Кишка не может постоянно внедряться, она посылается вперед сокращениями собственной гладкой мускулатуры, то есть перистальтической волной, которая длится несколько минут. И все это время ребенок кричит. Как только сокращения ослабевают — боль стихает, ребенок успокаивается, начинает играть, смеяться, сосать соску и т. п. Но спустя 20–30 минут новая перистальтическая волна продолжает «загонять» кишку дальше, боли возобновляются с новой силой, и ребенок вновь начинает кричать. Боли идут схватками, и чем меньше временной промежуток между схватками, тем хуже прогноз. Присоединяется рвота, вздутие живота, перестают отходить газы, развивается кишечная непроходимость. Когда внедренная кишка отмирает, а вместе с ней и нервные окончания, боли притупляются, и в просвет кишки начинает пропотевать кровь из-за застоя кровеносных сосудов.
Вот именно кровь на своей перчатке я и обнаружил, когда мизинцем исследовал прямую кишку больного. «Характерный признак гангрены кишечника. Это же какие железные нервы надо иметь, чтоб больше суток слушать, как твой ребенок кричит? Причем не просто кричит, орет благим матом, да еще с завидной периодичностью из-за спастического характера болей». Я не удержался и спросил мамашу:
— А вас не тронуло, что ребенок ваш сутки напролет орал?
— Да нет, я и значение особого не придала, у него и раньше животик болел. Я уши заткнула, и все! Думаю, пускай себе кричит! А потом смотрю, и успокоился.
— Ну да, когда у него некроз кишечника начался, — холодно кивнул я.
— А что это такое — «некроз»? Я, простите, не медик, я бухгалтер.
— Некроз — это гангрена органа, омертвение.
— Ой, и что, мой мальчик может умереть?
— Может.
— А что же делать, вы можете его спасти?
— Попробуем.
Операция была сложной. Нам пришлось удалить правую половину толстой кишки и часть тонкой. Но послеоперационный период протекал гладко, ребенок поправился. У детей редко бывает «затяжное» выздоровление, они либо быстро поправляются, либо не выживают.
Хорошо, что в этом случае все закончилось благополучно. Материнская «любовь» стоила малышу половины кишечника.
Обычно в таких случаях нам удавалось обойтись без резекции, мы просто расправляли кишки, вытаскивали внедренный фрагмент, подшивали его к брюшине, чтобы больше не вворачивался, и все.
Довольно типичная травма у маленьких детей — вывих плечевого сустава. Причина довольно банальна: родители тянут раскапризничавшегося ребенка за руку, а чадо упирается:
— Не хочу! Не пойду!
— Нет, ты у меня пойдешь! — родитель продолжает тянуть руку.
Хрусть — и вывих, и спасибо, если без сопутствующего перелома.
Ну что тут скажешь? Тяжела родительская любовь!
И не поймешь, что здесь хуже — недостаток внимания или его избыток.
— Дмитрий Андреевич, помогите нам снять швы! — обратилась ко мне молодая хорошенькая женщина.
— Кому «вам»? — удивился я необычности просьбы.
— Моему мальчику, он на прошлой неделе порезал коленку, в соседнем районе ее зашили, теперь требуется снять швы.
— Ну мадам, при всем уважении к вам и вашей красоте я вряд ли смогу вам чем-то помочь.
— Но почему?
— Потому что я заведующий отделением, а не врач поликлиники. Идите на прием, там вам, то есть вашему мальчику, — снимут швы. Я другими делами занимаюсь.
— Простите, но мы уже были на приеме, и нас отправили к вам, сказали, что только вы имеете право разрешить наркоз.
— Наркоз? Для снятия швов? — Я не поверил собственным ушам. — Чтобы удалить несколько скользких шелковых ниток? А сколько лет вашему мальчику?
— Шестнадцать! Но мы хотели бы, чтоб вы под наркозом сняли.
— Что за ерунда! Взрослому парню наркоз, чтобы снять швы? Никогда ничего подобного еще не видел!
И я пошел вниз.
— Вольдемарыч, в чем дело? Ты что ко мне со всякой ерундой отправляешь? — набросился я на Минусинского. — Что думаешь, мне заняться больше нечем, кроме как швы под наркозом снимать?
— Шеф, ты не кипятись, но тут особый случай. Мы пробовали, не получается.
— Что значит не получается? Где ребенок? Сейчас будет вам мастер-класс, бездельники.
Пациент оказался довольно упитанным парнем, у которого уже начал пробиваться пушок над верхней губой.
— Проходи в перевязочную и показывай!
Мальчик продемонстрировал «страшную» рану на коленном суставе, длиной не более двух сантиметров, ушитую тремя стежками.
