— Джонатан, — громко укоризненно говорит она, — не стоило доверять мне эту штуку. Вечно они взрываются без предупреждения.
Леди Тредголд перемещает испепеляющий взгляд со Стар на Джонатана. Затем снова на Стар. Ее не так легко сбить с толку. Изумляясь тому, что хитрость не сработала, Стар снова хватает бутылку. Затем хватает пальто, хватает Джонатана и направляется к двери. Будь Джонатан чуть более разворотлив, им удалось бы сбежать, но… Он не вполне понимает, что происходит, и, пока они пытаются поймать такси, на крыльце возникает Селвин. Стар запускает в него туфлей.
— Катись! — выкрикивает она. — Идиот…
Селвин в ярости.
— Господи, ну зачем ты это сделала? Ты же видела… Это был мой звездный час! У меня был свой собственный succés de scandale[190], но ты вылезла вперед! Теперь все будут говорить о тебе. О тебе, о тебе! Сука!
Джонатан делает шаг вперед:
— Не смей так говорить с ней!
— Как хочу, так и говорю.
— Я требую извинений.
— Больше ничего?
Джонатан бросает быстрый взгляд на Стар. Не обращая на них внимания, она стоит на дороге и машет оставшейся туфлей проезжающим машинам. Когда он поворачивается обратно, Селвин ухмыляется:
— Боюсь, она тебя разочарует. И скоро…
— Что ты имеешь в виду?
— Заткнись, Селвин! — кричит Стар. Такси прижимается к тротуару. — Какая же ты свинья, — говорит она и забирается в машину. Джонатан собирается сделать то же самое.
— Давай, — говорит Селвин. — Беги за ней. Она тебе наобещает чего хочешь, но не даст и притронуться к себе.
— Ты… — говорит Стар и снова вылезает из машины. — Ты…
— Не смей с ней так говорить! — тупо повторяет Джонатан.
— Не радуйся понапрасну, Бриджмен. Она фригидна. Она не даст тебе…
— Свинья! — вопит Стар.
— Даже пощупать. Такая… старомодная. Ты ей и руку-то не засунешь…
— Свинья!
— Сука!
— Свинья!
— Селвин Артур Тредголд, сию же секунду войди в дом!
На лице немолодой леди — стыд за сына, который бранится на улице, как член тред-юниона. Он придал лицу леди Тредголд фиолетовый оттенок, кое-где выходящий за пределы оптического спектра. Она монументальна и несокрушима. Плечи Селвина поникают.
— Хорошо, мама.
Пользуясь моментом, Стар и Джонатан ныряют в такси и кричат водителю, чтобы тот ехал как можно быстрее. Почувствовав себя в безопасности, они принимаются хохотать от облегчения. Стар целует его в щеку:
— Ну, в самом деле, Джонатан, прямо никуда с тобой не пойдешь.
Его сердце взлетает к крыше салона.
После этого они видятся почти каждый день. Стар приезжает погостить к отцу в Оксфорд, говоря, что устала от Лондона. По словам Левина, Лондон от нее тоже слегка подустал. История с Тредголдами — лишь последний эпизод в серии аналогичных происшествий. Лондонские люди искусства в действительности недолюбливают богемность — разве только ее демонстрируют иностранцы. «Знаешь, Джонни, — говорит ему Левин, — мне кажется, эта девушка не для тебя. Посмотри, что она сделала с бедным Треддерсом. Он совершенно не способен работать. Ты — человек солидный. Забудь об Астарте Чэпел. Я согласен, в ней что-то есть, но в конце концов ее увезет какой-нибудь иностранец. Попомни мои слова». Джонатан просит Левина не совать свой нос в чужие дела. Они расстаются в обиде друг на друга.
Потому что Стар — это и есть самая подходящая для него девушка. Ему впервые кажется, что и она сейчас думает так же. Он помогает ей с покупками на Корнмаркете, и в награду ему достаются завистливые взгляды прохожих. Стоя в очереди за билетами в кинематограф на Джордж-стрит, она позволяет держать себя за руку. Они целуются на галерке. На день рождения она дарит ему пару эмалевых запонок в форме крохотных негритянских джазистов — саксофониста и трубача.
Это очень важный день. Ему исполнился двадцать один год. Он достиг совершеннолетия. Мистер Спэвин в последний раз пытается убедить его заняться юриспруденцией, но вынужден признать, что проиграл. Затем он передает Джонатану унаследованный капитал — несколько сотен фунтов. Пожимая ему руку, Джонатан прячет глаза; он испытывает неожиданное чувство вины перед другим Бриджменом, безымянным бомбейским мертвецом.
