— А потому, что жизни вашего брата ничто не угрожает. Первую помощь я окажу, а дальше лечитесь по месту жительства.
— Я не понял, лепила, ты че тут из себя строишь? Король местный? — неожиданно открыл рот человек с бычьей шеей, и я поморщился: у него изо рта тоже пованивало.
— А можно без амикошонства? — спокойно спросил я.
— Чего ты сказал? Я не понял!
— Без панибратства, — пояснил я.
— Сколько вы хотите за операцию? — спросила женщина.
— Я не буду оперировать вашего брата ни за деньги, ни за спасибо.
— А так? — спросил Сломанный Нос и, отодвинув полу пиджака, продемонстрировал пистолет «ТТ», тяжелым грузом висевший в наплечной кобуре под правой подмышкой.
— А так я милицию вызову.
— Ты че, не понял, штоле? — злобно просипел Обладатель Пистолета.
— Это ты, по-моему, ничего не понял! — взорвался я. — Ты что, боевиков обсмотрелся? Решил, что покажешь мне пистолет, и я тут же описаюсь от страха и побегу оперировать вашего вонючку? А помнишь, в боевиках еще говорят: «Это мой город!» Ты до переезда не успеешь доехать, как тебя схватят, уткнут мордой в асфальт, а твой «ТТ» тебе в одно место засунут! Ну что, попробуем, ковбой?
— Ты сегодня здесь последний день работаешь, усек, лепила? — прошипел «ковбой».
— Отлично, ты пятьсот первый.
— То есть?
— Пятьсот первый, кто мне это обещает за те шесть лет, что я тут работаю. Пятисотый, юбилейный, вчера был. Ты опоздал.
— Ладно, прекратите этот цирк! — вмешалась блондинка. — Вы намерены оперировать моего брата?
— Мадам, если б он хотя бы помылся, прежде чем врача посетить, я бы еще и подумал, а так, извините, только повязка, но с хорошим лекарством.
— Так все, собрались и в машину, оба! — рявкнула на своих спутников женщина. — Мы уезжаем, а у вас, надеюсь, хватит ума промолчать, что он вам пистолетом угрожал?
Я только усмехнулся.
Невозможно разработать алгоритм поведения для всех неприятных ситуаций. Приходится соображать по ходу дела.
Операция по поводу острого аппендицита у двенадцатилетней Алены прошла без особенностей. Но когда девочку перенесли в палату, я остолбенел: все небольшое помещение было заполнено людьми.
— А вы все кто? — только и спросил я.
— Мы все родственники Алены Воробьевой, которую вы только прооперировали, — пояснила молодая женщина в домашнем халате. — Как прошла операция? Я мама девочки.
— Да, все хорошо, скоро отойдет от наркоза и проснется. Но отчего вас так много? И почему вы в халате?
— Потому что я остаюсь с девочкой, а это бабушка с дедушкой, тети, дяди, еще папа подойдет.
— Послушайте, а кто вас сюда всех пустил? Это же хирургия!
— Я бабушка Алены, — представилась дама в возрасте. — Мы все пришли навестить ребенка после операции, а я и мама хотим остаться!
— Зачем?
— Как — зачем? Чтобы ухаживать!
— Она не нуждается в таком тщательном уходе. Завтра уже мы начнем ее поднимать и поить, послезавтра — кормить. Зачем тут всем толкаться? Вы же видите, здесь маленькая четырехместная палата, все места заняты, помещение плохо проветривается. Дышать и так нечем, а вы у больных последний кислород будете отбирать.
Родственники неодобрительно загудели.
— Доктор, а можно вас на минуточку? — попросила мама Алены. — Там муж пришел, он хочет с вами поговорить.
— Дмитрий Андреевич, я вас очень прошу разрешить маме и бабушке остаться с Аленой в палате, — попросил высокий седой человек в форме полковника авиации.
— Товарищ полковник, я, кажется, уже вам объяснил, что не надо создавать толпу, это плохо отражается на послеоперационном периоде.
— Но она же еще маленькая, ребенок, в конце концов! — возразил папа-офицер.
Мимо нас прошел маленький мальчик.
— Вот смотрите! — указал я на малыша. — Ему шесть лет, оперирован вчера, тоже по поводу аппендицита. Лежит один, и все нормально. Бок, конечно, поднывает, но парень не стонет, не плачет, сам ходит, и в туалет тоже. Если ему не нужно сопровождение, то зачем это вашей дочери?
— Ну, он, наверное, из асоциальной семьи? — спросила Аленина мама.
— Да, к сожалению. Мама с папой пьют, ребенка привела соседка, еще немного, и начался бы перитонит.
— Какой ужас! Но я знаю, на таких детях все заживает… — она замялась, явно стесняясь сказать «как на собаках», — очень быстро и легко. А наша девочка — другая.