— Вы что, издеваетесь? — возмутился я. — Не можете снять три шва? Наркоз вам подавай!
— Шеф, не можем! — заключил Минусинский. — Всяко пробовали, не дает!
— Учитесь! — поучительно сказал я. — Мальчик, как тебя звать?
— Вова Бякин.
— Вот что, Вова, я сейчас возьму в руки вот эти ножницы и этот пинцет и аккуратненько срежу вот эти ниточки, больно не будет. Договорились, Вова?
— Да, договорились, только я боюсь.
— Все, сиди тихо и не дергайся, — проговорил я и склонился над ногой мальчика.
— А-а-а! — неожиданно заорал Вова и довольно чувствительно лягнул меня в живот.
— Так, а ну, кто тут есть, быстро навалились на этого Вову, и держим! — разозлившись, скомандовал я.
Все, кто был в тот момент в комнате — Минусинский, медсестра, санитарка, мама и папа мальчика, — пришли мне на помощь. Вова орал и выгибался так, как будто его хотели посадить на кол, а не снять каких-то злосчастных три нитки. Промучившись так минут пять, я дал отбой.
— Вова, ты что же так орешь и вырываешься? — устало обратился я к мальчугану. — Это же совсем не больно!
— Я боюсь! — отрезал Вова.
— Мама, а как вы швы ему умудрились наложить? Тоже под наркозом?
— Да, конечно! Он еще уколоть себя не дал, пришлось маску ему давать!
— Ну что, шеф, даешь добро на применение наркоза? — поинтересовался Вольдемарыч. — А то Иван меня не послушает.
— Даем, а куда деваться! Похоже, ваш мальчик станет единственным подростком, которому сняли швы с кожи под наркозом. Мы детям в два года без наркоза снимаем, и то они так себя не ведут. Вы что с ребенком сделали? Кого вы из него воспитали?
Швы мы, конечно, сняли, но ответа на свой вопрос я так и не получил.
От любви до ненависти — один шаг. Не все в работе хирурга протекает так гладко, как хотелось бы. Иногда бывают и конфликты с родственниками пациентов. Если близкие пациентов оказываются адекватными людьми, то обычно нам удается установить с ними контакт и минимизировать, а то и вовсе перекрыть поток исходящего от них негатива.
В идеале должен действовать принцип «не доверяешь этому врачу — лечись у другого», но теория зачастую расходится с практикой. Бывает, что пациенту больше не к кому обратиться. Бывает, что неприязнь возникает уже в процессе лечения. Все можно объяснить; но от того, что мы знаем причины разногласий, не легче ни нам, ни пациенту с его родственниками.
А врач не может отказаться от неприятного ему больного. У нас всегда прав покупатель, пешеход, пассажир и пациент. Вот он тебя материть будет, в лицо плевать, а прав он! А ты зубы сомкни, засунь свою гордость в задницу и помогай больному!
Меня вызвали в субботу рано утром, с кровати подняли, еще шести не было. У какого-то мужика, настолько вонючего, что при осмотре меня чуть не стошнило, палец гнил около месяца. Причем мужик оказался не местным: ехал мимо нас в город, решил проконсультироваться и зашел на «скорую», а мы же не можем больному в помощи отказать, он у нас всегда прав!
— Оперировать надо. Палец сгнил — пандактилит, — заключил я.
— Ну, так оперируй, только под наркозом! — скомандовал вонючка. — Только учти, под местной не дам!
— Так, а тебя никто и не собираться здесь оперировать, сейчас повязку наложу, и езжай дальше.
— Как так! — кричит мужик, распространяя волны такой удушающей вони, что у меня аж слезы выступили. — Ты обязан мне помочь!
— Так я и не отказываюсь. Перебинтую тебя, и поедешь в свою больницу по месту жительства. Месяц терпел, еще денек потерпишь, — объясняю.
— Ну, погоди, я сейчас! Не хочешь по-хорошему, поговорим по-другому! — предупредил страдалец и куда-то выскочил.
Вернулся он минут через пять, да не один, а в компании сурового дядьки с шеей и носом борца и пергидролевой блондинки неопределенного возраста.
— В чем дело? — с ходу начала блондинка. — Почему вы не хотите оказать помощь моему брату?
— Почему же не хочу? Хочу и помогу, — как можно мягче произнес я.
— Ты, лошара, а что ты нас в заблуждение вводишь? — обратилась она к брату. — Он тебя прооперирует.
— Нет, Вика, он сказал, что только повязку наложит, а операцию делать не будет! — завопил «лошара».
— Да? А почему? — повернула ко мне разрисованное лицо Вика.
— А потому, что жизни вашего брата ничто не угрожает. Первую помощь я окажу, а дальше лечитесь по месту жительства.
