Как потом выяснилось я "висел": майор, "автор" моего "краткосрочного отпуска", во времена моего пребывания в объятиях школьной подруги, решил так:
"если этот сукин сын не появится в ближайшие три дня — подаём заявку на его розыск с формулировкой" "дезертир"! Какой срок я бы мог схлопотать по статье "дезертирство из рядов вооружённых сил"?
Нюх, нюх собаки вырвал меня из объятий школьной подруги и отправил продолжать "отдачу воинского долга"! Или все наши, земные разговоры о "нюхе" — ерунда? Что-то другое нами управляет? Или КТО-ТО?
И потекли "губные" дни! "Губа" не пустовала, "ротация" шла непрерывно. И интерес: "кто и когда окажется в сокамерниках" был главным в жизни обитателей "губы"
На третий день в "камеру" "подсели" двоих и "отбывание наказания" пошло веселее. Но не для меня: один из новичков, еврей из Одессы, пройдя "курс адаптации" после сытного обеда принялся нудно и с частыми сбоями рассказывать куски из книг А. Дюма "Три мушкетёра".
В начале его "выступления" появилось желание поправлять и "возвращать в русло повествования", "наставить на путь истинный", но почему-то не сделал. Молчал и думал:
"Когда надоест путаться в событиях и героях книги — сам замолчишь! Зачем поправлять и портить человеку роль "большого сочинителя"? Если "продукцию" кто-то и с удовольствием "потребляет", то не следует портить "аппетит"!Ты знаешь, откуда взяты рассказы? Знаешь! Вот и помалкивай! Испытываешь удовольствие от моментов, когда рассказчик путается в бессмертных творениях Дюма "отца и сына"? Есть такое! Довольствуйся малым"!
Первыми пропитанием обеспечивались "страдальцы" "губы". Даже если на "губе" сидело трое "узников", то армейскую посудину для пищи с названием "бачок" для десятерых обычных солдат, "страдальцам" повара отправляли полным! С толстым слоем жира! С мясом! Такое внимание к "заключённым" объяснилось просто: частыми "гостями" "узилища Иродова" были сами повара. За пьянку. У армейских "кормильцев" возможностей "приложиться к чаше" было больше, чем у лесорубов. Таёжники, в отличие от поваров, не "сидели" на продуктах питания, их кубометры древесины не находили сбыта в тайге. Их была "съедобной" для других и в другом месте.
Удивительное дело: повара "на губе" не грустили и "наказание" принимали с радостью: "губа" — какой-никакой, а всё же отдых. И чего им было грустить? Такой "страдалец" знал, что его "тюремные" муки дольше суток не продлятся. Часто бывало и так, что "срок наказания" у работников "пищеблока" длился не дольше половины суток.
Я "страдал" пятые сутки! Это много… Считай, что "пожизненная" каторга! В самом деле, до чего всё же гнусное занятие: сидеть без дела! Даже сучки рубить — и то лучше, чем валяться в соломе, как свинья! Оно, конечно, проваляться в соломе три дня и всё три дня и ночи спать до опухолей на лице — куда ни шло, но дальнейшее безделье превращается в муку!
На седьмые сутки "мучения" мои не иначе, как на уровне душ, были приняты командиром батальона и меня выгнали с "губы". Зачем вообще нужно было сажать? Для знакомства с "губой"? Для подтверждения армейской уверенности "кто на губе не сидел — тот не служил"? Или чтобы исполнился закон "всякое преступление не должно остаться безнаказанным"? А разве сама "жизнь" в тайге не была наказанием?
Выход "из узилища Иродова" был скучным, без торжественных речей, цветов и оркестра. Скука, но пообедать я успел.
Какой месяц был? Не помню, но приблизительное время года могу оценить: что-то в районе мая. Почему май? Да потому, что май в Архангельской губернии просил топить печь, коя "зеркалом" выходила в камеру, но по "гуманным" соображениям всё же была огорожена от кладки решёткой из арматурной стали. Чтобы заключённый не мог прислониться спиной к "матери-печи"…
Раз в сутки печь топили конвоиры "губы". Святая обязанность готовить дрова для печи, разумеется, лежала на "узниках".
Печь, огороженная решёткой, не даёт покоя:
"Ну, почему бы не дать арестантам прижаться к "матери" и погреться? Единственная радость проштрафившегося "зека"! — так нет вам, страдайте по "полной программе"!
"Гневлив — да отходчив"! — так могу сказать о командире батальона. Мог "своей властью" меня по стенке говном размазать за слабоумие? Мог! Не размазал? Нет!
Спасибо тебе, офицер! Прости меня из своего "близкого" мира, но я твоего воинского звания не помню! Да и зачем оно нам сегодня, правда?
Двадцать километров до "родного воинского соединения" проделал на попутном лесовозе марки "ЗИС 5".