— Ну, слушайте, вы взрослые люди, а я вам как малым детям должен прописные истины объяснять! Ну, не положено с большими детьми родственникам находиться! До семи лет, пожалуйста, и то на одной кровати!
— Просто ваш ребенок никогда не лежал в больнице, раз вы так себя ведете! — заявил полковник.
— А вот это вы зря! Я свою дочь, к вашему сведению, сам оперировал по поводу острого флегмонозного аппендицита, когда ей было всего четыре. Так что мне ваши чувства прекрасно известны, и не надо меня упрекать в черствости.
— Извините, Дмитрий Андреевич, мы не знали, — за всех ответила мама. — Ну разрешите хотя бы мне побыть с дочкой.
Сорок минут я убеждал родителей, что мы заботимся о пациентах. В конечном итоге мама легла рядом с девочкой, вцепилась в кровать и объявила:
— Можете меня на куски резать, но я с места не тронусь!
— Черт с вами, оставайтесь, — решил я. — Поставьте себе раскладушку рядом с кроватью.
Алена поправилась, через семь дней я снял ей швы и выписал домой, а родители написали на меня жалобу на трех листах формата А4. Меня потом долго тягали по разным комиссиям и в конечном итоге влепили выговор.
А если бы я разрешил остаться всем родственникам — неужто похвалили бы? А?
Наше начальство — особенно то, которое выполняет чисто административные функции, а скальпеля сто лет в руках не держало, — считает так: если на врача пожаловались — его надо наказать. Даже если он и не виновен. Так, на всякий случай. Выговор через полгода автоматически снимается, если к этому времени не получен новый, и в трудовую книжку не заносится. Можно сказать, это простая формальность, но все равно неприятно.
Получается, что любой недовольный мной обыватель может «накатать телегу», и меня обязаны будут наказать в административном порядке. Кроме административной ответственности есть еще уголовная, но под нее — тьфу-тьфу-тьфу! — я еще не попадал. А вот рублем меня как-то раз наказали!
Незадолго до Нового года обратился ко мне местный наркоман Федя Быков. У Феди вскочил на спине приличных размеров гнойник-карбункул. Необходимо было дать наркоз, чтобы отчистить гной, иссечь некротические ткани, выполнить качественную ревизию. Средства для масочного наркоза закончились, мы решили дать внутривенный, а вен не нашли! Все вены у наркомана Быкова были «сожжены» самодельными наркотиками.
Решили катетеризировать подключичную вену, а Федя и говорит:
— Начальник, у меня есть одна вена припрятанная, если обещаете клевый приход от наркоза, я вам ее покажу.
— Нормально все будет, показывай, — попросил Иван.
— Нате! — расщедрился наркоман и размотал повязку на правой голени. — Только давайте, я сам уколю, а то вы мне последнюю вену запорете.
Мы немного посовещались и дали ему шприц с препаратом для наркоза — такой тоненькой была последняя «живая» вена. Федя привычно накинул и затянул жгут на ноге, похлопал пальцем по вене — раз! И игла «ушла» в просвет сосуда.
— Давай сюда! — произнесла анестезист, расслабляя жгут и забирая из рук Быкова шприц.
— Осторожно, не пропори вену! — предупредил «торчок».
Дозу пришлось ввести огромную: сказывалось привыкание; то от чего обыкновенный человек давно бы заснул, Федю только повеселило, пришлось добавлять.
Гнойник поразил подлежащие ткани, но неглубоко, сложных затеков не выявил, поэтому особых трудностей при операции не возникло.
Заживала рана нормально. Федя систематически «нырял» на улицу, где его постоянно ждали какие-то подозрительные личности. Похоже, друзья-наркоманы «угощали» его дозой.
В канун Нового года рана Быкова полностью зажила, и 31 декабря он покинул наше отделение.
Тогда у нас уже официально утвердили новогодние каникулы. Вся страна шалела от безделья первые дни нового года. Под конец этих каникул Федю доставили в терапевтическое отделение с подозрением на двухстороннюю пневмонию.
Нашли его родственники. Быков в одной рубашке валялся на снегу рядом с домом. Его занесли в тепло, он оттаял и стал кашлять, температура повысилась до 40 градусов. Через два дня вызвали «скорую», фельдшер, выслушав легкие, заподозрила пневмонию и предложила госпитализацию. Быков категорически отказался. За следующие двое суток ему еще три раза вызывали «скорую», и лишь на пятый раз Федя согласился на госпитализацию.
Не проведя в терапии и суток, он скончался. На вскрытии патологоанатомы обнаружили двухстороннюю гнойную сливную пневмонию, от чего, собственно говоря, Федя и преставился. Но причиной пневмонии врач, делавший вскрытие, указал… карбункул! По его мнению, именно гнойник спровоцировал сепсис (заражение крови), который привел к гнойной пневмонии, доконавшей несчастного.