Но ко времени возвращения в Оксфорд оно полностью испаряется, и он устраивает ужин в отдельном кабинете отеля «Рэндолф». Астарта здесь — почетный гость. В окружении восхищенных студентов она искрится так, будто это ее день рождения. Потом Джонатан нетрезво провожает ее домой и по пути затягивает в удобную тень. Поначалу она отбивается от поцелуев, а под конец, раскрасневшись и тяжело дыша, отводит его руку. Однако на его долю выпадает некий временной промежуток, которому крайне позавидовал бы Селвин Тредголд.
В этом триместре Джонатан — герой-победитель. В долгие послеобеденные часы, вместо того чтобы готовиться к заключительным экзаменам, он любуется тем, как время и пространство вышивают для него картины; видит своеобразно украшенные интерьеры и Астарту Чэпел рядом, гордую, как всегда, но как будто присмиревшую. Он стал лучше спать. Когда Чэпелы приглашают его погостить на Рождество, он считает это добрым знаком.
________________
В деревенской церкви он произносит слова рождественских песенок и чувствует сладость лучшего профессорского портвейна на губах. «Мы, три волхва…»[191] Свечи, витражи, а снаружи — бодрящий котсуолдский[192] Сочельник. Впереди еще три дня рая, вокруг лежит снег, хрустящий и ровный. «О, чудесная звезда!..» Стар идет рядом с ним по дорожке между изгородей, и он чувствует тепло ее руки через сырую рукавицу. После того как профессор уснул, они отворили дверь в темноту лодочного сарая, затопили печку и сидят, слушая, как снаружи журчит река. Пальто распахнуты, пуговицы расстегнуты, слои шерсти и хлопка раздвинуты в поисках теплой плоти. Ее рука проскальзывает к нему в брюки, а он задирает до талии ее нижнюю юбку, беспорядочно целуя — скулы, горло, ухо. Вскоре она тесно прижимается к нему, стискивает его бедра своими, стонет и извивается. «Да, — всхлипывает она, когда кончики пальцев Джонатана забираются глубже, — да, сделай это со мной, съешь мой пирожок с вареньем!»[193] Он уткнулся лицом ей в грудь и не слышит ничего, кроме стука крови в ушах. Ее ритм замедляется. «Не останавливайся». Он продолжает. Она вновь стонет. «Пожалуйста, не останавливайся». Он продолжает, поглядывая вверх, на ее лицо, мерцающее алым и золотым в неярком свете. Ее глаза крепко зажмурены. Так, будто она не с ним… Ему не хватает времени на то, чтобы додумать эту мысль, потому что внезапно глаза Стар распахиваются, и она застывает в его объятиях. «О господи, — говорит она. — Это отец». Так оно и есть: Чэпел идет по саду, выкрикивая их имена, и его голос становится все ближе.
Спустя несколько секунд, полностью одетые, они успевают пройти половину дороги к дому. На лицах — образчики ангельской невинности. Профессор как будто не замечает ничего необычного.
— Ах, вот ты где, Астарта. Что это вы делали в сарае? Боюсь, мне придется позаимствовать у тебя мистера Бриджмена. Мне нужно с ним кое-что обсудить.
— Я думала, папа, ты уже спишь.
— Я и спал. А сейчас пришло время для дел. Пойдем, мальчик мой.
Джонатан проходит в кабинет. Профессор шагает взад-вперед с измученным лицом. В последнее время ему едва удается вздремнуть. Положение дел в мире ухудшилось, мир снова наполнен цепочками сходства и бессмыслицы смысла. Сев за стол, он тут же попадает в водоворот ассоциаций. Джонатан озадаченно смотрит, как профессор, бормоча что-то себе под нос, заставляет вертеться старый деревянный глобус в углу, ворошит угли кочергой и торопливо, почти виновато, плюхается в кресло. Еще минуту-другую он переставляет предметы на столе, выстраивая их в ряды и затем возвращая на прежние места. Потом он поднимает глаза и прижимает пальцы к вискам:
— Так, на чем я остановился?
— Я не знаю, сэр.
Чэпел хмурится:
— У вас ширинка расстегнута.
Густо покраснев, Джонатан застегивается.
На лице Чэпела недовольство.
— Я много думал, Бриджмен. Я считаю вас в наивысшей степени умным и восприимчивым молодым человеком.
— Благодарю вас, сэр.
— Кроме того, вы близкий человек. Не только для меня, но и для моей дочери.
Сердце Джонатана начинает стучать. О чем он собирается говорить — о его намерениях в отношении Стар?
— Вы лучше других понимаете смысл моей работы…
— Да, сэр?
— Бриджмен, пришло время совершить очередное путешествие в Фоцеландию. Я хотел бы отправиться по окончании летнего триместра. Экспедиция будет долгой и затянется до следующего года. Я хочу, чтобы вы стали моим ассистентом.
— Вашим ассистентом?
— Вот именно. Если, конечно, Астарта вас отпустит.
