облегчение… в каком-то смысле…
– Нет, никакого облегчения.
– Правда?
– Да.
– Но ведь пляж теперь в безопасности. Тэт, дух лагеря… и наша тайна.
– На пляж мне теперь наплевать, Ричард.
– Наплевать?
– Хочешь теперь послушать мои новости?
Я переменил положение, чтобы скрыть свое замешательство.
– Давай.
– Сегодняшняя новость – это отсутствие.
– Посетителей?
– Совершенно верно, Ричард. Полное отсутствие посетителей. Вновь. – Он прочистил горло. – Я не видел сегодня ни одной живой души, кроме него, ну и я, может быть, в счет… Не могу отогнать от себя мысли о том, с чего бы это… Как, по-твоему, Ричард, в чем тут дело? Мы с Христо ждали здесь целый день напролет, а никто так и не пришел… – Джед… Мы ведь с тобой уже говорили об этом.
– Ты торопишься?
– Нет.
– Значит, мы можем обсудить это еще раз.
– Хорошо. Это объясняется, говоря твоими же словами, тем, что люди пытаются вернуться к нормальной жизни. Они не хотят напоминаний о прошлом.
– И то же самое происходило бы, если бы здесь умирала Сэл.
– Тогда все могло бы быть и по-другому. Сэл – руководитель. Но я не думаю…
– А если бы здесь умирал ты? – перебил он.
– Здесь?
– Здесь. Умирал бы. Что, если бы это был ты?
– Кто-нибудь, наверное, пришел бы навестить меня. Франсуаза с Этьеном. Кити.
– А я?
– Да. И ты пришел бы. – Я тихо засмеялся. – Я надеюсь.
Джед промолчал, и мой смех повис в воздухе, став неприятным и неестественным. Потом Джед покачал головой:
– Нет, Ричард, я имел в виду, что было бы, если бы здесь умирал я?
– Ты?
– Я.
– Ну… люди пришли бы тебя навестить.
– Правда?
– Конечно.
– Ты думаешь?
– Да.
– Но ведь я же здесь, Ричард. – Он наклонился ко мне, заслонив собой фонарь, и верхняя половина его тела оказалась в тени. Я тут же невольно отпрянул, не зная, как близко он от меня сейчас. Когда он шепотом заговорил, я решил, что он находится сантиметрах в пятнадцати или даже ближе. – Я сижу здесь, черт возьми, весь день и всю ночь. И никто не приходит меня проведать.
– Но ведь к тебе пришел я.
– И больше никто.
– Я… Мне жаль.
– Да. Мне тоже…
– Но…
– Конечно.
Через секунду-другую он уселся обратно, и мы переглянулись через испачканное кровью тело Христо. Потом Джед наклонил голову и начал рассеянно счищать с рук засохшую кровь.
– Джед, – тихо сказал я. – Окажи мне услугу.
– Да?
– Выйди на время из палатки. Я побуду здесь с Христо и…
Он махнул рукой, оборвав меня:
– По-моему, ты кое-чего не понимаешь.
– Тебе нужно…
– Я не хочу видеть там этих ублюдков.
– Тебе совсем не обязательно смотреть на них. Можешь сходить на пляж.
– Зачем? – спросил он. Голос стал очень ясным и уверенным. – Чтобы я выбросил все из головы? Привел мысли в порядок и не свихнулся?
– Да, если хочешь.
– И был таким же нормальным, как все?
– Это поможет тебе увидеть вещи в перспективе.
– Здесь ничем не помочь. Не важно, где я нахожусь. Я по-прежнему сижу в палатке. Я живу в этой палатке с тех пор, как очутился в лагере, так же, как и Христо. Так же, как Карл и Стен. Палатка. Открытое море. DMZ. Невидимый и не…
Я уловил, как у него на миг дрогнул голос. Я задержал дыхание, неожиданно панически испугавшись того, что он расплачется, но он, по-видимому, снова взял себя в руки и продолжал:
– Когда появились шведы, а Даффи пришел в ярость… и потом исчез… я решил, что все изменится… Когда он покинул лагерь, я подумал, что все изменится… Но он такой хитрый… Он вернулся… хитрец…
Голос Джеда перешел в неразличимый шепот. Потом Джед качнулся вперед и коснулся висков кончиками пальцев.
– Джед, – спросил я, помолчав, – что ты имел в виду, когда сказал, что он вернулся?
– Покончил с собой, – ответил он. – Вернулся.
Я нахмурился и смахнул с бровей пот. Он побежал вниз по лицу и обжег уголки рта.
– Ты видел его?
– Видел… да…
– Когда?
– В первый раз на Пхангане… Раньше, наверное, тоже.
– Ты видел Даффи на Пхангане?
– С твоими погибшими друзьями…
– С Зефом и Сэмми?
– Он дал им карту.
Я замялся:
– Джед, карту дал им я.
– Нет…
– Говорю тебе, что это я дал им карту. Я хорошо помню, как все произошло.
– Нет, Ричард. – Он отрицательно покачал головой. – Карту дал им Даффи.
– Ты хочешь сказать… У них уже была карта, когда я давал им свою?
– Я хочу сказать, что он дал им карту, когда дал ее тебе. – Джед снова сел прямо, при этом пол палатки натянулся, а фонарь опрокинулся. Падая, он на мгновение ослепил меня, а затем покатился и замер на месте, разрезая теперь темноту клинком света. – Он дал карту Этьену, – сказал Джед, снова осторожно установив фонарь. – А также Франсуазе, Зефу, Сэмми, немцам и всем остальным…
– Остальным?
– Тем, кого мы еще не видели. Тем, кто появится в следующем месяце или на следующей неделе, и тем, кто окажется здесь после них.
Я вздохнул:
– Тогда… ты видишь Даффи всякий раз, когда видишь меня.
– Раньше – не так часто… Но теперь да, – с грустью кивнул Джед. – Каждый раз, когда вижу тебя… Каждый раз…
Когда я улегся спать, первым в тот вечер, то слышал, как Багз и Кити вернулись с припасами для Тэта. Было множество радостных возгласов, когда в лагере увидели, что они привезли, а позже я слышал, как Кити звал меня. Потом к нему присоединилась Франсуаза. Я никому не отвечал: я лежал на спине, задрав майку на голову, и ждал, когда засну. К моему удивлению, долго ждать не пришлось.
Расчищенная площадка существовала всегда. По мере разрастания лагеря она увеличилась раза в два, но она существовала и тогда, когда деревья-ракеты еще были молодняком. Двести лет назад? Наверное, больше. Единственный известный мне способ определения возраста дерева – спилить его; впрочем, нетрудно себе представить, что эти деревья-ракеты насчитывают несколько веков.