Эй, старая "сапёрная гвардия", кто помнит этих "ишаков" автомобильного мира?
Простых и выносливых? Надёжных и несокрушимых автомобилей, как и сама армия? О которой мы пели способом с названием "кто в — лес, кто — по дрова"? Орали о том, что она "несокрушимая и легендарная"? На плацу между казармой-бараком и столовой-бараком? Там всего сто метров пути было? Одетые сержанты водили раздетыми на плацу и желали услышать от нас пару куплетов о "несокрушимой"?
"Укрепление боеспособности воинского соединения" надрывом голосовых связок военнослужащих совершалось в "центре", а в НАШЕЙ рабочей глухомани такое издевательство никто бы не принял.
Туда и ехал. Радовался! Как-то совсем незаметно кончились двадцать километров лежнёвки и, вот они, родные и привычные бараки! Вечные мои бараки! Бесконечные бараки! Неотличимые от польских бараков 43 года, но теперь уже советские бараки! "Родные в доску"!
Доложился ротному:
— Рядовой такой-то после отбытия наказания… — как-то идиотски звучали мои слова. Сплошные "доклады"! Недавно один такой мой "доклад" окончился "губой" длительностью в неделю… Интересно, каким будет финал "доклада" у ротного?
— Понятно, продолжать не нужно. В курсе. Найди… — и ротный назвал фамилию бригадира вальщиков — и скажи, что к нему в сучкорубы направлен. Не хотел быть специалистом — сучки руби! Свободен! — виноват, сказать нечего, ничего иного не оставалось делать, как чётко исполнить команду "кру-гом!" и отправиться на поиски бригадира.
Май, май плыл над архангельской тайгой! Лесорубы пришли с делянки, а солнце висело ещё высоко! Явлению немного удивился: "а чего это они так рано с работы пришли!?" — э, так ведь это север! Весной в этих краях световой день дольше длится! Вот она, география! Удивительно! Почему я, дурень, был в своё время невнимателен на уроках географички!? "Географичка", святая женщина! рассказывала нам ПРАВДУ, и сейчас эту правду вижу своими глазами! Прости меня, милая…
Нашёл бригадира. Чего было искать? Отдыхал человек, но когда сказал ему, что буду в его бригаде сучки рубить — он удивился:
— Во как! Вчерась электриком был, почитай "царь и бог" на делянке, а сегодня — "сучкоруб"! Ты сучки-то когда-нибудь рубил?
— Никогда — соврал в надежде получить от бригадира сострадание хотя бы в сучках.
— Топор-то держать умеешь?
— Да так… Плохо… Отвёрткой и пассатижами лучше получается — честное признание в неспособности держать топор могло обернуться для меня иной работой в бригаде, но иных работ не было. Нет, была ещё одна работа: "чекеровщик".
Лесорубы! Заготовители! Вы знаете, что такое "чекеровка": это когда коротким тросом с вплетённым в один конец кольцом, "удавкой" обхватывают конец сваленной лесины и трелёвочный трактор затаскивает длинным тросом ствол на площадку с наклоном, что на "спине" трактора.
А потом бригадир показывал, как нужно насадить топор на топорище. Чтобы "железка" сидела "намертво" и не собиралась сваливаться с "топорища" после миллиона удалённых сучков.
И точили топор. Правильное название процесса заострения лезвия топора: "правка". Термин, как и для бритвы. Правкой топоров лесорубы занимались на большом, широком, тяжёлом мелкозернистом камне, наполовину сидевшем в деревянном корыте с водой. К камню была приделана большая железная ручка: "привод". Камень крутил я, бригадир — правил лезвие. У меня — "вторая роль". Но и во "вторых ролях" содержится польза: видел и запоминал, под каким углом к камню нужно "править" лезвие. "Посвящение" в сучкорубы происходило буднично, без торжеств:
— Ничего, всяко бывает — бригадир был с Урала, а уральские мужики последнюю букву во "всякоЕ" не договаривают. До призыва работал в леспромхозе и "лесную" работу знал хорошо.
— Ты дерево промеж ног пропускай, окорячь его и работай топором справа-налево. Да не лупи со всей мочи! Сколько ударов на один малый сучок положил? Три? А нужен один. Смотри — и бригадир как-то быстро и "аппетитно" избавил ствол ёлки от ненужных ей ветвей — На каждый сучок — своя сила удара. А так махать — к обеду дух из тебя выйдет! — откуда столько доброжелательности у простого вальщика? На кой ляд я был ему нужен? Был вчера "наверху", в армейской "элите", сегодня "свалился" — ну и живи, как получится! Что с тебя взять, какая от тебя, павшего, польза!? Так нет, учил мягко и не обидно! Будь здоров, бригадир!
